Цирк проклятых, стр. 60

Я все качала головой.

— Не хочу этого слышать. Я вам этого никогда не прощу, Жан-Клод.

— Я и не думал, что вы простите, — сказал он, и вид у него был печальный.

— Мне нужна одежда и чтобы меня отвезли домой. Мне нужно сегодня работать.

— Анита, ты же сегодня дважды чуть не погибла. Как ты можешь?

— Оставь, Ричард. Мне нужно на работу. Мне нужно что-то, принадлежащее мне, а не ему. А ты гад, который суется не в свое дело!

— Найди для нее одежду и отвези ее домой, Ричард. Ей нужно время, чтобы привыкнуть к новым переменам.

Я пристально посмотрела на Жан-Клода, который все еще сидел, свернувшись, в углу кровати. Он был восхитителен, и будь у меня пистолет, я бы пристрелила его на месте. В животе у меня холодным и твердым комом ворочался страх. Он собирается сделать меня своей слугой, хочу я того или нет. Я могу вопить и отбиваться, а он будет игнорировать мои протесты.

— Приблизьтесь ко мне еще раз, Жан-Клод, по любой причине, и я вас убью.

— Три метки связали нас. Вам тоже будет очень больно.

Я рассмеялась, и смех был горьким.

— Вы серьезно думаете, что для меня это хоть что-то значит?

Он смотрел на меня, лицо спокойное, непроницаемое, прекрасное.

— Нет. — Он повернулся спиной к нам обоим и сказал: — Отвези ее домой, Ричард. Хотя я не завидую твоей поездке. — Он глянул назад с легкой улыбкой. — Когда она сердится, у нее бывает громкий голос.

Я хотела плюнуть ему в лицо, но этого было бы мало. Убить его я не могла, по крайней мере, здесь и сейчас, и потому оставила дело так. Вынужденная вежливость. Я пошла за Ричардом к двери и ни разу не оглянулась. Не хотела я видеть в трюмо его безупречный профиль.

Считается, что у вампиров нет отражения и нет души. Первое у него есть. А есть ли вторая? Но я решила, что это не имеет значения. Я собираюсь выдать Жан-Клода Оливеру. Выдать Мастера города на убийство. Еще одна метка — и я навеки в его власти. Ни за что! Сначала я увижу его смерть, даже если мне придется умереть вместе с ним. Никто мне не навяжет ничего силой, даже вечность.

В конце концов, я надела платье, у которого талия приходилась мне на бедра. То, что оно было на три размера больше, роли не играло. Туфли — любые, даже на высоких каблуках, лишь бы не босиком. Ричард включил в салоне отопление, поскольку от его пальто я отказалась.

Мы уже ссорились, и даже до первого свидания. Даже для меня это рекорд.

— Ты осталась жива, — сказал он в семнадцатый раз.

— Но какой ценой?

— Я считаю, что любая жизнь бесценна. А ты?

— Не надо философствовать, Ричард! Ты выдал меня монстрам, и они меня использовали. Ты разве не понимаешь, что Жан-Клод только искал повода?

— Он спас тебе жизнь.

Кажется, на этом его аргументы истощились.

— Но он это сделал не для того, чтобы меня спасти. Он это сделал, чтобы я стала его рабыней.

— Человек-слуга — не раб. Скорее почти наоборот. У него почти не будет над тобой власти.

— Но он может шептать в мое сознание, вторгаться в мои сны. — Я покачала головой. — Ты даешь ему себя обмануть, Ричард.

— Ты ведешь себя неразумно, — сказал он.

Это уже было слишком.

— Это ведь на моей разрезанной руке кормился Мастер города! Ричард, он сосал мою кровь!

— Я знаю.

В его голосе при этом что-то прозвучало необычное. До меня дошло.

— Ты на это смотрел, сукин ты сын!

— Нет, все было не так.

— А как?

Я сидела, скрестив руки на животе, и сердито смотрела на Ричарда. Вот, значит, чем держит его Жан-Клод. Он маньяк, который любит подглядывать!

— Я хотел быть уверен, что он сделает только то, что нужно для спасения твоей жизни.

— А что он еще мог сделать? Он же сосал мою кровь, черт возьми!

Ричард вдруг стал пристально всматриваться в дорогу, чтобы не глядеть на меня.

— Он мог тебя изнасиловать.

— Ты сам сказал, что у меня из носа и глаз текла кровь. По мне, это не слишком эротично.

— Его возбуждает любая кровь.

— Ты серьезно? — выкатила я на него глаза.

Он кивнул.

У меня вдруг похолодели ноги.

— Почему ты думаешь, что он собирался меня изнасиловать?

— Ты проснулась на черном покрывале. Сначала было белое. Он тебя на него положил и стал раздевать. Снял с тебя платье. Кровь была повсюду. Он мазал ею свое лицо, пробовал на вкус. Другой вампир подал ему золотой нож.

— Там еще были вампиры?

— Это было как ритуал. Кажется, публика была его важной частью. Он вскрыл тебе запястье и стал пить, но руками… Он трогал твою грудь. Я ему сказал, что привез тебя, чтобы ты осталась жива, а не чтобы он тебя насиловал.

— Значит, это действительно далеко зашло?

Ричард внезапно затих.

— Как это было?

Он затряс головой.

— Расскажи мне, Ричард. Я требую!

— Жан-Клод поднял лицо, залитое кровью, и сказал: «Я так долго ждал не для того, чтобы взять силой то, что я прошу ее отдать по собственной воле. Это искушение». Потом он посмотрел на тебя, Анита, и что-то было такое в его лице… Страшное до чертиков. Он всерьез верит, что ты к нему придешь. Что ты будешь его… любить.

— Вампиры не знают любви.

— Ты уверена?

Я посмотрела на него и отвернулась. И смотрела в окно, где уже угасал день.

— Вампиры не могут любить. Не умеют.

— Откуда ты знаешь?

— Жан-Клод не любит меня.

— Может быть, любит, насколько это для него возможно.

Я покачала головой:

— Он купался в моей крови. Он взрезал мне руку. Это не то, что я назвала бы любовью.

— Может, он назвал бы.

— Мне это полностью чуждо.

— Отлично, но признай, что он тебя, быть может, любит, насколько это ему доступно.

— Нет.

— Тебе страшно подумать, что он тебя любит?

Я изо всех сил смотрела в окно. Мне не хотелось говорить на эту тему. И весь этот проклятый день мне хотелось бы отмотать назад.

— Или тебя пугает другое?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Понимаешь.

И он говорил очень уверенно. Но он не мог знать столько, чтобы быть так уверенным.

— Скажи это вслух, Анита. Скажи, и это уже не будет так страшно.

— Мне нечего говорить.

— Ты хочешь сказать, что никакой частью своего существа его не хочешь? Что никак не отвечаешь на его любовь?

— Я его не люблю, и в этом я уверена.

— Но?

— Ты назойлив, — сказала я.

— Да, назойлив, — ответил он.

— Ладно, меня к нему тянет. Это ты и хотел услышать?

— Насколько тянет?

— А это не твое собачье дело.

— Жан-Клод предупредил меня, чтобы я держался от тебя подальше. И мне хочется знать, чему я мешаю на самом деле. Если тебя к нему тянет, может быть, мне стоит действительно отойти в сторону.

— Ричард, он монстр. Ты его видел. Я не могу любить монстра.

— А если бы он был человеком?

— Он себялюбивый и расчетливый мерзавец.

— Но если бы он был человеком?

Я вздохнула:

— Тогда бы, может быть, что-нибудь и вышло бы, но Жан-Клод и живой мог бы быть жутким сукиным сыном. Нет, я не думаю, что это помогло бы.

— Но ты даже не собираешься пробовать, потому что он монстр.

— Он мертвец, Ричард, ходячий труп. Не важно, насколько он красив, насколько он меня манит, он все равно мертвец. С трупами я не встречаюсь. Должны же быть у девушки какие-то правила.

— Значит, трупы исключаются.

— Исключаются.

— А ликантропы?

— А что? Ты хочешь сосватать меня своему другу?

— Просто интересуюсь твоими правилами.

— Ликантропия — это болезнь. Последствия нападения. Нельзя же обвинять жертву изнасилования.

— То есть ты не отвергаешь возможность романа с оборотнем?

— Никогда не было.

— С кем ты еще не будешь встречаться?

— С теми, что никогда не были людьми, — начнем с этого. А вообще я об этом не думала. Откуда такой интерес?

Он покачал головой:

— Просто любопытствую.

— И почему я на тебя еще не разозлилась?