Смеющийся труп, стр. 65

Игла вонзилась в мою кожу. Я дернулись всем телом в попытке освободиться, но Бруно держал меня крепко. Я не могла двигаться. Не могла убежать. Проклятие! Проклятие! Адреналин наконец прогнал оцепенение, только это было уже слишком поздно. Томми вынул шприц и сказал:

— Извините, но у нас нет спирта, чтобы протереть место укола. — Он ухмыльнулся.

Я его ненавидела. Я ненавидела их обоих. И если меня не пристрелят, я их обоих убью. За то, что они меня напугали. За то, что заставили почувствовать себя беспомощной. За то, что поймали меня, когда я плохо соображала, была одурманенная и глупая. Если я переживу эту ошибку, я ее больше не повторю. Милый Боже, дай мне ее пережить.

Бруно не давал мне двигаться и говорить, пока я не почувствовала, что инъекция начала действовать. Мне захотелось спать. Меня схватил плохой парень, а я ужасно хотела спать. Я пыталась с этим бороться, но у меня ничего не вышло. Веки у меня слипались. Я изо всех сил старалась не закрывать глаза. Я прекратила попытки вырваться от Бруно и все силы сосредоточила на том, чтобы не смыкать веки.

Я смотрела на дверь и пыталась не вырубиться. Дверь покрылась рябью, будто я смотрела на нее сквозь воду. Мои веки опустились, потом встрепенулись и опустились снова. Я уже не могла открыть глаза. Какая-то маленькая часть меня вопила, погружаясь во тьму, но в остальном мне было сонно, спокойно и, как ни странно, приятно.

Я пребывала на той границе сна и пробуждения, когда уже вроде бы не спишь, но и просыпаться еще неохота. Тело было словно налито свинцом. В голове гудело. Горло саднило.

Мысль о горле заставила меня открыть глаза. Я увидела белый потолок. Коричневые разводы покрывали его, как будто он был залит кофе. Я определенно не дома. Но где же я?

Я вспомнила, как меня схватил Бруно. Игла шприца. Тут я села. Перед глазами у меня поплыли цветные круги. Я упала назад на постель и прикрыла глаза руками. Это немного помогло. Что они мне вкололи?

У меня возникло ощущение, что я не одна. Где-то и этом водовороте цветных пятен прячется человек. Или нет? Я снова открыла глаза — на этот раз медленнее. На потолок я уже насмотрелась. Теперь я увидела, что лежу на большой кровати. Две подушки, простыни и одеяло. Я осторожно повернула голову и увидела прямо перед собой лицо Гарольда Гейнора. Он сидел возле кровати. Не о таком пробуждении я мечтала.

За спиной у него, прислонившись к разбитому комоду, стоял Бруно. Ремни плечевой кобуры отчетливо выделялись на фоне синей рубашки с короткими рукавами. У кровати стоял стол из того же набора и такой же разбитый, как комод. Между высоких окон стоял туалетный столик. Мебель пахла свежим деревом. Запах сосны висел в душном, неподвижном воздухе.

Как только я поняла, что здесь нет кондиционера, я тут же начала потеть.

— Как вы себя чувствуете, мисс Блейк? — спросил Гейнор. Голос у него был по-прежнему, как у пришепетывающего Санта-Клауса. Или как у чрезвычайно довольной змеи.

— Я чувствую себя лучше, — сказала я.

— Я так и думал, ведь вы просили больше двадцати четырех часов. Вы знаете?

Врет? Зачем ему врать насчет того, сколько часов я спала? Что ему это даст? Ничего. Тогда, наверное, он не врет.

— Что, черт возьми, вы мне вкололи?

Бруно отодвинулся от комода. Вид у него был почти смущенный.

— Мы не поняли, что тебе уже дали успокоительное.

— Болеутоляющее, — поправила я.

Он пожал плечами.

— Один черт, если смешать с торазином.

— Ты мне вколол транквилизатор для животных?

— Ну-ну, мисс Блейк, его используют также в психиатрических лечебницах. Не только для животных, — сказал Гейнор.

— Ну надо же, — сказала я, — мне сразу стало легче.

Он широко улыбнулся.

— Если вы настолько пришли в себя, что способны делать остроумные замечания, значит, вы уже и встать можете.

Остроумные замечания? Может, он и прав. Честно говоря, я удивлялась тому, что меня не связали. Конечно, я была рада этому, но все же удивлена.

Я села, только теперь уже гораздо медленнее, чем в первый раз. Комната всего лишь малость накренилась, но тут же вернулась в нормальное положение. Я глубоко вздохнула и, почувствовав боль, схватилась за горло. Касаться кожи тоже было больно.

— Откуда у вас эти чудовищные синяки? — спросил Гейнор.

Соврать или правду сказать? Соврать, но отчасти.

— Я помогала полиции ловить плохого парня. Он немного отбился от рук.

— И что теперь с этим плохим парнем? — спросил Бруно.

— Теперь его уже нет, — ответила я.

В лице Бруно что-то промелькнуло. Слишком быстро, чтобы успеть понять, что именно. Может быть, уважение? Не-е.

— Вы знаете, зачем вас сюда привезли, верно?

— Чтобы я оживила для вас зомби, — сказала я.

— Да, чтобы вы оживили для меня очень старого зомби.

— Я дважды отвергла ваше предложение. Почему вы решили, что я изменю свое мнение?

Он улыбнулся, ну просто веселый старый эльф.

— Ну, мисс Блейк, я сделаю так, чтобы Бруно и Томми убедили вас в ошибочности вашего поведения. Я по-прежнему намерен заплатить вам миллион долларов, если вы оживите этого зомби. Цена не изменилась.

— Томми мне предлагал полтора, — заметила я.

— Это в том случае, если бы вы пришли добровольно. Мы не можем заплатить полную цену, когда вы вынуждаете нас идти на такой риск.

— Как, например, срок за похищение, — сказала я.

— Вот именно. Ваше упрямство стоило вам пятисот тысяч долларов. Разве вам не жаль этих денег?

Теперь я окончательно решила перейти с ним на «ты». Хватит с меня его любезного тона.

— Я не стану убивать человека ради того, чтобы ты быстрее мог найти свои сокровища.

— Маленькая Ванда все разболтала.

— Я просто строю предположения, Гейнор. Я прочла досье на тебя, и там говорится о том, как ты ненавидишь семью отца. — Это была откровенная ложь. Только Ванда могла знать такие подробности.

— Боюсь, уже слишком поздно. Я знаю, что Ванда с вами говорила. Она созналась.

Созналась? Я смотрела на него, пытаясь разгадать, что кроется за его добродушным лицом.

— Что значит «созналась»?

— Это значит, что я отдал ее Томми для допроса. Он не такой виртуоз, как Цецилия, но у него больше опыта. Я не хотел убивать мою маленькую Ванду.

— Где она теперь?

— Вас беспокоит судьба шлюхи? — Глаза у него сверкали, как у хищной птицы. Он пытался меня понять, оценивал мои реакции.

— Она для меня ничего не значит, — сказала я. Я надеялась, что лицо мое было таким же бесстрастным, как и голос. Пока что они не собирались ее убивать. Но если они решат, что таким образом можно на меня надавить, они могут это сделать.

— Вы уверены?

— Слушай, я с ней не спала. Она всего лишь потаскушка для больших любителей извращений.

Он улыбнулся.

— Как нам убедить вас оживить этого зомби?

— Я не стану убивать ради тебя человека, Гейнор. Я не настолько сильно тебя люблю, — сказала я.

Он вздохнул. Его румяная физиономия казалась личиком грустного пупса.

— Вы намерены усложнить мне задачу, я правильно понимаю, мисс Блейк?

— Я не знаю, как вам ее облегчить, — сказала я. Я откинулась на спинку кровати. Мне было вполне удобно, только перед глазами все по-прежнему немного расплывалось. Но скоро станет совсем хорошо. А уж с потерей сознания это состояние просто не шло ни в какое сравнение.

— На самом деле мы не хотели причинить вам вред, — сказал Гейнор. — Реакция торазина на то, другое лекарство, была случайной. Мы не нарочно вас вывели из строя.

Я могла бы возразить, но не стала.

— Так что мы теперь будем делать?

— У нас оба ваших пистолета, — сказал Гейнор. — А без оружия вы просто маленькая женщина во власти больших, сильных мужчин.

При этих словах я улыбнулась.

— Я привыкла быть самой маленькой девчонкой во дворе, Гарри.

Кажется, я его задела.

— Гарольд или Гейнор, но только не Гарри.