Сны инкуба, стр. 169

— Я думал, что вот этот — ваш бойфренд.

— Так и есть.

— Тогда это кто такой? — спросил он, ткнув большим пальцем в сторону Натэниела.

Натэниел разговаривал с последним помощником шерифа. Ему, кажется, было легче, чем Мике или мне. То ли помощник попался поумнее, то ли не так нагруженный предрассудками.

— Мой бойфренд.

— Они оба ваши бойфренды?

Я сделала вдох и медленно выпустила воздух.

— Да.

— Ну и ну! — сказал он.

Я про себя быстренько помолилась, чтобы Зебровски приехал поскорее.

— У нас тут очередная жертва, шериф, или это вам все равно?

— Да, кстати, — сказал он и уставился на меня жёсткими коповскими глазами. Если он думал, что я съёжусь, то ошибся, но взгляд был хорош. — Вы совершенно случайно обнаружили следующую жертву нашего серийного убийцы?

— Да.

— Чушь собачья.

— Думайте, что хотите, шериф. Я сказала вам и вашим людям чистую правду. Могу что-нибудь сочинить, если вам так будет легче.

Он посмотрел мимо меня на Мику.

— Разговаривая с человеком, я люблю видеть его глаза. Снимите очки.

Черт. Мика посмотрел на меня, я на него. Я пожала плечами.

— Паттерсон не спросил Мику впрямую, чем он занимается. Он слишком увлёкся, пытаясь заставить Мику признать, что он стриптизер, или гомосексуалист, чтобы заботиться о фактах.

— Хорошо, тогда я спрошу. Чем вы занимаетесь, мистер Каллахан?

— Я координатор Коалиции За Лучшее Понимание Между Общинами Ликантропов и Людей.

— Вы — кто? — переспросил Паттерсон.

— Помолчи, Паттерсон, — сказал Кристофер. — Так вы из слюнявых либералов, которые считают, будто у животных равные права?

— Вроде того, шериф.

Кристофер вдруг перенёс все своё внимание на Мику.

— Снимите очки, мистер Координатор.

Мика снял очки.

Паттерсон отшатнулся, его рука легла на рукоять пистолета. Плохо. Шериф же уставился в кошачьи глаза Мики, качая головой.

— Зверелюбка и гробовая подстилка. Куда уж ниже падать белой женщине.

Замечание насчёт белой женщины сняло все вопросы относительно того, какие ещё у него могут быть предрассудки. Законченный расист, на дух не выносящий всякого, кто не мужчина, не белый и не натурал. До чего же узколобая точка зрения!

— Моя мать — испанка из Мексики. Так вам легче, шериф?

— Черномордая! — сплюнул он.

— Вот именно, — улыбнулась я, и улыбка даже наполовину дошла до глаз.

— У вас очень довольный вид для женщины, у которой выдался по-настоящему плохой день.

— А как он может стать ещё хуже, шериф?

— Вы знали, что тело здесь, потому что это сделал ваш бойфренд и его ребята. Потому-то вы его и нашли.

— И зачем бы я притащила своих бойфрендов, и как я устроила, что моя подруга напилась именно здесь?

— Вы собирались переместить тело, спрятать его. Вот почему вам нужно было столько народу. Была здесь ниточка, которая ведёт к вашим педерастическим дружкам-вампирам.

Я подумала, как бы отреагировали Жан-Клод и Ашер на звание моих педерастических дружков-вампиров. Лучше не знать. Я покачала головой:

— Сколько судебных исков подано против вашего департамента, шериф?

— Ни одного.

Я засмеялась, но не слишком весело.

— Что-то не верится.

— Я делаю свою работу. Это и все, что людям нужно.

Не моё дело, конечно, но интересно, сколько из арестованных им не белые, не натуралы — не такие, как он. Я почти готова была все свои деньги поставить, что большинство его арестов — из этой категории. Хотелось бы надеяться, что я ошибаюсь, но вряд ли.

— Вы знаете цитату, что если у вас есть только молоток, то все проблемы начинают казаться гвоздями?

Он посмотрел на меня, не очень понимая, к чему я клоню.

— Да, мне нравится, как мистер Айюб пишет.

— Мне тоже, но я вот к чему: если все, на кого вы смотрите, оказываются монстрами, то ничего другого вы и не увидите.

Он нахмурился сильнее:

— Не понял.

И чего я стараюсь?

— Вы настолько поглощены ненавистью ко мне и всем, кто со мной, что почти не делаете настоящей полицейской работы. Или вам наплевать в этом случае? Да, шериф? Убили стриптизера-педерастика, так это же совсем не так важно, как убитая белая женщина?

Что-то мелькнуло у него в глазах — не гляди я на него в этот момент, то и не заметила бы.

— Наверное, вы от души ненавидите этот клуб.

Глаза его были холодны и непроницаемы, когда он сказал:

— Мой опыт подсказывает мне, что, сколько верёвочке ни виться, маршал, кончик найдётся. Вы выбрали линию поведения высокого риска, и когда оступитесь, расплата будет очень горькой.

Я покачала головой:

— Никто не слеп так, как тот, кто не хочет видеть.

— Что? — переспросил он.

— Ничего, шериф, зря слова трачу.

Ожила рация на маркированных машинах, и услышанное заставило нас забыть о перепалке.

— Потери среди полиции, потери среди полиции!

Место оказалось чуть дальше по дороге, возле клуба, где нашли первую жертву. Наглые, сволочи. Я крикнула Мике и Натэниелу:

— Берите машину Ронни и мотайте домой.

Сама я уже открывала водительскую дверь джипа.

— Анита… — начал Мика.

— Я тебя люблю, — ответила я, залезая за руль.

Я сдала назад, и мне пришлось подождать, пока полицейская машина освободит мне дорогу. Натэниел все ещё опирался на машину, где его допрашивал помощник шерифа. Я нажала кнопку окна со своей стороны и послала ему воздушный поцелуй. Он улыбнулся и послал мне его обратно. Потом я оказалась в линии с двумя полицейскими машинами, и мы уехали. Потери среди полиции — вампиры? Или повезло какому-то пьянице? Не узнать, пока не приедем. Единственный светлый момент — что я не буду больше наедине с шерифом и его людьми. Полиция съедется отовсюду. Куча людей, которых в обычном случае ни работа, ни юрисдикция сюда не позвали бы.

«Скорая» ехала за нами, включив мигалки и сирены. Они могли бы просто ехать за полицией, но я сочла это хорошим признаком. «Скорая» включает весь парад только когда знает, что есть раненые, но ещё живые. Я пробормотала короткую молитву, а потом только старалась не отстать от полицейской машины. Шериф — упёртый расист, но дороги здешние он знает, а я нет. Будем только надеяться, что в канаву не съедем.

Глава семьдесят четвёртая

Мы оказались на месте первыми, потому что ехать нам было меньше десяти минут. Звуки сирен завывали в ночи. Ехала дополнительная подмога. На парковке стояла машина полиции штата Иллинойс с открытой дверцей, и сидел полицейский рядом с ней. Лицо его было просто белым пятном, одна рука, похоже, ранена, пистолет неуклюже зажат в другой. Кровь на плече мундира.

Полицейские машины распахнули дверцы, и сотрудники заняли позиции за дверцами или за капотом, оглядываясь. Никто не бросился напрямую к раненому. Все были в укрытии, у всех оружие в руках, и мы оценивали ситуацию перед тем, как броситься действовать. Иногда преступники используют приманку. Я сгорбилась перед джипом, направив пистолет вверх. Капот был у меня за спиной, так что, что бы там ни придумали враги, мне ничего не грозит, пока я по эту сторону джипа. Слишком много было, о чем подумать, и не было времени думать слишком усердно. Отчасти в этих случаях мысль должны заменить опыт и выучка.

Шериф что-то сделал рукой, и внезапно все сирены замолкли. Тишина оказалась неожиданно громкой, и только огни мигалок давали понять, что здесь что-то случилось.

Все мы осматривали парковку и прилегающую местность. Изгородь за мусорными ящиками. Другие здания в нескольких ярдах. Парковка забита. Преступник может прятаться за любой машиной, а может, он или они сбежали, услышав сирены. Наверняка знать нельзя.

Ничто не шевелилось, кроме полицейского, который заморгал, увидев нас. Он был жив, и мне хотелось, чтобы так оно и осталось. Надо было действовать. И, будто шериф Кристофер прочёл мою мысль, он двинулся вперёд. Пригибаясь, что при его животе и росте было впечатляющим зрелищем. Он оказался куда ловчее, чем был с виду.