Джэксон остается в России, стр. 20

– Зачем такие большие расходы… Мы простые люди, мы и так, как все…

Иллай и Рита молчали, словно вдруг лишились дара речи. Они не верили ни ушам, ни глазам. Не верил этому и сам Сидней. Он старался держаться свободнее, непринужденнее, однако это ему не удавалось. Руки и ноги словно одеревенели, а язык превратился в кусок жести.

– Ну что вы застыли, как мумии? – набросилась на них мать. – Откройте рты, поблагодарите!

– Что вы, что вы, я ничего особенного не сделал! – отмахнулся мистер Норисон. – Я только исполнял свой долг.

Не успели все прийти в себя от щедрости мистера Норисона, как тот стал читать пункты контракта, перечислять проценты расходов и прибыли. Из сложного каскада расчетов и процентов Сидней так ничего и не понял. Он не знал – хорошо это или плохо. Единственный, кто мог бы ему помочь разобраться в сложном вопросе, был Максуэлл. Тот, сохраняя спокойствие, с невозмутимым видом молча сидел за столом. По его виду можно было сделать заключение, что все происходящее в комнате его не интересует. Но это было не так. Тренер волновался не меньше своего ученика. Еще бы! Тот выходит на самостоятельный путь, на тот, на который некогда он сам выходил вот так же стремительно и многообещающе. Волнение тренера выдавали пальцы. Они торопливо разминали хлебный мякиш.

Сидней бросил на него умоляющий взгляд. Он просил о помощи, просил совета. А что тот мог ответить своему ученику? Сказать, что проценты занижены, что расходы завышены, а пункты составлены таким образом, что в любой ситуации пострадавшим, виновным окажется боксер? Нет, он не мог так сказать. Не мог! Много на то имелось причин. И одна из них заключалась в том, что с этим контрактом связывалась и его судьба. Мистер Норисон брал Максуэлла тренером и секундометристом, обусловив на три года постоянный заработок и, в случае блестящего успеха, возможность получать еще больше. Что поделаешь, когда не добродетель, а доллары определяют жизнь! Что поделаешь, когда за плечами лишь груз прожитых лет, а впереди старость! Разум, расчет управляли действиями тренера. На душе было тревожно. Недремлющая совесть била тревогу, призывая спасти талантливого ученика от цепких щупальцев золотого осьминога, который, заметив жертву, вопьется в нее и не отпустит до тех пор, пока не высосет из нее всю кровь…

Да, если бы по-честному, по-справедливому, то Джэксона ни в коем случае не следовало бы отдавать в лапы добродушного на вид мистера Норисона. По-честному, по-справедливому… А где они есть, эти честность и справедливость? В американском спорте?! Нет, Максуэлл не из тех, кто верит в справедливость. Он хорошо знает, что если удастся избежать щупальцев одного дельца, то нет гарантии, что тут же не попадешься в клещи другого, еще более алчного и кровожадного. Так было всегда. Так начинали свой путь большинство прославленных спортсменов. Да и не только прославленных. Все эти мысли проносились в голове тренера, пока он слушал мистера Норисона, читавшего с выражением пункты контракта. В содержание контракта Максуэлл не вдумывался, ибо уже знал его наизусть. Накануне он спорил с мистером Норисоном до хрипоты, отстаивая интересы Сиднея и свои, однако почти ничего путного не добился. «Против меча надо выходить с мечом, а против золота – с золотом», говорится в ирландской поговорке. Ее не раз вспоминал Максуэлл. Будь у него состояние, разве стал бы он совать свою шею в ярмо или надевать его на своего любимца!

– А теперь, Сидней, небольшая формальность. Поставьте свою подпись вот здесь, – мистер Норисон показал пальцем место. – И вы с Максуэллом можете начать подготовку к турне по городам Штатов. Я правильно предвидел, считая, что лучше Максуэлла для вас нет тренера?

Сидней утвердительно кивнул головой.

– Он меня сделал боксером.

– О, мистер Норисон, мой сын с радостью принимает ваше предложение! – сказала мать. Она спешила отблагодарить заботливого и доброго господина.

Иллай отвернулся к окну, к своим цветам. Он не мог спокойно наблюдать, как прибирают к рукам, покупают силу и талант брата, покупают, как лошадь, как вещь. Но разве он мог возразить, помешать, предостеречь! Ему все равно это не удалось бы. Да и кто бы внял его справедливым доводам? Мать, обвороженная и обезумевшая от счастья? Рита, которая так ничего и не поняла, а только восхищенно вздыхает? Этот тренер, насупленный и хмурый, на вид прямой и честный, а на деле, видимо, из той же компании? Что же касается Сиднея, то о нем и говорить нечего. От радости тот на седьмом небе.

В комнату снова протиснулся домовладелец:

– Миссис Джэксон, прошу вас осмотреть новую квартиру. – Увидев Норисона, он учтиво изогнулся перед ним. – О, мистер, прошу вас! Без вашего осмотра просто нельзя. Вы, только вы, сможете дать настоящую оценку моим стараниям.

Мистер Норисон во главе всей компании пошел осматривать квартиру. Она была не из лучших. Обыкновенные комнаты, в которых торопливо мылись окна и клеились обои. Мистер Норисон хотел было потребовать лучшую квартиру, но, вспомнив, что чемпионы живут, как правило, в дорогих отелях, стал восхвалять старания домовладельца. Тот расцвел еще больше.

Когда, наконец, мистер Норисон вместе с Максуэллом ушли, миссис Джэксон крепко обняла своего младшего сына. По ее щекам одна за другой катились слезы.

– Ну что ты, мама… Не надо…

– Я от счастья… От счастья, мой мальчик… Был бы жив отец… Как бы он сейчас обрадовался!

А Рита внимательно рассматривала чек, читала цифру – триста долларов (это был аванс, в счет будущих успехов Сиднея) и, счастливая, повторяла:

– Ну кто бы мог подумать? А? Ведь даже и не снилось ничего подобного. Прямо как с неба свалилось!..

4

Новую квартиру освоили сразу. Одну комнату, с окном на улицу, заняли Сидней и Иллай, другую, что рядом с кухней, мать с дочерью, а среднюю сделали гостиной.

Сидней настаивал на покупке, пусть в кредит, новой мебели, но миссис Джэксон проявила настойчивость и, склонив на свою сторону Риту, доказала, что обстановку следует взять в комиссионном магазине.

– Пусть немного подержанная, но зато дешевле!

Миссис Джэксон привыкла экономно жить и бережно тратить каждый цент. К тому же дочь была в том возрасте, когда следовало серьезно думать о ее будущем. Рита с полунамека поняла мать, и, конечно, две женщины сумели переубедить двух мужчин.

Квартира всем пришлась по душе. Миссис Джэксон была в восторге от кухни: новая газовая плита с духовкой и водопровод с кранами для холодной и горячей воды.

Рита восхищалась своей комнатой, Иллай широким окном и просторным подоконником (теперь у него будет настоящая оранжерея!), а Сиду больше всего нравилась просторная гостиная (есть место, где можно делать гимнастику) и ванная. Впрочем, ванная понравилась всем.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Мистер Норисон не ошибся. В первом же матче, который состоялся в Бруклине, молодой боксер блеснул своим талантом. Стремительный и неутомимый, он в первых же раундах своей четкой защитой сбил с толку могучего «молотобойца» Гренвиля. Того самого Гренвиля, который хвастался своей огромной силой, повторяя, что отработкой техники, и особенно элементов защиты, увлекаются, как правило, только трусоватые или немощные. Свою аргументацию Гренвиль подтверждал делами на ринге. Открыто пренебрегая защитой, он шел на противника, как железный таран, пробивая любую оборону своими мощными прямыми ударами, о которых ходили легенды, что каждый из них страшнее пушечного ядра.

Дружки «молотобойца», а с ними за одно и бруклинские знатоки бокса были явно ошеломлены, когда во втором раунде на полу оказался их любимец. Одни не поверили своим глазам, а другие сочли точный удар Сиднея чистой случайностью. «Молотобоец» сейчас покажет себя! Он разделает под орех мальчишку! Однако этим предсказаниям не суждено было сбыться. Бешеные броски «молотобойца» разбивались о стойкую защиту Сиднея.

Внешне Сидней выглядел по сравнению с потерявшим самообладание Гренвилем кротким и невозмутимо спокойным. Бой с громадным рыжеволосым ирландцем, казалось, доставлял ему удовольствие. Он, как бы играя, легко уклонялся от очередного броска «молотобойца» и, когда тот по инерции пролетал мимо, наносил сильные короткие удары. Внешне они не были эффектными. Многие их даже и не замечали. Но от них, точных и сильных, Гренвиль оказывался на полу.