У убийц блестят глаза, стр. 7

– Это ерунда по сравнению с тем, что тебе предстоит испытать завтра утром, принцесса.

Она хихикнула. Потом опустилась на колени рядом с моей постелью, спрятала лицо в одеяле и заплакала. Сестра все еще стояла около выключателя с суровым и неодобрительным видом. Один из парней Ван Хорна показался в дверях, возможно, тот, которого я видел раньше, а может быть, другой. Я никогда не стараюсь запоминать их лица и имена.

– Убирайтесь отсюда к дьяволу, – сказал я сестре и охраннику.

Они ушли. Натали произнесла глухо в одеяло:

– Так и надо разговаривать с этой старой ведьмой. Она еще поплакала. Я осторожно гладил ее по волосам. Немного погодя Натали вновь заговорила:

– Этот дурацкий дом просто действует мне на нервы, дорогой. Я там совершенно одна. Я взяла себе в компанию бутылку мартини. Потом вдруг меня охватило беспокойство. Я позвонила в госпиталь по межгороду, и мне ответили, что ты чувствуешь себя просто великолепно, но тем лживым голосом, которым стараются приободрить родственников и друзей. Я еще выпила, потом вдруг меня охватила паника, я была уверена, что ты умираешь. Наконец я не смогла больше этого выдержать, схватила пальто и бросилась из дома. Села в машину, и вот я здесь. Парень на заправочной станции сказал, что без цепей мне не проехать. Тут все думают по стандартам детройтских железок. Они не знают, на что способна моя беби. И вот я здесь. У тебя действительно все хорошо?

– Ну да. Прекрасно. Все мной гордятся.

– Прости, что я была такой дурой.

– Ничего не имею против. Я давно к этому привык.

Она скорчила мне гримасу. Потом мы долго смотрели друг другу в глаза.

– Ты – сумасбродка, Натали. Ты могла убить себя.

– Хватит ходить вокруг да около, милый. Ты хочешь, чтобы я вернулась?

– Развод не был моей идеей.

– Это все, что ты можешь мне сказать?

– Черт тебя побери, принцесса. Я прошлым летом долго ползал перед тобой на коленях. Если хочешь возвратиться – возвращайся. Но не жди, что я буду умолять тебя об этом вновь.

– Ты совсем не щадишь девичью гордость. Ну да ладно, я возвращаюсь. Кто-то должен за тобой присматривать. И на этот раз все должно правильно сработать. Вот увидишь. Я полюблю эту дикую страну с ее прекрасными пыльными бурями, ее восхитительными стариками в грязных половиках, ее восхитительные руины из застывшей грязи... Думаю, я стану просто экспертом по руинам. Или кем-нибудь еще в этом роде. Какого дьявола ты смеешься?

– Ты пьяна, принцесса. Поезжай в отель и выспись как следует.

– Вот весь ты в этом. После того как часами умолял меня вернуться, теперь готов от меня избавиться.

Глава 5

Мне разрешили вернуться домой на Рождество. В первый раз в жизни я был рад покинуть старинный живописный Санта-Фе и поменять его на Альбукерке – большой безликий современный город, которым навряд ли кто-то мог гордиться. Видимых причин для его существования, на мой взгляд, не имелось, если не считать туристических маршрутов. Однако просто непонятно, какого дьявола туристы здесь забыли. Рядом с торговой площадью, известной под названием Старый город, в Альбукерке находятся несколько так называемых достопримечательностей, но они ничего особенного собой не представляют, а разрекламированная Рио-Гранде, ранее называвшаяся Рио-дель-Норте, – не что иное, как пересохшее большую часть года русло, поскольку вода из реки испаряется ранней весной и не возвращается в нее до поздней осени.

Но, несмотря на эти недостатки, все же надо признать, что Альбукерке – один из самых больших городов на юго-западе страны, пусть и расположенный в богом забытой пустыне на продолговатом пространстве вдоль берегов небольшой реки, которая так пересыхала, что само существование ее сомнительно. Город разделен на две части – Долину и Холм. Долина – район в русле древней реки, и за пределами делового центра там довольно много зелени, если поливать регулярно. Холм – голая плоская возвышенность в тени круто вздымавшихся на востоке гор Сандия, и там не растет ничего, если не пропитывать водой почву с утра до вечера, но к утру влага все равно выветривается. Граница между двумя районами географически не слишком заметна, но климатическая разница существенна, поэтому в Альбукерке дается два прогноза погоды, отдельный для каждого района. Так как первые поселенцы появились в Долине, то промышленные предприятия образовались именно в районе Холма, в том числе и наш институт.

Мы с женой жили в типичном для этой местности одноэтажном строении из цементных блоков, с большими окнами, оштукатуренные стены претендовали на сходство с мазанками аборигенов. Сходство получилось сомнительным, поскольку местные мазанки имели мягкие линии и скругленные углы, а штукатурка не смогла закамуфлировать грубые прямоугольники строительных блоков. Дом окружал довольно большой участок земли, что давало мне массу возможностей для физических упражнений с газонокосилкой; система полива была встроена в лужайку, головки разбрызгивателей торчали из травы достаточно далеко друг от друга, что упрощало задачу обработки газона. Наш дом имел пастельно-голубой цвет, у соседей к северу от нас – бледно-желтый, а к югу – нежно-розовый. Кто-то утверждал, что такие краски воспроизводят старину, но я почитал старых писателей, и они с полной определенностью и все сразу отмечают унылость и серость облика тогдашнего Нью-Мексико, потому что дома в городе были одинакового цвета – а именно цвета местной глины. Так что можно считать – у нас произошли изменения к лучшему.

Я никогда не считал этот дом своим и никогда не ощущал к нему привязанности. Во-первых, потому, что не имел никакого отношения к выбору и покупке данного жилища. Во-вторых, это здание было слишком механизировано, в нем просто не оставалось места для домашнего уюта и того, что называют “домом”. Я вырос в старинном сельском доме на ферме в Висконсине, для меня понятие “дом” – трехэтажная громадина с чердаком, заваленным всяким ненужным хламом, и подвалом, забитым тоже хламом, но нужным. Это дом – с огромной печью, которую топят углем, где мы жили годами без центрального отопления и где, чтобы получить тепло, надо как следует потрудиться, швыряя уголь лопатой. А здесь никаких трудов, даже спичкой не надо чиркать, а для того чтобы вымыть посуду, стоит просто нажать кнопку. Согласен – удобно, но походит на жульничество. И все эти штуки были подарены нам вместе с домом отцом Натали. “Я знаю, ты хочешь дом на холме из стекла, принцесса, – говорил он, – а твой муж предпочитает хижину в лесу. Пока вы спорите на эту тему, можете пожить здесь. Не утруждайте себя, не надо говорить мне, что дом вам не нравится. Я приобрел его в виде удачного капиталовложения, и вы можете продать эту недвижимость в любой момент, когда решите наконец, что вам надо. Вот чек на мебель, даю вам самим возможность выбрать”.

Сие было три года назад, и я успел, оказывается, привыкнуть к дому за это время, потому что, несмотря на былую неприязнь, неожиданно обрадовался, увидев его вновь. У входа стоял красный спортивный автомобиль Натали – она поехала вперед, чтобы приготовить все к встрече. Санитары хотели вкатить меня в жилище в инвалидной коляске, но я воспротивился – если мне уже в течение двух недель удавалось самостоятельно доходить до туалета, почему бы не войти домой на собственных ногах.

На двери висел большой рождественский венок с красным бантом. Не успел я приблизиться, дверь внезапно распахнулась, и появилась Натали в ярко-зеленом коротком платье с маленьким лифом и широченной юбкой, шелестящей при каждом движении. Старинные кринолины и обручи снова вошли в моду, эти необъятные юбки занимали слишком много пространства, мешая девушкам перемещаться в супермаркетах, зато прекрасно смотрелись в торжественных случаях. Красная лента украшала волосы Натали, делая ее облик тоже абсолютно рождественским. Она взяла меня за руку.

– Приготовься, дорогой, – сказала Натали тихонько, уголком рта, – тебя ждет вечер с сюрпризом.