Возлюбленная из Ричмонд-Хилл, стр. 82

Она мечтала отвадить дружков, от которых принцу был один вред, – распутных Барри, эксцентричного майора Хенгера, грубую Летти Лейд и ее мужа. Фокс – и тот гораздо лучше! Что же до Шеридана, то он уподобился Барри и Лейдам: влезал вслед за принцем во всякие глупые авантюры, пил, играл в карты и… вероятно, путался с женщинами.

Бывало, принца приносили домой мертвецки пьяного. Как она ненавидела, когда он напивался! Участие в его буйных забавах унижало Марию, и она старалась этого избегать. Заслышав, что после вечерних возлияний принц с веселой компанией явился домой, Мария даже забиралась под диван или пряталась за тяжелой портьерой, надеясь, что они увидят пустую комнату и уберутся восвояси. Но не тут-то было!

Принц кричал:

– Где моя Мария? Где Любовь моя? Выходи, Мария! Нечего прятаться!

И принимался вместе с дружками обыскивать комнату: шарить шпагами и тростями за занавесками и под диванами, пока не находил и не вытаскивал Марию из ее укрытия. А затем с победными воплями ее заставляли участвовать во всяких пьяных забавах.

Да, перемены были налицо.

Вдобавок Марию тревожили отношения принца с его родными. С отцом он, конечно, всегда ссорился, но теперь и мать стала его врагом! Марию это страшно беспокоило. Она слышала, что королева возненавидела сына лютой ненавистью и на все пойдет, лишь бы принц был повержен. Поговаривали, что и ее, Марию Фитцерберт, привлекут к суду по обвинению в нарушении Брачного кодекса, поскольку она вышла замуж за принца Уэльского.

– Я заранее знала, на что иду, – напоминала себе Мария.

Раз она связала свою судьбу с принцем Уэльским, то жди напастей со всех сторон.

– Зачем я это сделала? – спрашивала Мария. Ответ был один: из любви.

Да, она любила принца. Надо признать очевидное. Наверное, ей было бы гораздо легче, если бы ею не владела любовь. Пожалуй, тогда Мария вела бы себя с принцем умнее. И, услышав о его изменах, оставила бы его.

Но как она могла бросить принца? Она же считала себя его женой; она поклялась любить, уважать и слушаться супруга, а Мария была из тех женщин, кто не нарушает обетов.

И главное, она любила его. Даже разумным женщинам нелегко разлюбить мужчину… даже если они понимают, что он этой любви недостоин, все равно нелегко!

Принц вновь и вновь завоевывал сердце Марии своей веселостью, галантным обхождением, изящными манерами, клятвами верности. Он обманывал ее, но Мария убеждала себя, что принц говорит искренне: ей хотелось в это верить. Одно высказывание Шеридана уязвило Марию в самое сердце… больше всего потому, что она осознавала его правоту:

– Принц – дамский угодник и не может принадлежать какой-либо одной даме.

«Как это верно! – подумала Мария. – Какая печальная истина!»

Долги… Ее неотступно преследовали мысли о долгах.

Однажды утром Марию, спавшую в доме на Пелл Мелл, разбудила служанка, которая сказала, что пришли два джентльмена. Они требуют свидания с госпожой.

– Два джентльмена? – переспросила Мария. И решила, что это, должно быть, очередная шутка принца.

В комнату вбежала мисс Пайгот. Лицо ее вытянулось от возмущения.

– В доме судебные приставы! – крикнула она. – Они требуют оплаты вот этого!

«Этим» оказался счет на тысячу восемьсот тридцать пять фунтов.

– О, Пиг, как у меня могло накопиться столько долгов?

– Не знаю, но нужно найти деньги, иначе мы не скоро отделаемся от незваных гостей.

Все оказалось еще хуже, чем Мария предполагала. И она быстро в этом убедилась. Счета были давними, и кредиторы не желали больше ждать. Марии было заявлено, что, если она не найдет денег до вечера, ее посадят в долговую тюрьму.

– Ради бога, пошлите за принцем! Немедленно поезжайте в Карлтон-хаус и расскажите ему, в какую я попала переделку.

Принц сразу пришел на помощь. Это было одним из его величайших достоинств. Принц всегда отличался галантностью, и, не долго думая, кидался на выручку даме, попавшей в беду. Дама, попавшая в беду!.. Но она не просто дама, она его супруга! А долгов столько появилось оттого, что она всячески ублажала его.

Быстрее домчаться из Карлтон-хауса до ее дома, чем домчался принц, было нельзя.

– Дорогая, милая, любовь моя, что случилось? Эти гадкие люди тебя расстраивают.

Посадить в тюрьму его любимую! Да это же верх нелепости! Но Мария сказала, что нужно срочно раздобыть денег.

– Предоставь это мне, – ответил принц, обнимая Марию; он никогда не переживал из-за денег. Принц просто не мог серьезно относиться к таким вещам. Долги?.. О, это лишь пустячное недоразумение в жизни членов королевской семьи. Долги всегда удается погасить.

– Может быть, принцам и удается, – возразила Мария. – А вот обычным людям… таким, как я?

– Не бойся, любовь моя, никто тебя не обидит, – успокоил Марию принц. – Я сейчас помчусь к ростовщикам.

И вскоре принц вернулся с деньгами.

Сияя от удовольствия, он уплатил долги, и незваные гости убрались из Марииного дома.

Принц объяснил, что евреи-ростовщики согласились дать деньги только под дорогой залог.

– И как по-твоему, что я сделал, любовь моя? Я заложил кое-какие драгоценности и столовое серебро из Карлтон-хауса.

– Ваши драгоценности и серебро!

Принц обожал подобные сцены. Со слезами на глазах он воскликнул, что ради спасения любимой готов заложить даже свою жизнь.

Он долго не уходил из дома на Пелл Мелл; они с Марией смеялись и любили друг друга, как в первые дни после венчания. Она редко бывала так счастлива. Однако наступали нелегкие времена.

ССОРА

В начале следующего года вопрос о долгах принца встал так остро, что принцу пришлось снова обратиться к отцу – у него просто не было иного выхода.

Король опечалился. После болезни он хотел примириться с сыном и примирился бы, поскольку сам стал гораздо мягче, однако королева задалась целью скомпрометировать сына перед отцом.

Но раздоры между королевским двором и Карлтон-хаусом пагубно сказывались на монархии, и король с принцем осознавали, что выказывать столь явную антипатию друг к другу неразумно. Особенно отчетливо они это поняли, когда до них дошли известия об ужасах, которые творились на континенте, по другую сторону Ла-Манша.

Принцессе Шарлотте уже исполнилось двадцать пять лет, она понимала, какой большой вред наносят их семье раздоры, и пыталась урезонить мать, но королева, наконец почувствовавшая свое могущество, не позволяла дочери вмешиваться. Ее неприязнь к принцу Уэльскому была болезненной. Королева вела себя как одержимая, и похоже, лекарства от этой болезни не имелось. Королева с восторгом читала всякие непристойности, касавшиеся сожительства принца с миссис Фитцерберт, – эти истории буквально заполоняли газетные страницы, – а когда старшая принцесса говорила, что Мария никогда не нарушала приличий, королева с презрением отметала все ее доводы, заявляя, что принц Уэльский, конечно же, связался с расчетливой авантюристкой, которая надеется прибрать его к рукам. Одного такого пасквилянта Мария привлекла к суду, и королева ликовала, узнавая подробности о судебном процессе. Но затем клеветника посадили в тюрьму и наложили на него штраф, чтобы другим было неповадно, и королева явно была разочарована.

«Совершить такую страшную глупость… как это похоже на принца! – думала королева. – Это же надо: пойти на мезальянс и вдобавок жениться на… католичке! Будь у него хоть какое-то чувство долга, он женился бы на достойной немецкой принцессе и продолжил бы королевский род, как когда-то сделал его отец: у принца уже могли бы родиться один или даже два здоровых, крепких мальчика!

Больше всего принца раздражало, когда газеты начинали интересоваться его так называемой женитьбой на миссис Фитцерберт. Ну и пусть раздражается! Люди совершенно правы, когда напоминают ему о выполнении долга.

Однажды, прогуливаясь с королем по парку, королева затронула в беседе весьма деликатную тему; она знала, что это расстроит Его Величество, но решила, что поговорить необходимо.