Энн в Грингейбле, стр. 25

Но когда перед сном Марилла поднялась в комнату Энн и увидела, что бедная девочка заснула вся в слезах, на ее суровом лице появилась нежная улыбка.

— Бедняжка моя, — тихо проговорила она, убирая прядь волос с распухшего от слез личика Энн. Потом наклонилась и поцеловала горячую щечку.

Глава семнадцатая

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ШКОЛУ

На другой день, сидя у окна за надоевшим вышиванием, Энн вдруг увидела у Дриадиного ключа Диану. Та делала ей какие-то таинственные знаки. Энн вылетела из дома и кинулась по тропинке. В душе ее ожила надежда, но она угасла, как только Энн увидела грустное лицо Дианы.

— Твоя мама не передумала? — запыхавшись, спросила она.

Диана уныло покачала головой:

— Нет. Она говорит, что запрещает мне с тобой дружить. Я плакала, убеждала ее, что ты тут ни при чем, но она и слушать не хочет. Еле-еле упросила ее отпустить меня попрощаться с тобой. Она велела мне быть дома ровно через десять минут — она проверит по часам.

— Десять минут, чтобы проститься навсегда, — со слезами проговорила Энн. — Диана, обещай мне, по крайней мере, не забывать подругу своего детства, даже если у тебя появятся другие дорогие тебе друзья.

— Нет, — рыдая, отвечала Диана, — я никогда тебя не забуду, и у меня никогда не будет другой закадычной подруги. Я не хочу! Я все равно не буду никого любить так, как тебя.

— Диана! — воскликнула Энн, ломая руки. — Ты правда меня любишь?!

— Конечно, люблю. Разве ты не знала?

— Нет. — Энн перевела дыхание. — Я знала, что ты хорошо ко мне относишься, но не смела надеяться, что ты меня любишь. Знаешь, Диана, я думала, что меня вообще нельзя любить. Меня никогда в жизни никто не любил. Как это замечательно! Это луч света, который будет освещать мой путь, хотя нас насильно разлучают. Диана, скажи мне это еще раз!

— Я люблю тебя всей душой, Энн, — без колебаний произнесла Диана, — и буду любить всегда, можешь в этом не сомневаться.

— И я всегда буду любить тебя, Диана, — торжественно сказала Энн, протягивая подруге руку. — Память о тебе будет, как звезда, освещать мою одинокую жизнь. Диана, ты дашь мне на прощанье прядь своих черных как смоль волос, чтобы я могла хранить их как самое драгоценное сокровище?

— А у тебя есть ножницы? — спросила Диана, вдруг вспомнив о практической стороне вопроса. Она вытерла слезы, которые вновь полились у нее из глаз от прочувствованных слов Энн.

— Да, у меня в кармане маленькие ножнички из моего рукодельного набора, — ответила Энн. С торжественным видом она отстригла черный завиток. — Прощай, моя милая подруга. Теперь мы будем жить рядом, как совсем чужие. Но в сердце своем я сохраню тебе неизменную верность.

Энн смотрела вслед уходящей Диане и грустно махала платком, когда та оглядывалась. Потом пошла домой, несколько утешившись таким романтичным расставанием.

— Все кончено, — сообщила она Марилле. — У меня никогда больше не будет подруги. Мы с Дианой очень трогательно расстались у ручья. Память об этом расставании останется для меня священной. Диана дала мне прядь своих волос, и я собираюсь сделать из них ладанку и носить ее на шее всю жизнь. И пожалуйста, Марил когда будешь меня хоронить, положи ее в гроб. Мне кажется, что я недолго проживу. Может быть, когда миссис Барри увидит мой хладный труп, она пожалеет о том, что сделала, и позволит Диане прийти на мои похороны.

— Сдается мне, Энн, что пока у тебя не отнялся язык, тебе не грозит преждевременная смерть, — невозмутимо отозвалась Марилла.

В следующий понедельник утром Энн удивила Мариллу. Девочка спустилась вниз с сумкой, полной учебников. На лице ее была написана решимость.

— Я возвращаюсь в школу, — объявила Энн. — Больше мне в жизни ничего не осталось. Мою любимую подругу безжалостно вырвали из моего бедного сердца. В школе я, по крайней мере, смогу видеть ее и вспоминать о счастливых днях.

— Чем вспоминать, лучше думай об уроках. — Марилла тщательно старалась скрыть свой восторг по поводу такого удачного развития событий. — Надеюсь, мне не придется больше слышать жалобы на тебя и ты не будешь разбивать грифельные доски о головы своих товарищей. Веди себя хорошо и слушайся учителя.

— Я постараюсь быть примерной ученицей, — печально проговорила Энн. — Только это совсем неинтересно. Мистер Филлипс говорит, что Минни Эндрюс примерная ученица. И какая же она скучная! У нее совсем нет воображения, и ее, кажется, ничто в жизни не радует. Но у меня в жизни тоже теперь не осталось радости, так что, может, из меня и получится примерная ученица. Я пойду в школу по дороге. Просто невыносимо было бы одной идти по Березовой аллее. Я бы ослепла от слез.

В школе Энн встретили с распростертыми объятиями. Детям очень не хватало ее выдумки, когда они играли; ее нежного голоса, когда они пели песни, и ее выразительного чтения вслух на большой перемене. Руби Джиллис дала ей на уроке Закона Божьего три большие сливы; Элла Макферсон подарила огромный букет анютиных глазок, который она вырезала из обложки цветного каталога — девочки очень ценили подобное украшение для парты. Софи Слоун предложила научить ее вязать красивый кружевной узор для отделки фартуков. Кэти Боултер подарила флакон от духов, чтобы держать в нем воду для смывания надписей с грифельной доски, а Джулия Бэлл тщательно выписала на розовом листе бумаги следующее вдохновенное четверостишие:

— Знаешь, Марилла, все-таки приятно, когда к тебе хорошо относятся, — со вздохом удовлетворения поведала Энн Марилле вечером.

Хорошее отношение проявили не только девочки. Вернувшись после большой перемены, учитель посадил Энн с примерной ученицей Минни Эндрюс. Энн нашла у себя на парте большое наливное яблоко клубничного сорта. Она уже приготовилась было его надкусить, но вдруг вспомнила, что такие яблоки растут только в одном месте во всем Эвонли — в саду старого Блайта на другом берегу Лучезарного озера. Энн выронила яблоко, словно обжегшись, и демонстративно вытерла руки платочком. Яблоко так и пролежало нетронутым у нее на парте до следующего утра, когда его присвоил как трофей Тимоти Эндрюс, в обязанности которого входило подметать школу и разжигать камин. Грифельный карандаш с желто-красными полосками, который Чарли Слоун купил специально для Энн за два цента — обычный карандаш стоил один цент, — был принят Энн гораздо более благосклонно. Она нашла карандаш на парте также после большой перемены и наградила дарителя улыбкой, от которой тот совсем ошалел от восторга и наделал в диктанте такое невообразимое количество ошибок, что мистер Филлипс оставил его после уроков переписывать диктант заново.

Но полное отсутствие даже малейшего знака внимания со стороны Дианы Барри, которая теперь сидела вместе с Герти Пайн, омрачило торжество Энн.

— Ну неужели Диана не могла хотя бы улыбнуться мне? — горестно пожаловалась она Марилле.

Но на следующий день Энн передали изящно закрученную записку и что-то завернутое в бумажку.

Записка была от Дианы:

Энн прочитала записку, поцеловала закладку и тут же послала на другой конец класса ответ: