Устрашители, стр. 19

Держа револьвер наизготовку, я приоткрыл дверь, уводившую в кабинет. Ни души. Однако лампа на столе доктора Элси оставалась включенной, а в приемной, по-видимому, электрический свет пылал вовсю. Я прокрался к следующей двери, заглянул в замочную скважину. Приемная пустовала.

Я сделал Китти знак приблизиться. Толстый ковер заглушал шаги, передвигаться было возможно без особой боязни.

— Садись! — прошептал я, указывая на рабочее кресло подле бюро.

Китти глядела непонимающе.

— Садись. Мы охотимся на тигра, вернее, на тигрицу. А ты служишь приманкой, маленьким аппетитным козленком.

Я отступил к стене и встал подле звуконепроницаемой двери в приемный зал. Дальше, за его пределами, шатаются беспокойные пациенты, коим не спится в такую относительную рань, и охранник сидит на месте, у входа, в застекленной будочке. Но из этого помещения не донесется до них ни единого звука. В точности так же, как не доносились вопли истязуемых. Апартаменты доктора Элси обустраивались тщательно, предусмотрительно и с умом.

Запоздалая струйка холодной воды сползла по моей шее, растеклась между лопатками. Китти поставила на бюро оба локтя, уперла подбородок в ладони и глядела на дверь с нескрываемым страхом. Влага с длинных, слипшихся и повисших волос напитывала стопку промокательной бумаги на бюро. Нынче, во времена шариковых ручек, скорее встретишь мамонта, нежели промокашку, но доктор Элси во многом была особой старинного закала и любила вещицы, вышедшие из употребления.

Покорный слуга успел чуток изучить эту гарпию. И отлично понимал: с минуты на минуту доктор Сомерсет возвратится. Хотя бы потому, что не выносит попусту жечь электрический свет. Находя току столь изысканное употребление, Элси, по-видимому, считала неприличным тратить драгоценные вольты и амперы безо всякой нужды. И не бросила бы лампы горящими, отлучаясь надолго...

Дверная ручка повернулась, и, шурша накрахмаленным халатом, доктор Сомерсет вступила в рабочий свой чертог.

Она замерла, уставясь на непрошеную и всецело нежданную гостью, нахально занявшую место у бюро. Мгновение спустя увесистая дверь закрылась у Элси за спиною — не без некоторой помощи с моей стороны. Ходячей химере отвели целую секунду, чтобы тихо-мирно изумиться должным образом. А вот кидаться назад, и звать на помощь, и тревогу подымать Элси не было ни малейшего резона. С моей точки зрения, разумеется.

— Спокойствие, доктор, — посоветовал я. — Револьвер нацелен вам в крестец. Анатомию знаете лучше меня, о последствиях случайного выстрела догадываетесь.

Сомерсет и головы не повернула. Приходилось признать: эта пожилая, уродливая, кровожадная тварь отнюдь не была труслива.

— Мистер Мэдден?

— Думаю, держа в руках револьвер, я становлюсь Хелмом, — ответил покорный слуга. — Мэдден предпочитал фотокамеры.

— Выраженное расщепление личности, — спокойно молвила доктор Элси.

Она повернулась: очень медленно и осторожно. Воспоследовала небольшая пауза. Женщина воздержалась от бессмысленных вопросов: как я ускользнул, и какого лешего затеваю, и на что, собственно, рассчитываю. Элси просто уведомила:

— Кажется, я недооценила вас. Десятки никчемных болтунов грозили разнести санаторий по кирпичу, до самого фундамента, если их тот же час не выпустят на волю, с нижайшими поклонами и смиренными извинениями. Собираетесь убить меня прямо сейчас?

— Великолепная мысль, однако лучше воздержусь. Конечно, лишь покуда вы будете соблюдать положенные приличия.

Помолчав мгновение-другое, я прибавил:

— Нет особой нужды. Я уже отомщен, ибо каждый Божий день убивал вас вон там, в пыточной камере. Мысленно. Сотнями способов, о которых при порядочной даме, — я кивнул на Китти, — и распространяться-то зазорно.

— Понимаю, — ответил грубый хриплый голос. — Так мыслят все мои подопечные.

— Да и неразумно было бы стрелять. Мертвые не страдают, Элси. А коль скоро ты останешься жить, имеется надежда, что в один прекрасный день... как вы, медицинское сословие, говорите? — ремиссия болезни прервется. Акромегалия возобновит развитие и природа потрудится над тобою куда основательнее и беспощаднее, чем сумел бы поработать я.

Глаза под кустистыми бровями сузились. Я убедился: попал в уязвимое место. Элси боялась болезни своей, пожалуй, акромегалия была единственным, чего она страшилась на всем белом свете. Устрашишься тут: рожа доисторического чудовища, идола, каменной скифской бабы, монстра, написанного Иеронимом Босхом... Доктор Сомерсет угрюмо поглядела на Китти. — И все, — вздохнула она, — лишь оттого, что глупая девчонка затеяла отметить за гибель своего бесхребетного муженька! Ох уж, эти слюнявые интеллектуалы! Голубушка, неужели вы и впрямь думали, будто, устранив слабодушного изменника, мы дали вам право и основание подкапываться под правое дело? А вы, Хелм? Наемный убийца, служащий преступному империалистическому правительству Соединенных Штатов, использовал скорбь несчастной дурочки, чтобы навредить партии, на которую с надеждой взирают все канадские труженики! Партии, ставшей умом, честью и совестью передовых людей; партии, готовящей великую революцию. Разве революция не стоит одной отнятой жизни? Революция стоит сотен жизней, тысяч жизней, миллионов... Бей его, Жак!!!

При иных условиях и обстоятельствах ее бредовая тирада, касавшаяся великой бойни, за коей должно воспоследовать светлое будущее, пожалуй, и сработала бы. Но ворвавшийся охранник явил неимоверную медлительность. Недопустимую по любым меркам — как профессиональным, так и любительским.

Предохранительный ремешок на кобуре оставался застегнут, а срывать кнопку молниеносным движением субъект, по-видимому, не умел. Отворив дверь, узрев непонятную сцену и услыхав короткую команду Элси, он рванулся вперед, хватая рукоять пистолета.

Страж местных порядков не был ни лихим ковбоем, ни великим полицейским, даже если совершенно искренне полагал себя таковым. Я почти неторопливо хрястнул стволом кольта по запястью доктора Сомерсет, пытавшейся вырвать у меня оружие, сделал шаг назад и спокойно прицелился...

Осознав, наконец, что трагически погибает при исполнении служебных обязанностей, Жак благоразумно застыл столбом. Буквально окаменел в неустойчивой, неудобной позе, успев извлечь пистолет лишь до половины.

— Не так берешь, — уведомил я. — Двумя пальчиками надо... Правильно. Теперь вытащи пушку и тихонько положи на бюро. Пожалуйста...

Глава 12

Жак повиновался, после чего все мы — за вычетом сидевшей Китти — постояли неподвижно. Покорный слуга оценил положение.

Важнее всего казался очевидный факт: охранник не подозревал, в какую передрягу попадет. Иначе вломился бы с пистолетом наизготовку или, во всяком случае, позаботился бы ремешок отстегнуть заранее. Следовательно, доктор Элси не подняла тревогу, наступив на потайную кнопку под ковром, либо включив радиомаячок в кармане халата.

И все же она знала о грядущем появлении Жака. Ибо напропалую старалась отвлечь мое внимание. Пожалуй, затем и оставила свет включенным: предстояла неведомая беседа с глазу на глаз. Возможно, Жаку причиталась хорошая взбучка за неведомую провинность, а возможно — еженедельный денежный чек. Это, впрочем, не играло ни малейшей роли...

— Кажется, руку поломал! — возвестила доктор Элси, нежа и осторожно ощупывая пострадавшую кисть. У кольта ствол весьма увесистый, а немного сил покорный слуга еще сберег.

— Изумительно! — отозвался я. — Первая радостная новость за целый день. Чего дожидаетесь, доктор? Жалости? Долой халат, мерзавка... В нагрудном кармане, кажется, безобидный стетоскоп, но уж лучше я сам удостоверюсь. Да, и будьте любезны сообщать о симптомах, сопутствующих полученному повреждению. Так хочется услыхать, что вам очень, очень больно!

Элси неловко, с огромным трудом вывернулась из халата, щадя невезучую кисть. Не особенно веря жалобам на перелом, я отнюдь не собирался зачислять свою былую мучительницу в разряд безобидных инвалидов, а посему поторапливал ее безо всякого снисхождения.