Поцелуй теней, стр. 55

– Машина была пустая, когда мы ее здесь оставили.

Баринтус был более практичен.

– Даю свое торжественное слово, что, насколько мне известно, машина пустая.

Я улыбнулась ему, но не слишком радостно:

– Ты всегда был осторожен.

– Скажем так: я не даю слово насчет того, что мне неподвластно.

– Например, насчет капризов моей тетушки.

Он слегка кивнул, и волосы его колыхнулись переливчатым занавесом.

– Разумеется.

Моя тетушка выбирать умела отлично. Трижды три по три телохранителей царственной особы. Двадцать семь воинов, преданных любому капризу моей тетки. Из них двое, кому я бы поверила более всех, стояли рядом со мной. Андаис хотела, чтобы я чувствовала себя защищенной. Зачем? Никогда раньше ее не интересовало, чувствую я себя в безопасности или нет. Вспомнились недавние слова Баринтуса. Королева хочет от меня чего-то, что только я могу ей дать или для нее сделать или для Двора. Вопрос был в том, что это за вещь, которую только я могу сделать? Навскидку я не могла придумать ничего, что только я могла бы ей дать.

– Детки, в машину! – произнес Гален сквозь сжатые зубы.

Неподалеку стоял телевизионный фургон, застрявший в пробке, но он приближался. Если он подъедет и перекроет нам выезд, что уже раньше случалось, у нас будут неприятности посерьезнее моей паранойи. Как бы ни была эта паранойя оправданна.

Баринтус достал из кармана ключи и нажал кнопку на брелоке. С шипением уходящего воздуха подскочила крышка багажника, будто была закрыта герметически. Гален положил туда мой чемодан и протянул руку за сумкой.

Я покачала головой:

– Я ее возьму с собой.

Он не спросил зачем – знал, а мог и догадаться. Я бы не вернулась домой, не имея оружия больше, чем на себе.

Баринтус придержал для меня заднюю дверь.

– Телефургон сейчас подъедет, Мередит. Если мы собираемся – как это? – делать ноги, то сейчас самое время.

Я сделала полшага к двери – и остановилась. Обивка была черной, все было черным. Слишком долгая была история у этого автомобиля, чтобы не заорали все парапсихические сигналы тревоги, которые у меня только есть. Сила из этой открытой двери ползла мурашками по коже, поднимала мне волоски на руках. Иногда он бывал Черной Каретой Ночной Охоты. Даже если никакие фокусы нас внутри не ждали, это был предмет с дикой силой, и эта сила сейчас текла по мне.

– Мерри, клянусь тебе Господом и Госпожой, – произнес Гален. Он протиснулся мимо меня и исчез в черноте автомобиля. Исчез совсем, потом показался снова, протягивая мне бледную руку.

– Мерри, он не укусит.

– Обещаешь? – спросила я.

– Обещаю, – ответил он с улыбкой.

Я взяла его за руку, и он притянул меня к открытой двери.

– Только я не обещал, что я не буду кусаться.

Он втянул меня в машину, и мы оба засмеялись. Хорошо вернуться домой.

Глава 21

Кожа обивки вздохнула почти по-человечески, когда я устроилась на сиденье. Панель черного стекла закрывала нам вид на Баринтуса. Будто в черной космической капсуле. Напротив нас в маленькой нише стояло серебряное ведерко. Два хрустальных бокала, поставленные в углубления для устойчивости, ждали, чтобы их наполнили. За вином находился подносик с крекерами и чем-то, с виду похожим на икру.

– Это твоя работа? – спросила я.

Гален покачал головой:

– Даже жаль, что не моя, хотя я бы знал, что икру ставить не надо. У тебя плебейские вкусы.

– Ты ее тоже не любишь.

– Так и я тоже плебей.

– Ну уж нет, – не согласилась я.

Он обласкал меня улыбкой, согревшей с головы до ног. Потом улыбка погасла.

– Я заглянул назад, когда мы отъезжали. – Он пожал плечами в ответ на мой взгляд. – Я согласен, что королева ведет себя странно, и хотел удостовериться, что за этим черным стеклом нет сюрпризов.

– И?..

Он взял бутылку:

– И вот этого там не было.

– Точно не было? – спросила я.

Он кивнул и отодвинул салфетку, чтобы прочесть этикетку на вине. Прочел и тихо присвистнул.

– Это из ее личного запаса. – Гален показал бутылку мне осторожно, потому что вино было открыто, чтобы дышало. – Как тебе мысль попробовать тысячелетнего бургундского?

Я покачала головой:

– Я не буду есть или пить ничего, что этот автомобиль мог нам подложить. Нет, спасибо, – похлопала я машину по обивке. – Не хочу никого обидеть.

– Это может быть дар королевы, – сказал Гален.

– Тем более есть смысл его не пить, – ответила я. – Хотя бы пока не разберусь, что происходит.

Гачен посмотрел на меня, кивнул и поставил вино обратно в ведерко.

– Трезвая мысль.

Мы устроились на кожаных сиденьях. Молчание казалось тяжелее, чем должно быть, – будто кто-то слушает. Я готова была поверить, что слушает сам автомобиль.

Черная Карета – один из предметов у фей, имеющий свою энергию, свою жизнь. Он не был, насколько нам известно, создан кем-то из известных нам фейри или древних богов. Просто он существовал столько, сколько помнил себя каждый из нас. Шесть тысяч лет и далее. Конечно, тогда это был черный фаэтон с упряжкой вороных коней. Это не были кони сидхе, они вообще будто не существовали до наступления темноты. А тогда они возникали сгустками черноты с пустыми глазницами, которые наполняло лепрозное пламя, когда их запрягали в фаэтон.

И он был каретой – каретой с четверней, – когда я его увидела. Однажды – никто не помнит точного дня – фаэтон исчез, и появилась карета. Только лошади остались теми же. Карета сменила облик, когда фаэтоны вышли из употребления. Модернизировалась.

Потом в одну ночь, тому еще двадцати лет не минуло, Черная Карета исчезла, и появился этот лимузин. Лошади не вернулись, но я видела, что у этой штуки вместо двигателя под капотом. Клянусь, оно горит тем же болезненным огнем, что светился в глазах коней. Бензина эта машина не потребляет. На чем она ездит, я понятия не имею, но знаю, что этот фаэтон, или карета, или машина иногда сам по себе исчезает. Уезжает куда-то в ночь по собственным делам. Черная Карета была вестником смерти, предупреждением о неотвратимой угрозе. Сейчас начинали ходить легенды о зловещем черном автомобиле. Он стоит возле чьего-нибудь дома с включенным мотором, и зеленый огонь пляшет по нему, а потом на обитателя дома обрушивается рок. Так что вы уж простите меня, если я чуть нервничала в таких удобнейших кожаных креслах.

Я посмотрела на Галена, протянула к нему руку. Он улыбнулся и обхватил ее пальцами.

– Скучал без тебя.

– Я тоже.

Он поднес мою руку к губам и нежно поцеловал. Потом притянул меня к себе, и я не сопротивлялась. Перелезла по кожаному сиденью в кольцо его рук. Я любила ощущение его рук на своих плечах, любила завернуться в его тело. Голову я положила на чудесную мягкость его свитера, на твердую выпуклость груди под ним, и слышала ровный стук его сердца, как больших часов.

Вздохнув, я устроилась поудобнее, переплетя с ним ноги.

– Ты всегда меня баюкал лучше, чем кто угодно другой.

– Да, я такой. Большой приятный плюшевый мишка.

Что-то в его голосе заставило меня поднять глаза.

– Что такое, Гален?

– Ты мне не сказала, что уезжаешь.

Я села. Его рука осталась у меня на плечах, но ощущение уюта было испорчено. Испорчено обвинениями, которые, наверное, еще не были исчерпаны.

– Я не могла рисковать сказать кому-нибудь, и ты это знаешь, Гален. Если бы кто-то хоть заподозрил, что я бегу от Двора, мне бы помешали – если не хуже.

– Три года, Мерри. Три года я не знал, жива ты или нет.

Я попыталась высвободиться из-под его руки, но он прижал меня к себе.

– Мерри, пожалуйста, дай я тебя подержу, дай убедиться, что ты настоящая.

Я перестала сопротивляться, но уюта уже не было. Никто другой не спросил бы, почему я никому не сказала, почему никому не подала о себе вести. Баринтус, Ба, кто угодно – все промолчали бы, только не Гален. Иногда я понимала, почему отец не выбрал Галена мне в консорты. Он позволял эмоциям собой владеть, а это опасно.