Цирк проклятых, стр. 59

— Нет, черт возьми! Я не буду тут сидеть спокойно и смотреть, как ты погибаешь. Ликантропы к яду нечувствительны.

— Ты предлагаешь мчаться к Стивену, чтобы он меня покусал?

— Вроде того.

— Я лучше погибну.

Что-то мелькнуло в его глазах при этих словах, но я не разобрала, что именно. Может быть, боль.

— Ты серьезно?

— Да. — Тошнота накатила на меня волной. — О Господи, тошнит!

Я попыталась встать и добраться до ванной, но свалилась на белый ковер, и меня стало рвать кровью, и рвало, пока я не опустела. Ричард поднял меня и отнес на диван. Передо мной был узкий туннель света в темноте, и темнота поглощала свет, и я не могла ее остановить. Я начинала куда-то уплывать, и это не было больно. Даже страшно не было. Последнее, что я помню, был голос Ричарда:

— Я не дам тебе умереть!

Отличная мысль.

42

Сон начинался. Я сидела посередине огромной кровати под балдахином. Он был из тяжелого синего бархата, цвета полночного неба. И бархатное покрывало мягко поглощало мои руки. Я была одета в длинный белый капот с кружевами на воротнике и рукавах. У меня никогда такого не было. И ни у кого в нашем веке не было.

Стены были в синих и золотых обоях. Горел огромный камин, и тени от него танцевали по комнате. В углу комнаты стоял Жан-Клод, залитый оранжевыми и черными тенями. Он был одет в ту же рубашку, что и в последний раз, полупрозрачную на груди.

Он подошел ко мне, и отблески огня танцевали в его волосах, на лице, сияли в глазах.

— Почему вы в этих снах никогда не наденете на меня нормальной одежды?

Он остановился:

— Вам не нравится этот капот?

— Ни хрена он мне не нравится!

Он чуть улыбнулся:

— Вы всегда умеете выбирать выражения, ma petite.

— Черт возьми, перестаньте меня так называть!

— Как хотите, Анита.

В том, как он это произнес, было что-то, что мне совсем не понравилось.

— Что вы задумали, Жан-Клод?

Он стоял рядом с кроватью и расстегивал верхнюю пуговицу у себя на рубашке.

— Что вы делаете?

Еще одна пуговица, еще одна, и он вытащил рубашку из штанов и сбросил на пол. Его обнаженная грудь была лишь чуть белее моего одеяния. Соски у него были бледные и твердые. Полоска черных волос, начинавшаяся у него на животе и исчезавшая в штанах, меня зачаровывала.

Он полез на кровать.

Я отпрянула, прижимая к себе белый капот, как героиня плохого викторианского романа.

— Так меня не соблазнить!

— Я чувствую ваше вожделение на вкус, Анита. Вы хотите узнать, каково ощущать мою кожу обнаженным телом.

Я сползла с кровати.

— Оставьте меня в покое ко всем чертям! Я серьезно!

— Это же просто сон, Анита. Неужели вы даже во сне не можете позволить себе вожделеть?

— С вами никогда не бывает просто сон.

Вдруг он оказался передо мной, а я не видела, как он переместился. Его руки сомкнулись у меня за спиной, и мы оказались на полу перед камином. Отсветы пламени танцевали на его обнаженных плечах. Его кожа была белой, гладкой, безупречной — и такой мягкой, что хотелось трогать ее вечно. Он был на мне, его тяжесть давила сверху, прижимая меня к полу. Я ощущала контуры его тела, сливающиеся с моими.

— Один поцелуй, и я вас отпущу.

Я глядела в его полуночно-синие глаза в паре дюймов от моих. И не могла говорить. Я отвернулась, чтобы не видеть этой совершенной красоты.

— Один поцелуй?

— Мое слово, — шепнул он.

Я повернулась к нему:

— Ваше слово не стоит гроша ломаного!

Его лицо было прямо над моим, губы почти соприкасались.

— Один поцелуй.

Мягкие, нежные губы. Он поцеловал меня в щеку, губы скользнули по ней, коснулись шеи. Его волосы щекотали мне лицо. Я думала, что все кудрявые волосы жесткие, но эти были мягкие, как у младенца, шелковые.

— Один поцелуй, — шепнул он снова в кожу моего горла, пробуя языком пульс у меня на шее.

— Перестаньте!

— Вы сами хотите.

— Перестаньте немедленно!

Он захватил ладонью мои волосы, отгибая мне шею назад. Губы его отъехали назад, обнажив клыки. Глаза утонули в синеве, белков не осталось.

— НЕТ!

— Я возьму вас, ma petite, пусть даже для того, чтобы спасти вам жизнь.

И его голова пошла вниз в ударе, подобном змеиному. Я проснулась под потолком, которого не узнала.

Мягким веером свисали с потолка черные и белые занавесы. Кровать была из черного атласа со слишком большим количеством разбросанных по ней подушек. Они тоже были все черные или белые. И на мне был черный халат с белыми полосами. Он был шелковый на ощупь и как на меня шитый.

В белом ковре на полу нога утопала по щиколотку. В дальнем углу комнаты стояли лаковый туалетный столик и комод с ящиками. Я села и увидела себя в зеркале. Кожа на шее была гладкой, без следов от укуса. Просто сон, просто сон — но я знала, что это не так. На этой комнате был несомненный отпечаток Жан-Клода.

Я умирала от яда. Как я сюда попала? Где это я — в подземельях «Цирка проклятых» или совсем в другом месте? И еще болит правое запястье. На нем свежие бинты. Не помню, чтобы в пещере я его поранила.

Я смотрела на себя в зеркало туалетного столика. В черном неглиже моя кожа белела, а волосы были длинными и черными, как платье. Я рассмеялась. Я очень соответствовала убранству. Этому чертовому убранству, так его перетак!

За белым занавесом открылась дверь. За драпировкой мелькнули каменные стены. А он был одет только в шелковые штаны мужской пижамы. И он шел ко мне босыми ногами. Обнаженная грудь была такой же, как в моем сне, только вот крестообразного шрама во сне не было. Он портил мраморное совершенство, но из-за него Жан-Клод почему-то выглядел более реальным.

— Ад, — сказала я. — Определенно Ад.

— Простите, что, ma petite?

— Я думала, где я нахожусь. Раз вы здесь, это определенно Ад.

Он улыбнулся. И был он слишком доволен, как хорошо пообедавший удав.

— Как я сюда попала?

— Вас привез Ричард.

— Значит, я, в самом деле, была отравлена. Это не было во сне?

Он сел на дальний край кровати, насколько мог далеко от меня. Другого места, чтобы сесть, не было.

— Боюсь, что яд был очень настоящим.

— Я не жалуюсь, но как вышло, что я не умерла?

Он обнял колени, прижав их к груди — неожиданный жест уязвимости.

— Я вас спас.

— Объясните это.

— Вы знаете.

Я покачала головой:

— Скажите вслух.

— Третья метка.

— У меня же нет следов от укусов!

— Но есть забинтованный порез на запястье.

— Вы мерзавец!

— Я спас вам жизнь.

— Вы пили мою кровь, когда я была без сознания?

Он едва заметно кивнул.

— Вы сукин сын!

Снова открылась дверь, и вошел Ричард.

— Ты, мерзавец, как ты мог отдать меня ему?

— Кажется, она нам не слишком благодарна, Ричард.

— Ты сказала, что лучше умрешь, чем станешь ликантропом.

— И лучше умру, чем стану вампиром.

— Он тебя не укусил. Ты не будешь вампиром.

— Я буду его рабой на целую вечность — ничего себе выбор!

— Это только третья метка, Анита. Ты еще не стала его слугой.

— Не в этом дело! — Я уставилась на него. — Ты не понимаешь? Лучше бы ты дал мне умереть, чем сделал такое!

— Вряд ли эта судьба хуже смерти, — сказал Жан-Клод.

— У тебя кровь текла из носа и глаз. Ты истекала кровью у меня на руках, — Ричард сделал несколько шагов к кровати и остановился. — Я не мог просто так дать тебе умереть.

И он беспомощно развел руками.

Я встала в этом шелковом платье и посмотрела на них обоих.

— Ладно, Ричард не знал, но вы знали, что я думаю по этому поводу, Жан-Клод. У вас оправданий нет.

— Может быть, я тоже не мог стоять и смотреть, как вы умираете. Вам такое в голову не приходило?

Я покачала головой:

— Что означает третья метка? Какую дополнительную власть она вам надо мной дает?

— Я теперь могу шептать вам мысленно не только во сне. И вы тоже обрели силу, ma petite. Теперь вас очень трудно убить. Яд вообще не подействует.