Поцелуй Мистраля, стр. 34

У меня невольно вырвалось:

– Не только ужас, наверное.

– Да. Хочу, чтобы мы были красивы и ужасны, – сказал он, и мир на миг словно задержал дыхание – как будто страна ждала от него именно этих слов. Тишина отозвалась у меня внутри словно удар громадного колокола. Звук мелодичный – но настолько огромный, настолько весомый, что само его звучание может тебя раздавить.

– Что ты делаешь! – воскликнул Дойл, и я не поняла, к кому он обращался.

Ответил ему Шолто:

– Что должен.

Он стоял нагой и бледный в сгущающейся тьме. Нарисованные щупальца светились, словно обведенные фосфором. Призрачно белела цветочная корона, и я подумала, что к ней слетелись бы пчелы, если б было светло. Пчелы по ночам не летают.

Вокруг стало светлей.

– О чем ты сейчас подумала? – спросил Дойл.

– Что будь здесь светло, на цветы слетелись бы пчелы.

– Нет, здесь будет ночь, – сказал Шолто, и мрак сгустился снова.

Я попыталась придумать что-то более подходящее. Кто может прилететь к цветам в темноте? И над цветами закружились ночные бабочки, небольшие, похожие на ту, что у меня на животе. Над островом вспыхнули светлые искорки, словно в воздух бросили горсть драгоценностей. Светлячки – причем так много, что от них вокруг даже посветлело.

– Это ты их призвала? – спросил Шолто.

– Да.

– Магия пришла к вам обоим, – сказал Ивар.

– Но она не слуа, – возразил Файф.

– Она сегодня царица, а он царь. Магия ее, как и его.

– Ты станешь сражаться со мной за сердце моего народа? – спросил Шолто.

– Попробую не сражаться, – тихо сказала я.

– Здесь правлю я, а не ты, Мередит.

– Я не претендую на твой трон, Шолто. Но себя мне не изменить.

– А кто ты?

– Я сидхе.

– Что ж, если ты сидхе, а не слуа, – беги.

– Что? – переспросила я, делая шаг к нему навстречу. Дойл меня не пустил, притянул к себе.

– Беги, – повторил Шолто.

– Почему?

– Я призываю дикую охоту, Мередит. Если ты не слуа, ты станешь добычей.

– Нет, Шолто! Прошу, позволь нам прежде вывести принцессу, – тоном мольбы сказал Дойл.

– Нечасто слышишь мольбу Мрака. Я польщен. Но если она может вызвать солнце и разогнать тьму, то мне придется объявить охоту. Она же станет добычей, и ты это знаешь.

Я застыла в потрясении. Неужели это тот самый мужчина, который – часа не прошло – отказался принести меня в жертву? Который смотрел на меня с нежностью и любовью? Чтобы так его переменить, магии и впрямь пришлось потрудиться.

Рис осторожно проговорил:

– На тебе цветочная корона, царь Шолто. Уверен ли ты, что дикая охота признает в тебе слуа?

– Я их царь.

– На вид ты достаточно сидхе, чтобы королева позвала тебя в свою постель, – отметил Рис.

Шолто провел рукой по гладкому животу – без раны и щупалец. Мгновение он колебался, потом тряхнул головой.

– Я призову сырую магию. Призову дикую охоту. Если они сочтут меня добычей, а не одним из своих, – так тому и быть.

Он улыбнулся, и даже в таком слабом свете улыбка не выглядела очень веселой. Шолто засмеялся, и ночь ответила эхом. Сонные птичьи голоса загомонили на дальнем берегу.

– Наш древний обычай, лорд Рис, – убивать царей, возвращая жизнь земле. Будь то смертью моей или жизнью, но если я могу вернуть силу моему народу – да будет так.

– Не надо, Шолто, – сказала я. – Не надо так говорить.

– Уже сказал, – ответил он.

Дойл потянул меня к воде.

– Его не остановишь, разве только убить, – сказал он мне. – Но от вас от обоих несет древнейшей магией, и я не знаю даже, можно ли его убить в эту ночь.

– Значит, пора делать ноги, – заключил Рис.

На берег наконец выбрался Аблойк. В руке он так и держал кубок – кажется, именно тяжесть кубка и помешала ему приплыть быстрее.

– Только не говорите, что надо плыть обратно, – сказал он. – Если магия творения коснулась Мередит, пусть она мост построит.

Раздумывать я не стала.

– Мне нужен мост к берегу.

И мост появился. Изящный белый мост. Запросто. Милости просим.

– Круто, – оценил Рис. – Идем.

Зазвенел голос Шолто:

– Я призываю дикую охоту: во имя Керна и Охотника, во имя рога и гончей, во имя ветра и бури и зимней вьюги, явитесь!

Тьма у свода пещеры разошлась, словно прорезанная ножом, и в отверстие посыпались тени.

Дойл развернул меня в другую сторону:

– Не оглядывайся!

И побежал, волоча меня за собой. Побежали все. Только Шолто с дядьями остался на острове, глядя, как рвется ночь и в прореху на ее теле сыплются кошмары.

Глава 17

До берега мы добрались, но я наколола ногу о закопанный в земле скелет. Дойл на бегу подхватил меня на руки. Эхом загремели выстрелы, и я увидела, как Холод отбивается от налетевшей на него Агнес. На миг мелькнуло ее лицо – что-то с ним было не так, словно под кожей кости ходили ходуном.

– Холод! – закричала я, заметив блеск металла у нее в руке.

Еще выстрелы. С Холодом поравнялся Мистраль, засверкали клинки. «Стой, Дойл!» – орала я, только он не слушал, бежал дальше. Рис и Эйб бежали по бокам от нас.

– Нельзя бросать Холода! – твердила я.

– Твоя жизнь важнее, – ответил Дойл.

– Зови дверь! – крикнул Эйб.

Дойл оглянулся, но не на схватку Мистраля и Холода с каргой, он смотрел куда-то выше. Я посмотрела туда же.

Мне показалось, что там клубятся тучи или, может, дым, – но это просто была защитная реакция разума. Мне казалось, я все ужастики слуа уже знаю, но я ошибалась. То, что сыпалось на остров по зову Шолто, мой разум отказывался воспринимать. Когда я работала в детективном агентстве, бывало… Порой на месте преступления – когда там по-настоящему жутко – разум отказывается воспринимать открывающуюся картину. Видишь просто хаос, невнятицу. Мозг дает тебе минутку на размышление. Можно зажмуриться и отвернуться, уйти и спастись. Тогда кошмар не проникнет в твой разум, не запятнает душу. Только на работе в большинстве случаев выбора у меня не было. А теперь я отвернулась. Вот если не сбежим, придется смотреть.

Надо сбежать.

– Не смотри! – крикнул Дойл. – Зови дверь.

Так я и сделала.

– Мне нужна дверь в холм неблагих.

Дверь повисла прямо в воздухе, точно как раньше.

– Никаких дверей! – заорал Шолто.

И дверь исчезла.

Рис выругался.

Холод и Мистраль нас догнали, мечи у них были в крови. Оглянувшись, я разглядела Агнес на берегу – неподвижную темную груду.

Дойл опять побежал, и за ним побежали все.

– Сделай еще что-нибудь, – сказал Аблойк, почти задыхаясь в попытке выдержать заданный Дойлом темп. – Только тихо, чтобы Шолто не расслышал.

– Что сделать? – спросила я.

– У тебя есть сила творения, – пролаял он. – Думай!

– Но что я могу? – В такой обстановке мозг у меня совсем не работал.

– Сотвори что-нибудь. – И он запнулся и упал. Когда он нагнал нас, из нового пореза на груди у него текла кровь.

– Пусть под ногами у нас будет мягкая трава!

Трава растеклась по земле зеленой рекой. Только в стороны она не распространялась, как там на острове, она росла точно на нашем пути и нигде больше.

– Еще что-нибудь, – попросил Рис. Он уступал другим в росте, и по голосу слышно было, что ему трудно держаться вровень с длинноногими стражами.

Что же можно вызвать из земли, из травы, что нас спасет? Ответ пришел. Есть одно волшебное растение.

– Пусть вырастет поле четырехлистного клевера!

Перед нами расстелилась широкая зеленая поляна, покрылась белыми цветами, и мы оказались посреди клеверного поля. Белые шарики ароматных цветов звездочками светились на зелени.

Дойл замедлил шаг и остановился, остановились и другие стражи.

– Неплохо, совсем неплохо, – выразил общую мысль Рис. – Хорошо соображаешь, когда приходится туго.

– Дикая охота идет со злыми намерениями, – сказал Холод. – Им придется остановиться у кромки поля.