Лазоревый грех, стр. 21

Мужчина-вампир в темном строгом костюме взял ноги Мюзетт, но не попытался принять тело из рук мальчика. Я знала, что мужчина мог бы легко унести ее, но он не стал спорить с мальчиком. Мальчику не хватало не силы — только роста и длины рук.

Они отнесли ее к Анхелито, и у него на руках Мюзетт казалась крошечной. В этой комнате были ребята и помускулистее Анхелито. Гиенолаки вообще все бодибилдеры, но никого не было на нашей стороне такого высокого и широкого, как «ангелочек» Мюзетт.

Жан-Клод встал и поднял меня на ноги: Дамиан двинулся вместе со мной, Джейсон тоже.

— У нас для всех приготовлены комнаты, — сказал он. — Вас туда проводят, и у дверей мы поставим стражу — для защиты всех заинтересованных лиц.

Бобби Ли все так же держал вампиров под ровным прицелом своего пистолета.

— Анита? — сказал он вопросительно.

— Я не хочу, чтобы они тут бродили без охраны, так что идея мне кажется удачной. Вы, ребята, сможете еще столько здесь пробыть?

— Детонька, я за тобой на край света готов идти. Еще бы мы не могли!

Южный акцент его стал так густ, хоть топор вешай.

— Спасибо тебе, Бобби.

— Да не за что.

— Менг Дье, Фауст! Вы знаете путь в комнаты, покажите нашим стражам, куда идти.

Менг Дье — красивая, точеная, с абсолютно прямыми черными волосами до плеч, а кожа — как бледный фарфор. Совсем была бы как китайская куколка, если бы не ходила почти всегда в облегающей черной коже. Она как-то портила впечатление. Она — мастер вампиров, а ее подвластный зверь, как выяснила я к своему удивлению, — волк. Странно, но это не увеличило ее привлекательность ни для волков, ни для меня. Слишком уж она недружелюбна.

Фауст был не намного выше Менг Дье, но он не казался хрупким — просто низеньким. Был он жизнерадостно красив — как простой симпатичный мальчишка, случись ему оказаться вампиром, — а волосы красил в ярко-бордовый цвет. Глаза у него были цвета новых пенни — карие, чуть с оттенком крови. Он тоже мастер вампиров, но далеко не той силы, чтобы стать когда-нибудь Мастером города — и уж точно не чтобы удержать этот пост. Слабый Мастер города обычно бывает мертвым мастером.

Менг Дье и Фауст прошли сквозь портьеры в дальние коридоры. Вампиры Мюзетт последовали за ними, гиены и крысолюды замыкали шествие. С шелестом опустились и замерли портьеры.

Мы осталась наедине с собственными мыслями. Надеюсь, что у остальных мысли были более полезные, чем у меня, потому что я думала только об одном: Белль не понравится, что ей нахлобучили пальто и указали на дверь. Она найдет способ заставить нас расплатиться за оскорбление, если это будет в ее силах. Может, и не будет, но ей две тысячи лет, если верить Жан-Клоду. Никто не выживет так долго, не зная способов обратить своих врагов в паническое бегство. Член Совета, которого мы убили, умел вызывать землетрясения просто силой мысли. И я не сомневалась, что у Белль есть свои излюбленные фокусы. Просто она еще мне их не показывала.

Глава 10

Не прошло и часа, как мы с Жан-Клодом оказались в его комнате — одни. Дамиан был среди стражей у нашей двери. Вампиров мы распределили среди оборотней, чтобы плохие вампиры не могли — как мы надеялись — использовать ментальные фокусы против оборотней так, чтобы мы не знали. Мы сделали все, что могли, то есть на самом деле получилось отлично. Ardeur спрятался и не показывался. Я не ломала себе голову почему — просто этому радовалась.

Большая кровать Жан-Клода на четырех столбах была затянута лазоревым шелком и усыпана подушками не менее чем трех оттенков ярко-синего. Он заменил драпри и подушки так, чтобы они подходили под цвет простыней, и я могла не глядя сказать, что простыни тоже из синего шелка. Белых простыней Жан-Клод не признавал, из какого бы материала они ни были сделаны.

Он сидел в единственном в комнате кресле, сложив руки на животе. Я сидела на прикроватном коврике. На самом деле это был мех, густой и мягкий, и по прикосновению можно было судить, что когда-то это было что-то живое. Почему-то нам обоим не хотелось ложиться — быть может, оба мы боялись, что проснется ardeur, а мы не были к этому готовы.

— Я хочу проверить, правильно ли я поняла, — сказала я.

Жан-Клод повернулся ко мне — одними глазами.

— Завтра, если Ашер по-прежнему не будет никому принадлежать, будут ли они вправе просить его им выдать?

— Не так, как сегодня, — ты это сделала невозможным, разве что они возьмут его силой.

Я мотнула головой:

— Я достаточно давно имею дело с вампирской политикой и знаю, что, если им не дать сделать что-то одно, они сделают другое. И не потому что хотят, а потому что тебе это неприятно.

Он нахмурился недоуменно. Я вздохнула:

— Попробую сказать по-другому. Вопрос вот в чем: чего они имеют право у нас просить, пока они здесь?

— Права на охоту или добровольных доноров, любовников — удовлетворения основных потребностей.

— Секс — это основная потребность?

Он только посмотрел на меня.

— Ладно, извини. Я понимаю насчет добровольных доноров — им необходимо есть. Но любовники — что конкретно имеется в виду?

— Было бы declasse требовать любовников для прислуги, так что насчет горничной и дворецкого Мюзетт можно не волноваться. Двое детей с ней — это особый случай. Девочка физически слишком молода, она о таких вещах не думает. Мальчик — это проблема. Бартоломе развит не по годам, и потому Белль Морт послала Мюзетт его взять.

Я уставилась на него:

— Только не говори мне, что Мюзетт имела секс с этим ребенком!

Он с неожиданно усталым видом потер глаза.

— Ты хочешь правды или более приятной лжи?

— Думаю, что правды.

— Белль Морт умеет чуять сексуальный аппетит — это один из ее талантов. Бартоломе выглядит как ребенок, но мысли у него не детские, и такие они были, когда он был еще человеком, ребенком почти двенадцати лет. Он был наследником большого состояния, и Белль желала этим состоянием распоряжаться. И еще он был заметен даже в том веке, когда сыновьям знатных семейств дозволялась почти любая нескромность по отношению к женщинам неблагородной крови.

— Не поняла.

— Он выглядел ребенком, Анита, и этот невинный вид использовал, чтобы ставить женщин в компрометирующее положение. Когда они понимали, что их используют, было уже слишком поздно. Более того, он угрожал обвинить их в агрессии. В те времена не было понятия совращения малолетних, но все знали, что такое бывает. Детей женили в возрасте десяти-одиннадцати лет, и потому люди с подобными склонностями могли удовлетворяться в супружеской постели, пока их супруги не становились слишком стары на их вкус. Тогда они начинали искать наслаждения вне брака, а бывало, что к тому времени достаточно подрастали их собственные дети.

Я взглянула на него в упор:

— Вот этого последнего я уже не хотела бы знать. Это более чем мерзость.

— Oui, ma petite, но все равно это правда. Такое состояние, как было у Бартоломе, в обычной ситуации стало бы целью Белль. Она бы ни в чьи руки не упустила такие деньги, земли или титулы. Но она не любительница детей, какими бы взрослыми они ни были, и потому она выпустила Мюзетт. Которая, как ты уже знаешь, сделает все, что поручит ей наша госпожа.

— Да, у меня создалось такое впечатление.

— И вот она соблазнила мальчика — или позволила ему соблазнить себя. Белль помогла ей разжечь в Бартоломе ardeur — и он был пойман. Она не собиралась превращать его в детском возрасте, хотела дать ему подрасти, но Бартоломе сбросила лошадь. У него был пробит череп, и он умирал. Следующему за ним брату было всего пять, и над ним у Белль Морт власти не было. Ей нужен был Бартоломе, и она велела Мюзетт закончить с ним.

— И что он почувствовал, когда очнулся?

— Он был счастлив, что жив.

— Нет, что он почувствовал, когда узнал, что будет вечно мальчиком, хоть бы и преждевременно созревшим?

Жан-Клод вздохнул.

— Он был... удручен. По некоторым причинам обращение детей в вампиров запрещено. Мюзетт не обращала Валентину. Белль узнала, что один из ее мастеров — педофил и обращает детей в своих постоянных... спутников.