Всесожжение, стр. 13

Он скользил рукой по спинке моего стула, и мы вместе читали меню. Он наклонился достаточно близко, чтобы его волосы касались моей щеки. Запах его духов…ах, простите, одеколона!.. ласкал мне кожу. И если то, чем пахло от Жан-Клода, было одеколоном, то «Brut» можно было считать просто аэрозолем от тараканов.

Я чуть отодвинула голову от ласки его волос, отчасти потому, что ощущение его так близко было единственной мыслью, которая меня занимала. Возможно, если я приму его приглашение жить с ним в Цирке, часть этого наваждения рассеется. Но я в рекордные сроки сняла целый дом посреди пустого пространства, так, что соседей бы никто не пристрелил – одна из причин, почему я переехала из своей последней квартиры.

Я терпеть не могла дома. Я не тот тип девушки.

Кружевная окантовка его пиджака царапала мои обнаженные плечи. Он положил руку мне на плечо, поглаживая кожу самыми кончиками пальцев. Его нога коснулась моего бедра, и я вдруг поняла, что ни черта не слышала из того, что он говорил. Я смутилась.

Он замолчал и посмотрел на меня, пристально вглядываясь своими необычайными глазами.

– Я объяснял тебе мой выбор меню. Ты что-нибудь расслышала?

Я покачала головой.

– Прости.

Он рассмеялся, и по моей коже словно пробежало его дыхание, теплое и скользящее вглубь тела. Это были вампирские штучки, но низкого порядка, и они стали для нас прелюдией, когда мы были на людях. Наедине мы проделывали штучки совсем другого толка.

Он прошептал, наклонившись к моей щеке:

– Не извиняйся, ma petite. Ты знаешь, что мне доставляет удовольствие, если ты находишь меня… пьянящим.

Он снова рассмеялся, и я оттолкнула его от себя.

– Иди на свою сторону стола. Ты был здесь достаточно долго, чтобы выбрать, чего хочешь.

Он покорно передвинул стул на свое место.

– У меня уже есть, что я хочу, ma petite.

Мне пришлось опустить глаза и не встречаться с ним взглядом. Жар заливал мне шею и лицо, а я не могла ничего поделать.

– А если ты имеешь в виду, что я хочу на ужин – это другой вопрос, – сказал он.

– Ты просто заноза в заднице, – сказала я.

– И во многих других местах, – сказал он.

Я не думала, что смогу покраснеть еще больше. Оказывается, я ошибалась.

– Прекрати.

– Мне нравится думать, что я могу вогнать тебя в краску. Это очаровательно.

Его тон заставил меня улыбнуться.

– Это не платье, чтобы быть очаровательным. Я бы предпочла – сексуально и утонченно.

– Разве ты не можешь быть такой же очаровательной, как сексуальной и утонченной? Неужели есть какое-нибудь правило, которое запрещает соответствовать всем трем определениям?

– Ловко, очень ловко, – сказала я.

Он распахнул глаза, стараясь казаться невинным и побежденным. В нем было много всякого, но невинность туда не входила.

– Ладно, давай договариваться на счет ужина, – сказала я.

– Ты так говоришь, как будто это бремя.

Я вздохнула.

– До того, как ты появился, я считала пищу чем-то, что ешь, чтобы не умереть. Я никогда не была так очарована едой, как ты. Для тебя это почти фетиш.

– Вряд ли фетиш, ma petite.

– Ну, тогда хобби.

Он кивнул.

– Пожалуй.

– Так что говори, что тебе хочется из меню, и будем договариваться.

– Все, что нужно – чтобы ты просто попробовала все, что заказано. Тебе не обязательно все это съедать.

– Нет уж! Никаких «попробовала»! Я набрала вес. А я никогда не толстела.

– Прибавилось всего четыре фунта, как мне сказали. И хотя я усердно ищу эти призрачные четыре фунта, но нигде не могу их найти. Теперь ты весишь ровно сто десять фунтов, так?

– Правильно.

– О, ma petite, ты становишься гигантом.

Я посмотрела на него, и взгляд был совсем не дружелюбным.

– Никогда не шути с женщиной о ее весе, Жан-Клод. По крайней мере, не с американкой двадцатого века.

Он широко развел руки.

– Мои глубочайшие извинения.

– Когда извиняешься, постарайся не улыбаться так широко. Это портит весь эффект, – сказала я.

Он улыбнулся еще шире, пока не показались самые кончики клыков.

– Постараюсь запомнить это на будущее.

Вернулся официант с моими напитками.

– Хотели бы вы заказать, или вам нужно еще несколько минут?

Жан-Клод взглянул на меня.

– Несколько минут.

Мы приступили к переговорам.

Через двадцать минут у меня закончилась кола, и мы определились с тем, что мы хотим. С ручкой наготове и надеждой в глазах вернулся официант.

Я победила в части аперитива, так что его мы не заказали. Отказавшись от салата, я позволила ему заказать суп. Луковый суп-пюре был не таким уж большим испытанием. И мы оба захотели бифштекс.

– Только небольшой, – сказала я официанту.

– Как бы вы хотели, чтобы его приготовили?

– Половину – прожаренным, половину – с кровью.

Официант моргнул и переспросил:

– Простите, мадам?

– В куске где-то унций восемь, правильно?

Он кивнул.

– Так разрежьте кусок пополам, и сделайте один кусок прожаренным, и другой – с кровью.

Официант нахмурился.

– Не думаю, что мы можем так сделать.

– За такую цену вы должны приносить корову и прямо тут на столе проводить ритуальное жертвоприношение.

Просто сделайте так, – и я протянула ему меню. Он его взял.

Все еще хмурясь, официант повернулся к Жан-Клоду.

– А вы, сэр?

Жан-Клод одарил его легкой улыбкой.

– Я не буду сегодня заказывать.

– Не хотели бы вы тогда вина, сэр?

Он никогда бы не упустил возможность съязвить.

– Я не пью… вина.

Я как раз отпивала колу, закашлялась, и разлила ее по всей скатерти. Официант засуетился – разве что не похлопал меня по спине. Жан-Клод рассмеялся так, что в уголках его глаз выступили слезы. Трудно было сказать наверняка при таком освещении, но я знала, что слезы были с оттенком красного. Знала, что на белоснежной салфетке остались розовые пятнышки после того, как он промокнул ей глаза. Официант удалился, так и не поняв, в чем шутка. Глядя через стол на улыбающегося вампира, я размышляла – поняла ли ее я, или сама была предметом шутки. Бывали вечера, когда я не знала, когда осыплется земля в могиле. Но когда он протянул мне через стол руку, я приняла ее. Определенно, предмет шутки.

Глава 8

В качестве десерта выступала малиново-шоколадная запеканка. Тройная угроза любой диете. По правде говоря, я любила обычные запеканки. Фрукты и ягоды, не считая клубники, и шоколад просто извращали чистый и воздушный творожный вкус. Но Жан-Клоду нравился такой вариант, и десерт у нас шел вместо вина, которое я упорно отказывалась заказывать к ужину. Я не переносила одного вкуса алкоголя. Так что Жан-Клод имел полное право на десерт. Кроме того, в этом ресторане не подавали обычных запеканок.

Наверное, слишком безыскусно для них.

Я съела всю запеканку, собрала с тарелки шоколад, но оставила его. Я была сыта. Жан-Клод поставил руку на скатерть, оперся щекой на нее и закрыл глаза, чуть не теряя сознание от желания смаковать последние намеки вкуса. Он моргнул, словно выходя из транса. Все еще опираясь на руку, он сказал:

– У тебя еще осталось немножко взбитых сливок, ma petite.

– Я сыта, – сказала я.

– Это настоящие взбитые сливки. Они тают на языке и скользят по небу.

Я покачала головой.

– Я все! Если съем еще что-нибудь, мне точно станет плохо.

Он тяжко и долго вздохнул, и сел прямо.

– Бывают ночи, когда ты приводишь меня в отчаянье, ma petit.

Я улыбнулась.

– Забавно, иногда я думаю про тебя так же.

Он наклонил голову в полу-поклоне.

– Touche, ma petite, touche!

Он посмотрел мне за плечо и вдруг замер. Улыбка не сошла с его лица. Она была безупречной. Его лицо превратилось в пустую непроницаемую маску. И даже не оборачиваясь, я знала, что позади был кто-то, кто смог его испугать.