Энн в Редмонде, стр. 24

Глава восемнадцатая

ПРИЗНАНИЕ ДЖИЛЬБЕРТА

— Какой сегодня был скучный день — хоть бы что-нибудь случилось интересного! — Фил сладко зевнула, сгоняя с дивана двух негодующих котов и укладываясь на их место.

Энн подняла голову от «Записок Пиквикского клуба». Сдав весенние экзамены, она решила для души перечитать Диккенса.

— Да, для нас это скучный день, — задумчиво сказала она, — но, наверное, для кого-то и счастливый. Кому-то объяснились в любви; кто-то написал замечательное стихотворение; у кого-то родился ребенок, которому предстоит стать знаменитым. А кто-то, может быть, потерпел разочарование в любви.

— И зачем надо было испортить такую прекрасную мысль, добавив последнюю фразу, моя милая? — проворчала Фил. — Я не люблю думать о разочарованиях и разбитых сердцах — и вообще о неприятностях.

— Уж не думаешь ли ты, Фил, что тебе всю жизнь удастся отмахиваться от жизненных неприятностей?

— Бог мой, конечно, не думаю. Мало у меня сейчас, что ли, неприятностей? Надеюсь, ты не считаешь, что дилемма Алека и Алонсо — это что-то приятное? Мне от них житья нет.

— Ты никогда ни о чем не говоришь серьезно, Фил.

— А зачем? Вокруг и так чересчур много серьезных людей и без меня. Миру нужны и такие, как я, Энн, — должен же его кто-то забавлять. В нем было бы просто невозможно жить, если бы все выглядели серьезными интеллектуалами, поглощенными своими важными проблемами. Моя миссия в жизни — «пленять и очаровывать». Ну признайся, Энн, разве жизнь в Домике Патти не становилась живее и веселее, потому что я не давала вам киснуть?

— Да, это правда, — кивнула Энн.

— И все вы меня любите, даже тетя Джемсина, которая считает меня полоумной. Так зачем же мне меняться? Ой, как хочется спать! Я вчера до часу ночи читала жуткую историю про привидения, и когда я ее закончила, то не решилась вылезти из постели, чтобы потушить свет. Если бы, на мое счастье, ко мне не зашла Стелла, огонь горел бы до утра. Я была уверена, что если встану, чтобы потушить свет, то в темноте меня схватят холодные пальцы. Кстати, Энн, тетя Джемсина решила, что будет делать летом?

— Да, она решила остаться здесь. Она, конечно, делает это из-за кошек, хотя и утверждает, что ей лень приводить в порядок свой дом, а в гости она терпеть не может ездить.

— А что ты читаешь?

— «Пиквика».

— Эта книга всегда нагоняет на меня страшный аппетит. Там так много и так вкусно едят — вечно они сидят за столом и уписывают яичницу с ветчиной, запивая ее молочным пуншем. Почитав «Пиквика», я обычно отправляюсь шарить в кладовке. Кстати, мне и сейчас Ужасно хочется есть. У нас там нет чего-нибудь вкусненького, королева Анна?

— Утром я испекла лимонный пирог. Отрежь себе кусочек.

Фил поспешила в кладовку, а Энн отправилась вместе с Бандитом в сад.

Влажный весенний вечер был напоен запахом свежести. В парке снег растаял еще не полностью — под соснами остались осевшие сугробы, на которые не попадало солнце. От этого на дороге, ведущей к гавани, было много грязи, но на солнечных местах уже зеленела травка. В укромном уголке Джильберт нашел расцветшее земляничное дерево и нарвал букет бледно-розовых цветов.

Энн сидела в саду на большом камне и смотрела на голую березовую ветку, рисовавшуюся на фоне бледного заката. Это была чудная законченная картинка. Энн строила в воображении воздушный замок — роскошное мраморное здание с залитыми солнцем двориками и величественными, пронизанными арабскими благовониями залами, где она являлась хозяйкой и королевой. Увидев входящего в сад Джильберта с букетом в руках, Энн нахмурилась. В последнее время она старалась не оставаться с ним наедине. Но сейчас он ее поймал: даже Бандит убежал. Придется одной выпутываться из затруднительного положения.

Джильберт сел рядом с Энн на камень и протянул ей цветы:

— Правда, они напоминают об Эвонли и наших пикниках, Энн?

Она взяла цветы и с наслаждением вдохнула их аромат.

— Так и кажется, что я на поле мистера Сайласа Слоуна, — мечтательно произнесла она.

— Ты, наверное, и в самом деле скоро там окажешься.

— Нет, только через две недели. Сначала я поеду в Болингброк в гости к Фил. Ты приедешь в Эвонли раньше меня.

— Этим летом меня вообще не будет в Эвонли, Энн. Мне предложили работу в редакции «Дейли Ньюс».

— Да? — обескураженно спросила Энн. Ей было трудно представить себе целое лето в Эвонли без Джильберта. Почему-то такая перспектива ей совсем не нравилась, но она сдержанно кивнула: — Ну что ж, для тебя это, конечно, прекрасная возможность подзаработать.

— Да, я очень рассчитываю на эту работу. Мне тогда будет легче в следующем учебном году.

— Только чересчур не переутомляйся, — продолжала Энн, не совсем отдавая себе отчет в том, что говорит. Хоть бы Фил вышла из дому! — Ты так много работал этой зимой. Правда, чудный вечер? Знаешь, я сегодня нашла под той корявой ивой белые фиалки. У меня было такое чувство, будто я нашла золотой самородок.

— Тебе вечно попадаются золотые самородки, — тоже рассеянно отозвался Джильберт.

— Пойдем поглядим, нет ли там еще, — поспешно предложила Энн. — Я позову Фил и…

— Нет, Энн, не надо звать Фил, и фиалки мы тоже не будем искать, — тихо сказал Джильберт, взял ее руки в свои и сжал так крепко, что она не могла вырваться. — Я должен тебе кое-что сказать.

— Не надо, Джильберт, не говори, — взмолилась Энн. — Пожалуйста, не надо!

— Нет, я должен. Больше так продолжаться не может. Энн, я люблю тебя. Ты это знаешь. Я тебя очень люблю. Пообещай мне, что когда-нибудь станешь моей женой.

— Нет, не могу, — несчастным голосом прошептала Энн. — Ну зачем ты все испортил, Джильберт?

— Неужели ты меня совсем не любишь? — спросил Джильберт после долгой мучительной паузы, во время которой Энн не осмелилась посмотреть ему в лицо.

— Нет, так я тебя не люблю. Я очень люблю тебя как друга. Но я не влюблена в тебя, Джильберт.

— И ты мне даже не оставляешь надежды, что когда-нибудь…

— Нет! — с отчаянием воскликнула Энн. — Так я тебя никогда не полюблю, Джильберт. И не говори мне больше об этом ни слова.

Опять наступила пауза, такая долгая и тяжелая, что Энн не выдержала и взглянула на Джильберта. Он был бледен как мел, в глазах застыла боль… Энн вздрогнула и отвела взгляд. Ничего романтического в этом не было. Неужели так всегда происходит — либо отвергнутый поклонник смехотворен, либо… на него страшно смотреть?

— Ты любишь другого? — наконец спросил он.

— Нет-нет, — торопливо отозвалась Энн. — Я никого так не люблю. Ты мне нравишься больше всех на свете, Джильберт. Я надеюсь, что мы останемся друзьями.

Джильберт горько усмехнулся:

— Друзьями! Нет, дружба меня не удовлетворит, Энн. Мне нужна твоя любовь — а ты говоришь, что этого я не дождусь никогда.

— Прости меня, Джильберт.

Больше Энн ничего не могла ему сказать. Куда подевались все мягкие и добросердечные слова, которыми она в воображении утешала отвергнутых поклонников?

Джильберт выпустил ее руки:

— Ты не виновата, Энн. Бывали минуты, когда мне казалось, что ты тоже меня любишь. Я просто себя обманывал — вот и все. Прощай, Энн…

Энн кое-как доплелась до своей комнаты, села в кресло у окна, откуда ей были видны сосны, и горько разрыдалась. Она потеряла что-то бесконечно дорогое — дружбу Джильберта. Ну почему, почему так случилось?

— Что с тобой, дорогая? — спросила Фил, заходя в полутемную комнату.

Энн не ответила. Сейчас ей вовсе не хотелось разговаривать с Фил.

— Уж не отказала ли ты Джильберту Блайту? Ну и дура же ты, Энн Ширли!

— Что глупого в том, что я отказала человеку, которого не люблю? — раздраженно спросила Энн.

— Ты просто не знаешь, что такое любовь. Придумала себе какое-то неземное чувство и воображаешь, что и в жизни так будет. Ну вот, ты все жаловалась, что я разговариваю несерьезно, — пожалуйста, сейчас я говорю серьезно. Даже удивляюсь, как это у меня получилось.