Кафе лунатиков, стр. 53

Ричард глянул на меня долгим, серьезным взглядом.

– На самом деле два месяца – это совсем немного.

Он открывал мне выход. Нет, я его не стою.

Я попыталась протолкнуть Зебровски в дверь, но он совсем никуда не торопился. Оставалось только надеяться, что Дольф снова вызовет его по пейджеру. Это ему прижжет задницу.

Дольф не звонил. Зебровски ухмылялся. Ричард смотрел на меня. Карие глаза стали глубокими и какими-то уязвленными. Я хотела взять его за щеки и стереть эту боль из его глаз. А, черт побери все!

Наверное, он и есть тот, кто мне нужен. Наверное.

– Мне пора.

– Я знаю, – ответил он.

Я поглядела на Зебровски – он ухмылялся, наслаждаясь представлением.

Мне что, надо поцеловать Ричарда на прощание? Мы уже больше не помолвлены. Самая короткая помолвка в истории человечества. Да, но мы все еще встречаемся. Я все еще его люблю. Это заслуживает хотя бы поцелуя, если не говорить ни о чем другом.

Я схватила его за свитер и притянула к себе. Он удивился.

– Тебе не обязательно делать это на публику, – шепнул он.

– Заткнись и целуй.

Эти слова заработали мне улыбку. Каждый поцелуй все еще был приятной неожиданностью. Ни у кого не было таких мягких – и таких вкусных – губ.

Волосы Ричарда упали вперед, и я зачерпнула их в горсть, прижимая его лицо к своему. Его руки обнимали меня за спину, под кожаным жакетом, вжимаясь в свитер.

Я оттолкнулась от него, переводя дыхание. Теперь мне не хотелось уходить. Учитывая, что он остается, это хорошо, что мне надо уйти. Я не хотела заниматься сексом до брака, даже если бы он и не был ликантропом, но тело мое более чем хотело. И я не уверена, что в этой борьбе дух победил бы плоть.

Глядеть в глаза Ричарда и тонуть в них – это стоило в мире чего угодно. Я попыталась скрыть глуповатую сочную улыбку, но было поздно. Я знала, что мне это еще аукнется в машине с Зебровски. Подначкам конца не будет. Но я глядела в лицо Ричарда, и мне было все равно. В конце концов, мы что-нибудь придумаем. Видит Бог, придумаем.

– Подожди, я позвоню Дольфу и скажу, что мы опаздываем, потому что ты тут с кем-то тискаешься.

Я не клюнула на эту наживку.

– Меня может долго не быть. Ты поезжай домой, чтобы здесь не ждать.

– Я же пригнал сюда твой джип, помнишь? Домой мне ехать не на чем.

Ах да.

– Ладно, я вернусь, как только смогу.

Он кивнул:

– Я никуда не денусь.

Выйдя в коридор, я уже не улыбалась. Сама не могла разобраться в своих чувствах – как это будет: прийти домой, а там Ричард. Как мне, черт побери, принять решение, если он возле меня болтается и у меня уровень гормонов зашкаливает?

Зебровски хихикнул.

– Ну, Блейк, я теперь в этой жизни видел все. Здоровенный вампироборец – влю-у-бле-о-онный.

Я мотнула головой.

– Тебя бесполезно просить держать это про себя?

Он ухмыльнулся:

– Так будет смешнее дразниться.

– Чтоб ты лопнул, Зебровски!

– Возлюбленный был как-то слегка напряжен, так что я не стал спрашивать, но теперь мы одни. Что у тебя с лицом? Как будто по нему кто-то прошелся ножом для разделки мяса.

На самом деле, все было не так плохо. Я видела однажды работу мясницкого ножа, и это было куда хуже.

– Долго рассказывать. Так, ты знаешь мой секрет. А ты зачем сегодня так вырядился?

– У меня годовщина свадьбы сегодня. Десять лет.

– Ты шутишь?

Он покачал головой.

– Куча поздравлений, – сказала я, сбегая вместе с ним по лестнице.

– Спасибо. Мы решили отметить, наняли беби-ситтера, и Кэти заставила меня оставить пейджер дома.

Холод стал жалить порезы у меня на лице, и голова заболела сильнее.

– Дверца не заперта, – сказал Зебровски.

– Ты же коп, как ты мог не запереть машину? – начала я, открывая дверцу, – и остановилась. Пассажирское сиденье и весь пол были забиты – пакеты от “Макдональдса” и газеты сползали с сидений на пол. Остальная часть пола была занята куском окаменевшей пиццы и стадом пустых жестяных банок.

– Господи, Зебровски, а Агентство охраны среды знает, что ты разъезжаешь на токсической помойке по зонам проживания людей?

– Теперь понимаешь, почему я ее не запер? Кто ее угонит?

Он встал на колени и начал грузить мусор охапками на заднее сиденье. Судя по технике, переднее сиденье уже не в первый раз освобождалось таким образом.

Я стряхнула крошки с пустого сиденья на пустой пол. Когда стало возможным хоть как-то поместиться, я влезла в машину.

Зебровски накинул ремень и включил мотор. Автомобиль зафыркал и ожил. Я тоже надела ремень, и мы выехали со стоянки.

– А как относится Кэти к твоей работе? – спросила я.

Зебровски покосился в мою сторону.

– Нормально.

– А ты был уже копом, когда вы познакомились?

– Да, она знала, чего ждать. Твой друг не хотел, чтобы ты сегодня уезжала?

– Он думает, что я дня этого слишком сильно травмирована.

– Вид у тебя действительно хреновый.

– Спасибо за комплимент.

– Они нас любят, хотят, чтобы мы были острожными. Господи, он же учитель, школьный учитель! Что он знает о мире насилия?

– Больше, чем ему хотелось бы.

– Знаю, знаю. Школы теперь тоже – опасное место. Но это не то же самое, Анита. Мы-то носим оружие. А ты, Блейк, вообще убиваешь вампиров и поднимаешь зомби. Можно придумать работу грязнее?

– Это я знаю. – Но это было не так. Быть ликантропом – еще более грязная работа. Или нет?

– Нет, Блейк, не знаешь. Любить человека, живущего в мире насилия, – тяжкий крест. То, что нас кто-то согласен терпеть, – это чудо. Не струсь, Блейк.

– Я говорила, что собираюсь струсить?

– Вслух – нет.

Черт.

– Бросим тему, Зебровски.

– Как скажешь. Дольф в страшном восторге, что ты решила завязать семейную петлю... то есть узел.

Я сползла по сиденью, насколько позволил ремень.

– Я не выхожу замуж.

– Может быть, не сейчас, но я знаю это выражение лица, Блейк. Ты встала на этот путь, и выход только на другом его конце.

Я хотела бы поспорить, но слишком сама запуталась. Отчасти я верила Зебровски. Отчасти хотела перестать встречаться с Ричардом и вернуться к безопасной жизни. Ладно, ладно, не безопасной, раз вокруг меня сшивался Жан-Клод, но зато я не была помолвлена. Да, но я и сейчас не помолвлена?

– Блейк, что с тобой?

Я вздохнула:

– Я долго жила одна, а человек привыкает к своей жизни.

“К тому же он вервольф”. Этого я вслух не сказала, хотя мне и хотелось. Мне нужно чье-то мнение, но полицейский, тем более Зебровски, – неподходящий кандидат в такие консультанты.

– Он тебя осаждает?

– Да.

– Хочет семью, детишек, весь набор?

Детишек. Про детей никто не говорил. Интересно, Ричард представляет себе этакий маленький домик, он на кухне, я на работе, и детки? Нет, черт побери, нам надо сесть и поговорить серьезно. Если мы себе организуем помолвку, как нормальные люди, что это должно значить? И вообще Ричард хочет детей? Я точно нет.

И где мы будем жить? Моя квартира слишком мала. У него дома? Не уверена, что мне это нравится. Это его дом, а ведь мы должны завести наш дом? Блин. Дети? У меня? Это я буду ходить беременная? Только не в этой жизни. Я-то думала, что у нас главная проблема – мохнатость. Может, это и не так.

Черная и холодная, извивалась внизу река, и камни торчали из нее, как зубы великанов. Крутой берег у меня за спиной густо порос лесом. Снег между деревьями был истоптан и разбросан, из-под него виднелась палая листва. Отвесный противоположный берег стоял стеной – оттуда не спустишься, разве только если прыгнуть. Поскольку глубина реки даже в середине не больше пяти футов, прыжок с тридцати футов не казался удачным решением.

Я осторожно встала на краю осыпающегося берега. Черная вода бежала в нескольких дюймах от моих ног. Из берега, разрывая землю, вырывались корни деревьев. Такое сочетание снега, листьев и почти отвесного обрыва будто самой судьбой предназначалось, чтобы сбросить меня в воду, но я буду сопротивляться этому сколько смогу.