Лазоревый грех, стр. 58

И я сказала ему то, что он сказал мне:

— Ты можешь обратить ardeur в голод, но на ком-то или на чем-то нам сейчас надо кормиться. Для чего-нибудь другого слишком поздно.

И даже его голос у меня в голове прозвучал сдавленно:

— Мне и лучше, и хуже. Кажется, я могу теперь охотиться. Раньше я не мог двигаться.

— У всякой вещи есть хорошая и плохая сторона, Ричард.

Я злилась на него — сдержанной горячей злобой, и она помогала мне брести по воде, которой был ardeur, по воде, которая хотела поглотить меня, утопить в желании. Но я лелеяла злость и шла по воде вперед изо всех сил.

Я почувствовала, как сменился его голод, как подвело у него живот желанием мяса и крови, желанием драть добычу, и только далеко-далеко осталось желание сексуальное.

— Я пойду на охоту, и все будет в порядке, надеюсь.

— Это мне не очень поможет, Ричард, — ответила я, и злость даже прошла по нашей метафизической связи, как по проводу.

— Прости, Анита, я не понимал. Я не хотел.

Я знала в этот миг, что могу превратить его голод обратно в ardeur. Как он заставил Джейсона сменить форму, так и я могла заставить его голод принять форму по моему выбору. Знала, что могу плеснуть ему на кожу магией и заставить кормиться так, как придется кормиться мне. Но я не стала. Он сделал это по неведению, и я не могла ответить тем же намеренно.

— Иди охоться, Ричард.

— Анита... я не хотел...

— Ты никогда не хочешь, Ричард, само выходит. Теперь убирайся из моей головы, пока я не сказала такого, о чем мы потом оба пожалеем.

Он потянулся прочь, но разрыва не было. Обычно, когда у него щит становится на место, то будто захлопываются подогнанные металлические двери. Сегодня мы будто цеплялись друг за друга, как ватные, как оплавленные леденцы, которые, даже если их растащить, остаются одним целым. Я хотела подтащить его к себе, вплавиться в его тепло, пока мы не станем единой липкой массой, и сегодня Ричард не мог бы мне помешать. Не смог бы не допустить меня к себе.

Проснулся Жан-Клод. Я ощутила, как распахнулись его глаза, как он сделал первый жадный вдох, наполнился жизнью. Очнулся.

— Он проснулся! — Джейсон глядел на меня синими глазами.

— Знаю, — кивнула я.

Натэниел заговорил так, будто понял из нашего разговора куда больше, чем следовало.

— Мы уже почти у «Цирка», Анита.

— Сколько нам еще ехать?

— Минут пять или меньше.

— Сделай, чтобы было меньше.

Джип рванулся вперед, набирая скорость. Я вползла на заднее сиденье и крепко пристегнулась ремнем. Не на случай аварии, а чтобы не распустить себя, пока мы не приедем в «Цирк» — и к Жан-Клоду.

Глава 31

Ardeur овладевал мной, и я билась с ним. Я билась с ним в машине по дороге в «Цирк». Билась с ним, когда бежала от стоянки и колотила во входную дверь. Пролетела мимо удивленного Бобби Ли, кое-как сумев сказать:

— Насчет джипа спроси Натэниела.

И я уже бежала вниз по лестнице, туда, в подземелье.

И Ричард тоже бежал. Он бежал среди деревьев, листья и ветки хлестали его, но он успевал уйти, виляя, стремясь, как вода, ставшая плотью, плоть, ставшая скоростью. Он бежал среди деревьев, и я слышала, как с шумом рвется перед ним что-то большое. Ричард поднял голову, и погоня полетела дальше.

Я ударилась в дверь спальни Жан-Клода, когда Ричард увидел мелькающий силуэт оленя, стремящегося прочь от него, спасая свою жизнь. В лесу были и другие волки, почти все настоящие, но не все.

Я распахнула дверь и крепко ее за собой закрыла. Не знаю, что охранники могли увидеть или почувствовать.

Синие шелковые простыни лежали на кровати, и Ашер все еще лежал на них, недвижный и мертвый. Только Мастер города уже проснулся, только он двигался. Я послала исследующую мысль и ощутила всех вампиров, спящих в гробах, в постелях. Я на миг коснулась Анхелито, и он был встревожен и бродил из угла в угол, гадая, почему не преуспела его госпожа в своих дьявольских планах.

Он поднял голову, будто увидел меня или что-то почуял, но я уже снова была у дверей ванной. Ричард поймал лань и бился с нею. Ему досталось копытом поперек живота, разорвало кожу, но рядом уже были другие волки, и положение лани стало безнадежно. Черный мохнатый волк рванул ей горло. Я ощутила, как Ричард в виде человека сидит на оленихе, держит ее, а она бьется все медленнее, и страх ее выдыхается, как выдыхается открытое и оставленное шампанское.

Дверь ванной распахнулась, ударясь о стенку, но я не помню, как ее тронула. Я проскочила в нее прежде, чем она захлопнулась позади, и опять-таки не помню, чтобы я ее закрывала.

Жан-Клод стоял в черной мраморной ванне. Стоял на коленях, длинные черные волосы рассыпались по плечам. Он только что помылся. Ощутив мое приближение как бурю желания, он полез в ванну. Конечно, ему случалось ощущать меня как бурю желания, просто не всегда эта буря должна была обрушиться на него.

Я чуяла горячую свежую кровь — это Ричард наклонился к горлу лани. Волк, который прикончил ее, отступил, давая место Ульфрику. Кожа лани пахла едко, почти горько, будто ее залило страхом. Я не хотела находиться в голове у Ричарда, когда он погрузит зубы в эту плоть.

Во всей одежде я влезла в ванну, и горячая вода пропитала джинсы почти до верха.

— Помоги, — прошептала я, хотя хотела крикнуть.

Жан-Клод встал — вода стекала по безупречной белизне кожи, и мои глаза невольно глянули вниз и увидели, что он не готов для меня. Я взвыла, и Ричард всадил зубы в кожу, покрытую волосами.

Жан-Клод подхватил меня, иначе я бы упала в воду. Вдруг я перестала чувствовать Ричарда. Как будто дверь захлопнулась у меня перед носом, и настала секунда благословенного молчания, тишины, проникшей до самой глубины моей души.

В тишине заговорил Жан-Клод:

— Я могу защитить тебя от нашего Ричарда, ma petite, или его от тебя, но не в моих силах не допустить ardeur к нам обоим.

Я смотрела на него, лежа в полуобмороке у него на руках. Он поддерживал меня под спину, а ноги мои болтались в горячей воде.

Хотела я было сказать, пусть сделает хоть что-нибудь, но тут с ревом вернулся ardeur. Меня свело судорогой, и он чуть не уронил меня. Полоща мои волосы в воде, он подтянул меня вверх, прижал к себе. Руки, рот, тело — вся я ездила по нему, гладила безупречную скользкую от воды кожу, ласкала едва заметные следы от плетей на спине, которые лишь увеличивали его красоту.

Он оторвался от меня чуть-чуть, только чтобы сказать:

— Ma petite, я не пил, во мне нет крови, чтобы наполнить тело.

Я уставилась на него и увидела, что глаза у него обычные, как всегда, полночно-синее небо в кружеве черных ресниц. Но в них не было силы. Обычно на этой стадии любовной игры они становятся чистой синевой без зрачков.

Мне пришлось выплыть сквозь ardeur, чтобы понять, о чем он. Я отбросила волосы с шеи:

— Пей, пей! А потом поимей меня.

— Я не могу подчинить твой разум, ma petite, это будет одна только боль.

Я трясла головой, закрыв глаза, водя руками по его плечам и рукам.

— Жан-Клод, пожалуйста, пей, пей из меня!

— Если бы полностью владела своим разумом, ma petite, ты бы не предложила такого.

Я вытащила футболку из штанов, но запуталась, сбрасывая лямки наплечной кобуры, будто не помнила, как это делается. От досады я заорала без слов. То ли от этого, то ли от того, что Жан-Клод устал бороться с таким количеством отвлекающих моментов одновременно, я вдруг почувствовала, как ест Ричард, как горячее мясо большими кусками проскакивает к нему в горло.

Я задохнулась, зашаталась, свалилась на край ванны, и горячая вода залила меня до пояса. Вот-вот стошнит.

Жан-Клод коснулся моей спины, и я перестала ощущать Ричарда.

— Я не могу закрывать тебя от нашего волка, удерживать наш ardeur и бороться с собственной жаждой крови. Слишком это для меня много.

Я села на край ванны, опустив руки, стараясь ровно усидеть на мраморе.