Ласка сумрака, стр. 48

Кровь покрывала его рот, как размазавшаяся помада. Стекала по подбородку, пятнала шею. Сознание вернулось к нему, он снова стал самим собой, и только тонкий раздвоенный язычок еще бегал по мелким перемазанным кровью зубам. Китто свалился на кровать и принялся перекатываться по ней в упоении.

А я сидела на полу, и у меня из плеча лилась кровь.

Дойл опустился на пол рядом со мной, держа в руках полотенце. Он поднял мне руку и обернул ее полотенцем, не столько чтобы остановить кровь, сколько чтобы не заляпать ею все вокруг.

Воздух вдруг наполнился ароматом цветов, приятным, но слишком сильным. Дойл поднял глаза к зеркалу.

– Кто-то просит позволения на разговор через зеркало.

– Кто?

– Не знаю. Нисевин, возможно.

Я посмотрела на свою окровавленную руку.

– Это зрелище подойдет для ее глаз?

– Если ты не выкажешь боли, пока мы будем обрабатывать рану, – да.

Я вздохнула.

– Великолепно. Помоги мне сесть на кровать.

Он поднял меня на руки и усадил на кровать.

– Так много помощи не требовалось.

– Прошу прощения. Я не знаю, насколько сильно ты ранена.

– Выживу. – Я перехватила полотенце и прижала его к ране. Китто свернулся вокруг меня, пятна крови так и остались на его лице. Он скомкал все простыни, и сейчас, когда его тело прижималось к моему, из зеркала не были видны его коротенькие шортики, и он казался голым. Китто дернулся, раздвоенный язык слизнул кровь с губ и вокруг них. Руки шарили по моей талии и бедрам.

Что бы там Кураг ни говорил, но брать плоть таким способом для гоблинов было сексом.

– Ответь им, Дойл, и дай мне что-нибудь, чтобы унять кровь.

Он улыбнулся и слегка поклонился. Короткий жест – и зеркало ожило, явив крючконосого мужчину с кожей голубой, как колокольчики.

Это был Хедвик, секретарь короля Тараниса по связям с общественностью. Да, это была не Нисевин. Хедвик был совсем не из тех, кто мог бы оценить наше шоу.

Глава 26

Но Хедвик даже не взглянул в зеркало. Он читал с листа, сидя к нам вполоборота:

– Приветствия принцессе Мередит от верховного короля Тараниса Громовержца. Принцессу извещают, что через три дня от сегодняшней даты при Благом Дворе имеет быть бал в честь Йоля. Его величество ожидает присутствия принцессы на балу.

Во время этой речи он даже не взглянул на комнату. Его рука уже поднималась, чтобы погасить зеркало, когда я заговорила.

Я сказала всего одно слово, которое он вряд ли ожидал услышать:

– Нет.

Рука его опустилась, и он взглянул на нас с озадаченным видом. Выражение сменилось изумлением, затем отвращением. Может, потому что он увидел, как Китто корчится на постели. Может, из-за меня, заляпанной кровью. Как бы там ни было, зрелище ему не понравилось.

– Я имею честь говорить с принцессой Мередит? – Его голос источал такое презрение, будто ему трудно было в это поверить.

– Да.

– Тогда увидимся на балу. – Рука снова потянулась прервать связь.

– Нет, – повторила я.

Он опустил руку и уставился на меня.

– Мне нужно сегодня передать еще множество приглашений, принцесса, так что я не располагаю временем на истеричек.

Я улыбнулась, но сама чувствовала, как наполнились холодом мои глаза. Правда, под гневом таилось удовольствие. Хедвик всегда был мелким чиновным подхалимом, и я знала, что он передает приглашения всем низшим фейри, незначительным персонам. Все важные социальные контакты поручались другой сидхе. Приглашение, переданное Хедвиком, было оскорблением; то, в какой форме он его передал, – двойным оскорблением.

– Я нисколько не истерична, Хедвик, но приглашение, переданное в такой форме, я принять не могу.

Он разозлился, пальцы потянулись к пышному шейному платку. Одет он был так, словно восемнадцатый век никуда со двора не уходил. Ну, хотя бы парик не напялил. И на том спасибо.

– Верховный король лично требует твоего присутствия, принцесса. – Тон его был таким же, как всегда: как будто раболепствовать перед королем было высочайшей честью.

– Я – неблагая, и верховного короля у меня нет, – возразила я.

Дойл опустился у моих ног с маленькой аптечкой. Мы ввели в обыкновение держать ее под рукой, хотя укусы прочих мужчин, как правило, и близко не походили на сегодняшний.

Взгляд Хедвика скользнул по Дойлу и вернулся ко мне, раздосадованный.

– Ты – принцесса Благого Двора.

Дойл передвинулся так, чтобы встать поудобнее, перехватил полотенце и прижал его к ране.

Я вздохнула немного резче, когда он прижал полотенце к укусу, но в остальном мой голос остался прежним. Я была сама деловитость – при Дойле, хлопочущем над моей раной, и Китто, обвившемся вокруг меня.

– Было условлено, что мой титул при Неблагом Дворе превосходит титул Благого Двора. Сейчас, когда я являюсь наследницей Неблагого трона, я не могу больше признавать моего дядю как верховного короля. Таковое признание может создать впечатление, будто он является также верховным королем неблагих, что не соответствует действительности.

Хедвик был явным образом ошарашен. Он хорошо умел следовать приказам, льстить вышестоящим и изображать из себя вечно занятого человека. Я вынуждала его думать. Для него это был мучительный процесс.

Он снова пригладил свой шейный платок и наконец, заметно растеряв прежнюю самоуверенность, сказал:

– Если тебе так угодно, принцесса. Тогда король Таранис приказывает тебе через три дня присутствовать на балу.

При этих словах взгляд Дойла метнулся к моему лицу. Я улыбнулась и слегка качнула головой.

– Хедвик, единственный монарх, который может мне приказывать, – это Королева Воздуха и Тьмы.

Он упрямо покачал головой:

– Король может приказывать прийти любому, носящему более низкий титул, а ты еще не королева… – он подчеркнул «еще», – …принцесса Мередит.

Дойл приподнял полотенце – взглянуть, перестала ли рана кровоточить. Видимо, перестала, потому что он набрал антисептика, чтобы промыть ее.

– Король Таранис мог бы приказывать мне, будь я наследницей его трона, но я – не его наследница. Я – наследница королевы Андаис. Лишь она может мне приказывать, поскольку превосходит по рангу.

Хедвик моргнул при звуке истинного имени королевы. Все благие так себя вели: никогда не называли ее имени вслух, словно боялись, что оно может привлечь к ним ее внимание.

– Ты утверждаешь, что превосходишь по рангу короля? – В голосе звучало настоящее возмущение.

Дойл начал очищать рану мягкой салфеткой; даже легчайшие движения все же отдавались у меня в руке болью. Я чуть сжала зубы и постаралась не подавать виду.

– Я говорю, что порядок титулов при Благом Дворе больше не имеет для меня значения, Хедвик. Пока я была лишь одной из принцесс Неблагого Двора, я могла иметь тот же ранг при Благом Дворе. Но я буду королевой. Я не могу иметь более низкое положение при любом другом дворе, если мне суждено править.

– При дворе достаточно королев, которые признают Тараниса своим верховным королем.

– Мне это известно, Хедвик, но все они принадлежат Благому Двору, и они не сидхе. Я принадлежу Неблагому Двору, и я – сидхе.

– Ты – племянница короля, – сказал он, все еще пытаясь нащупать путь в хитросплетении нагроможденных мною политических головоломок.

– Как мило, что кто-то об этом помнит. Но это все равно как если бы Андаис призвала Элунед и потребовала от нее признать ее верховной королевой.

– Принцесса Элунед не имеет уз, связывающих ее с Неблагим Двором.

Теперь Хедвик казался не на шутку оскорбленным.

Я вздохнула, и вздох вышел резким, поскольку Дойл как раз закончил очищать рану.

– Хедвик, попытайся… вот что понять. Я буду королевой Неблагого Двора. Я – наследница короны. Таранис не может мне что-либо приказывать или требовать моего присутствия где бы то ни было, поскольку я – не его наследница.

– Ты отказываешься предстать при дворе, как повелел король?