Ласка сумрака, стр. 63

Она поразилась и не смогла совладать с выражением лица, но со словами она справилась лучше:

– Приветствия от Благого Двора принцессе Мередит Ник-Эссус.

Я невольно улыбнулась. Она, в свою очередь, оскорбила меня. Ник-Эссус – означает «дочь Эссуса». Большинство сидхе теряют имя по отцу в период полового созревания или хотя бы годам к двадцати, когда проявляются их магические способности. Поскольку мои силы не выявились вовремя, я оставалась Ник-Эссус на четвертом десятке. Но оба двора были извещены, что мои силы наконец проявились. Все знали, что у меня новый титул. Она опустила его нарочно.

Ладно. Если честно, я начала первой.

– Я всегда буду дочерью моего отца, но я уже не Ник-Эссус. – Я изобразила задумчивость. – Разве мой дядя-король не известил тебя, что моя рука власти уже проявилась?

– Конечно, известил!

Она и оправдывалась, и в то же время не могла скрыть досаду.

– Ох, прошу прощения. Поскольку ты не назвала мой новый титул, я подумала, что тебя не поставили в известность.

На миг на этом прелестном, ухоженном лице мелькнула злость, но тут же сменилась улыбкой – такой же искренней, как ее любовь ко мне.

– Я знаю, что теперь ты Принцесса Плоти. Поздравляю.

– Благодарю тебя, матушка.

Она поерзала в узком кресле, словно я опять ее удивила.

– Ох, дочь моя, мы должны разговаривать почаще.

– Безусловно, – согласилась я, сохраняя любезное и непроницаемое выражение.

– Я слышала, что тебя пригласили на нынешний бал в честь Йоля.

– Да.

– Я буду рада встретиться с тобой и возобновить нашу близость.

– Неужели тебе неизвестно, что мне пришлось отклонить приглашение? Я удивлена.

– Я слышала и не смогла этому поверить. – Ее руки изящно покоились на подлокотниках кресла, но корпус чуть наклонился вперед, нарушив совершенство позы. – Другие бы много отдали за честь быть приглашенными.

– Да, но ты же знаешь, что я теперь – наследница Неблагого трона, матушка?

Она села прямее и качнула головой. Я подумала: а сколько весят эти золотые листики в ее прическе?

– Ты – сонаследница, не истинная наследница. Наследник трона, как и прежде, – твой кузен.

Я вздохнула и отбросила любезность, перейдя на нейтральный тон.

– Ты снова меня удивляешь, матушка. Обычно ты лучше информирована.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала она.

– Королева Андаис уравняла в правах меня и принца Кела. Нужно лишь дождаться, у кого из нас первого появится ребенок. Если я пошла в тебя, матушка, то наверняка – у меня.

– Король настаивает на твоем появлении на балу.

– Слушаешь ли ты меня, матушка? Я – наследница Неблагого трона. Если я отправлюсь домой на празднование Йоля, то, конечно же, к Неблагому Двору.

Она всплеснула руками, но быстро вспомнила о позе и аккуратно пристроила их на подлокотниках кресла.

– Ты можешь снова обрести милость короля, если приедешь на бал, Мередит. Ты будешь принята при дворе.

– Я уже принята при дворе. И, к слову, как я смогу снова обрести милость короля, если я никогда ею не пользовалась, насколько я помню?

Она опять отмахнулась от моих слов и на этот раз даже забыла вернуть руки на подлокотники. Она нервничала больше, чем казалось, раз забылась настолько, чтобы начать жестикулировать. Она этого терпеть не могла, считая, что это вульгарно.

– Ты сможешь вернуться к Благому Двору, Мередит. Подумай только, наконец-то стать настоящей принцессой Благого Двора!

– Я – наследница трона, матушка. Зачем мне возвращаться ко двору, где я всего лишь пятая от трона, если другим двором я могу править?

Она отмела возражение:

– Нельзя сравнивать возможность принадлежать к Благому Двору с каким бы то ни было положением при Неблагом, Мередит.

Я посмотрела на нее, такую холеную красавицу, такую невыносимую гордячку.

– Ты хочешь сказать, что лучше быть последней при Благом Дворе, чем править Неблагим?

– А ты намекаешь, что лучше править в аду, чем попасть на небеса? – спросила она, почти смеясь.

– Я провела достаточно времени при обоих дворах, матушка. Между ними не такая большая разница.

– Как ты можешь так говорить, Мередит? Я была при темном дворе и знаю, как он ужасен!

– А я была при сияющем дворе и знаю, что моя кровь одинаково красная, что на бело-золотом мраморе, что на черном.

Она нахмурилась и, кажется, смутилась.

– Не понимаю, о чем ты.

– Если бы бабушка не заступилась за меня, ты действительно позволила бы Таранису забить меня до смерти? Забить до смерти свою дочь у себя на глазах?

– Как жестоко с твоей стороны говорить такое, Мередит!

– Ответь мне, матушка.

– Ты задала королю очень невежливый вопрос, это был не мудрый поступок.

Я получила ответ – ответ, который всегда знала. Я оставила тему.

– Почему для тебя так важно, чтобы я посетила бал?

– Этого желает король, – сказала она. Как и я, она с радостью ушла от прежних, слишком болезненных вопросов.

– Я не оскорблю королеву Андаис и весь мой народ пренебрежением к их празднику. Если я вернусь домой, то на бал Неблагого Двора. Тебе самой, я думаю, ясно, что только так и должно быть.

– Мне ясно только, что ты ничуть не изменилась. Ты по-прежнему упряма и непослушна.

– Ты также не изменилась, матушка. Что посулил тебе король, если ты уговоришь меня появиться на балу?

– Не знаю, о чем ты говоришь.

– Знаешь, матушка. Тебе недостаточно называться принцессой, ты хочешь того, что полагается к этому титулу, – власти. Так что пообещал тебе король?

– Это останется между ним и мной, если ты не приедешь. Приезжай на бал, и я тебе скажу.

Я покачала головой.

– Жалкая наживка, матушка.

– Это еще что за разговоры? – Она разозлилась не на шутку и не пыталась это скрыть, что, с учетом ее социального статуса, было верхом оскорбления. Я не стоила того, чтобы скрывать от меня свой гнев. Наверное, я была одной из очень немногих сидхе, кого она рискнула бы так оскорбить. Вокруг собственной сестры она ходила на цыпочках.

– Это значит, дорогая матушка, что я не буду присутствовать на балу в честь Йоля при Благом Дворе. – Я подала знак Дойлу, и он отключил связь, прервав мою мать на полуслове.

Зеркало тут же загремело уже знакомым трубным зовом, но для нее нас не было дома.

Глава 33

Ее светлость герцогиня Розмерта позвонила на следующее утро, в такую рань, что мы все еще спали. Меня разбудил звон маленьких колокольчиков в утренней полутьме. Запах роз – визитная карточка Розмерты – был почти невыносим. Очевидно, она давно уже пыталась нас разбудить.

Я попыталась сесть, но не смогла, оплетенная волосами Никки и руками Риса. Рис открыл свой единственный глаз и сонно заморгал.

– Который час?

– Рано еще, – сказала я.

– Насколько рано?

– Если уберешь руку, я посмотрю на часы.

– О, прости, – пробормотал он куда-то в пурпурные простыни и убрал руку.

Я села и взглянула на часы.

– Восемь.

– Светлый Консорт, что еще стряслось?

Никка приподнялся на локте, пытаясь перебросить волосы за спину, и не смог это сделать, потому что на них сидели мы с Рисом. Мне очень нравятся длинные волосы, струящиеся по моему телу, но я уже начала припоминать, почему я никогда не отращивала свои до такой длины.

Мы с Рисом подвинулись, высвобождая волосы Никки. Никка прибрал свою шевелюру, не столько отбросив ее за спину, сколько распределив вдоль тела слегка растрепанным плащом.

Рис повернулся на спину – не для того, чтобы продемонстрировать себя во всей красе, хотя и это ему удалось, но для того, чтобы разглядеть зеркало здоровым глазом.

Никка лежал позади меня, опираясь на локоть. Я сидела между двумя мужчинами. Мне удалось повытащить достаточно простыней из-под всех, чтобы кое-как прикрыться. Нагота была обычным делом при Неблагом Дворе, но не при Благом – он сильнее поддался человеческим предрассудкам. Все приняли подобающие позы, и тут мы с Рисом одновременно сообразили, что кому-то нужно встать и коснуться зеркала.