Блин и главная улика, стр. 18

И здесь Блинков-младший был третий лишний! Он пулей вылетел из особняка, добежал до темного бассейна, сорвал одежду, плюхнулся и стал плавать от борта к борту. Всем, всем он только мешает! Даже девчонкам, которые ссорятся из-за того, кому с ним танцевать, а на самом деле плевать хотели на Дмитрия Блинкова! Хоть одна спросила, с кем ему самому хочется танцевать? Не спросила.

Пришла Ирка и уселась на бортик бассейна.

– Снайпер-зазнайпер, – сказала она. – Ты обидел всех. Анька плакала.

– Анька-то здесь при чем?! – удивился Блинков-младший. – Перед тобой я виноват. Прости, я не со зла тебя стукнул. А на что Анька

обиделась?

– Тебе не понять, – загадочным голосом ответила Ирка.

– А ты попробуй объяснить недоразвитым, – полез в бутылку Блинков-младший. Он терпеть не мог таких Иркиных разговорчиков, типа «где уж вам, пещерным людям, понять тонкую женскую душу».

– Ты безнадежен в этом отношении, – вздохнула Ирка, но честно попыталась объяснить: – Энни было бы приятнее, если бы ты поссорился с ней, а не со мной.

– Почему?! – чувствуя себя полным тупицей, спросил Блинков-младший.

– Да потому что ты ей нравишься!

– Ну и что?

– Там было шесть девочек, а ты поссорился только со мной. Почему? – вопросом на вопрос ответила Ирка.

– Потому, что ты самая вредная, – убежденно сказал Блинков-младший.

– Нет! Потому что ты, балбес, меня любишь! – торжествующе заявила Ирка.

– К несчастью, – добавил Блинков-младший.

Сидеть в воде и не двигаться стало холодно. Он вылез из бассейна и уселся на бортик рядом с Иркой.

– Принести полотенце? – спросила она.

– Раздевалка заперта, – начал Блинков-младший и осекся. «Принести полотенце?» – это сказала новая, совсем незнакомая ему Ирка. Та, которая отвесила ему взрослую пощечину. А прежняя Ирка стала бы командовать: «Не стучи зубами, принеси полотенце!»

– Что случилось? – спросил Блинков-младший.

Ирка положила теплую ладонь на его покрытое «гусиной кожей» мокрое плечо и зашептала:

– Не обижайся, Митек! Ты был и останешься моим лучшим другом. Но ты привычный, как домашние тапочки. А со Стасиком интересно.

– Влюбилась! – понял Блинков-младший. – Ну и целуйся со своим Стасиком!

– А вот это уж не твоего ума дело, – холодно ответила Ирка. – Нет, Митек, ты на самом деле безнадежен!

И она ушла, гордо вскинув голову.

Трясясь от холода, Блинков-младший долго смотрел, как Иркин темный силуэт плывет по дорожке, как она подходит к освещенной прожекторами калитке и переговаривается по микрофону с Капусто, чтобы тот открыл ей замок.

Калитка открылась и закрылась. Ирку стало не видно. Блинкову-младшему хотелось выть. Нет, главное, в чем он-то виноват?!

На следующий день он привел воспитуемых обедать и столкнулся с Иркой. Ее малышня еще не вышла из-за стола. Ирка вслух читала сказку, а рядом сидел прилизанный ушастый Стасик и смотрел ей в рот.

А была, между прочим, пятница, и детей уже начали разбирать по домам. В Иркиной группе осталось четверо. Их можно было с ложечки накормить за десять минут. По торжествующим Иркиным взглядам Блинков-младший понял, что малышня не случайно задержалась с обедом. Ирка тянула время, чтобы дождаться его и показать влюбленного Стасика. Это была демонстрация. И Блинков-младший устроил ответный марш протеста. Даже не взглянув в Иркину сторону, он подошел к Энни и стал с ней любезничать.

Бедняжка Энни приняла его ухаживания за чистую монету. Ее щеки горели.

– Я ждала, что ты первый подойдешь ко мне, – сказала она томным голосом и выдула пузырь из жвачки. – Дима, я понимаю, что у нашего с тобой глубокого чувства нет будущего. Ты уедешь в Москву, а мы с мамой – к себе в Петербург. Но пускай хотя бы последние дни лета будут наши. В воскресенье под Псковом воздушный праздник: полеты шаров с пассажирами, прыжки с парашютом и все такое. Мама обещала нас отвезти. Представляешь, какое это будет счастье – целый день вдвоем?! Надеюсь, что десяток-другой тысяч зрителей нам не помешает.

– Не помешает, – уныло согласился Блинков-младший. Он чувствовал себя подлым обманщиком.

Словом, получился любовный четырехугольник. Стасик влюбленными глазами смотрит на Ирку. Энни влюбленными глазами смотрит на Блинкова-младшего. А Блинков -младший с Иркой стараются друг на друга не смотреть, но все замечают. Иногда они обмениваются быстрыми взглядами. Взгляд Блинкова-младшего говорит: «Ну что, съела?! Посмотри на Энни и посмотри в зеркало. Да ты со своей уродской скобкой на зубах в подметки ей не годишься! А как она выговаривает «социокультурный феномен постмодернизма»?! Заслушаешься!» – «Зато Стасик похож на Леонардо Ди Каприо, а ты привычный, как домашние тапочки», – огрызался Иркин взгляд.

После обеда, когда Блинков-младший уложил своих спать и вышел в сад, влюбленный Стасик дожидался его в тенечке. Он опять полез драться!

Блинков-младший сначала без зла, а потом с большим раздражением четыре раза подряд уложил его на землю. Стасику показалось мало. По-девчачьи замахиваясь прямой рукой, он так и норовил заехать Блинкову-младшему в глаз. В конце концов Митек уложил приставалу на живот, оседлал и стал кормить травой. Тогда Стасик признался, что драться его подучила Ирка. Она сказала, что поцелует его столько раз, сколько синяков будет у Блинкова-младшего на физиономии.

Такое коварство было невозможно простить. Блинков-младший решил не разговаривать с Иркой.

Глава XII

Прозевал

Утро началось ужасно глупо. Только Блинков-младший вышел из дому, и вдруг нате: влюбленный Стасик стоит, как лист перед травой. Оранжевое рассветное солнце пылало над Стасикиной головой. Оттопыренные уши горели, как кремлевские звезды.

Блинков-младший то ли растерялся от неожиданности, то ли засмотрелся на уши. А может, было виновато бившее в глаза солнце. Словом, он позорно пропустил девчачий удар влюбленного.

Стасик застыл, сам не веря в свою победу. Уши поползли вверх – он улыбался.

– Дима, пойми меня, как мужчина мужчину! Я должен был заработать ее поцелуй! – заявил он и горячо пожал руку Блинкову-млад-шему.

Митек поленился даже стукнуть это ничтожество. Нравится Ирке – пускай носится со своим Стасиком. Герой второй Грязюкинскои войны без девчонки не останется.

Стасик убежал за своим заработанным поцелуем. Честно говоря, Блинков-младший чувствовал себя как оплеванный.

Завтракали без Натальи Константиновны. Она уехала в магазин и вернулась только к полудню, усталая и расстроенная. Ее джип сломался на полдороге между Большими Грязюками и дачным поселком. Две здоровенные сумки с продуктами ей пришлось тащить на себе, под конец уже волоком. Эннина мама была маленькая женщина, ростом ниже дочери, и совсем выбилась из сил.

Когда стали разбирать сумки, оказалось, что хлеб ей подсунули совершенно каменный, да еще и погрызенный мышами.

– Никогда такого не было! – сокрушалась Наталья Константиновна. – Продавщица всегда вежливая, говорит, что я у нее лучший покупатель.

Блинков-младший посмотрел на ее распаренное от жары усталое лицо, сел на Эннин велосипед и поехал в магазин. Хлеб, чтобы обменять, Наталья Константиновна ему не дала. Она была из тех людей, которые стесняются сказать обманщику, что он обманщик.

Велосипед у Энни был без крыльев, с пухлыми шинами и колесами побольше, чем у детских, и поменьше, чем у шоссейных. Такие велики называются горными или акробатическими. На нем удобно прыгать с трамплина и въезжать на короткие крутые склоны. Но хорошей скорости он дать не может. А дорога от поселка до шоссе была идеально ровная, заманчивая.

Блинков-младший попытался выжать из Энниного стального коня все, что можно. Он привык к велосипедам побольше и не сразу сообразил, что происходит. Нажимаешь на педали и еле плетешься. Нажимаешь сильнее, а скорость как будто и не растет.

Сердце уже выстукивало барабанную дробь. Пот душем катился по лицу (обычно говорят «градом», но Блинков-младший считал, что это неправильно. Град не вода, он может только стукнуть по лбу ледышкой и отскочить. Но никак не катиться по лицу).