Кокардас и Паспуаль, стр. 4
– Так, овечки! Хватит шептаться, черт побери! – взревел гасконец. – Пошли, лысенький!
– Он пообещал мне прийти сюда завтра вечером, – объяснила Подстилка. – А вы с ним за компанию придете, господин Кокардас?
– Почему бы и нет, моя голубка? Для меня тут найдется вино, для приятеля – любовь. А ради этого, пташки мои, мы с ним на край света отправимся, не то что в «Клоповник»!
– Ну так вот что, благородные господа: сдержали слово, данное принцессе, сдержите и то, что дали мне, – заключила хозяйка и запечатлела на щеке Паспуаля смачный поцелуй. Тот едва не лишился чувств от счастья.
– До завтра! До завтра! – сказали Ив де Жюган и Пинто и многозначительно переглянулись.
Два приятеля довольные вернулись в Париж, не подозревая, что их занесло прямиком в волчью пасть.
III
ГЛАВА С ХОРОШИМ НАЧАЛОМ, ПЛОХИМ ПРОДОЛЖЕНИЕМ И СОВЕРШЕННО ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ КОНЦОМ
Обещать было легко – исполнить труднее. Протрезвев и выспавшись, приятели это поняли. Как им выйти на ночь из особняка Неверов без разрешения Шаверни? То есть, конечно, маркиз был им только временный хозяин, и они отлично бы обошлись без его разрешения, однако приятели боялись, что Лагардер потом тоже будет их ругать. Короче говоря, совесть не давала им жить так, как хочется.
– Гром и молния! – почесывал за ухом Кокардас. – Как тут быть?
– Как тут быть? – вторил ему нормандец.
Честь солдата, которому доверили боевой пост, не велела им уходить из дома, но они мучительно искали какой-нибудь предлог, чтобы увернуться от исполнения долга. Обоих так и тянуло к саду Кокнар: гасконец жаждал вина, нормандец – иных радостей.
– Шаверни обязательно пошлет нас к черту! – стукнул себя с досады кулаком по лбу Кокардас.
– Не отпустит! Ни за что не отпустит!
– Надо что-то придумать, лысенький.
– Придумай, Кокардас!
– Я вижу только один выход, да и тот, кажется, плохой.
– И все-таки – какой? Скажи – вдруг получится?
– Не перелезть ли через стену, когда все уснут?
– Нет, не выйдет: Лаго не спит всю ночь, да и городские ворота будут уже заперты… Придумай что-нибудь еще, Кокардас.
– Нет, дружок, теперь твоя очередь!
Они ломали голову так, словно замышляли покушение на самого регента…
– А давай прямо скажем маркизу, что мы идем подышать ночным воздухом!
– С ума сошел, лысенький! Ты бы еще попросился в монастырь ко всенощной!
– Что же делать?
– Что делать?.. Дьявол меня раздери! Скажем, что идем в театр!
– Хорошая мысль, мой благородный друг! А если он спросит, что мы там видели?
– Ты, голубь мои лысенький, становишься туповат – раньше тебя, бывало, легко не собьешь. Билетов не было, вот и все!
– Ты великий человек, Кокардас!
– Я всегда это знал. Пошли к Шаверни.
Направляясь к маркизу, приятели были убеждены, что их дело уже улажено, однако, встав с ним лицом к лицу, они никак не решались заговорить: только переминались с ноги на ногу да подталкивали друг друга. Шаверни улыбнулся и спросил:
– Ну, и какие новости?
Нормандец осмелел первым:
– Новости… да это, собственно, и не новости… Просто мы решили сходить в Оперу…
Маркиз расхохотался:
– Вы – в Оперу? И когда же?
– Сегодня…
Шаверни посуровел и ответил:
– Осечка, друзья: в Опере сегодня спектакля нет.
Два бретера в отчаянии переглянулись. Их хитрый план оказался совершенно непригоден, а другого и в помине не было! Маркиз заметил смущение приятелей, но истолковал его по-своему.
– Скажите честно: вам надо за кем-то следить? – спросил он.
Кокардаса осенило. Он схватился за протянутую руку помощи и, не размышляя больше ни секунды, принялся врать:
– Черт побери! Вы, господин Шаверни, всегда все с полуслова понимаете! Так и есть, как вы сказали: вчера мы заметили двух подозрительных типов. Надо бы узнать, чем они занимаются по ночам.
– Я все понял. Идите, а завтра все мне расскажете. Только никаких скандалов и драк.
В то же самое время в кабачке на улице Гизард сидели четыре человека и разговаривали как раз о Кокардасе с Паспуалем. Это были: отставной гвардии сержант Готье Жандри, сыновья бретеров, убитых Лагардером, – Ив де Жюган и Рафаэль Пинто и, наконец, прославленный силач по кличке Кит.
– Если ты хочешь забраться в дом, – говорил Жандри, – первым делом убери сторожевых псов. Сначала этих убьем, а потом и с остальными как-нибудь справимся.
– Только осторожней, – заметил Кит. – Клыки у них здоровые, да и кусаться умеют.
– Все главное сделаем мы с Рафаэлем, – заявил Ив де Жюган, радуясь случаю показать, что он достоин своих учителей и молодость его – не помеха доблести.
– Подведем их к самому рву, – подхватил Рафаэль Пинто. – Они ни о чем не догадаются, да к тому же один из них наверняка будет пьян.
– В бою Кокардас всегда трезвеет, – возразил осторожный силач.
– А если вам трудно придется, – продолжали молокососы, – мы вам поможем сбросить их в канаву.
– Нет, ребятки, мы вот как сделаем, – сказал Жандри. – Как только вы выйдете, мы последуем за вами – сначала поодаль, а у самой канавы нагоним.
Огромное тело Грюэля-Кита затряслось от жуткого хохота:
– Шпагой два раза в спину ткнуть – и Кокардас напьется последний раз в жизни!
Бандиты еще немного посовещались и попарно отправились в Лагранж-Бательер. Они были уверены в успехе. В самом крайнем случае они могли позвать на помощь еще нескольких разбойников. Не учли они лишь одного: в мире всем правит случай.
Пословица говорит: человек предполагает, а Бог располагает. Иногда, впрочем, вместо Бога располагает женщина.
Готье Жандри очень хорошо предполагал, как убьет двоих друзей, – а танцовщицы из Оперы взяли да все и перерешили. Так уж создан мир! Вы, читатель, удивитесь, при чем тут Опера: ведь там, во-первых, был выходной день, во-вторых, Кокардас с Паспуалем и не собирались туда идти, а в-третьих – что общего между жрицами Терпсихоры и старыми записными рубаками? Что ж, ведь это гора с горой не сходится, а бойкие женщины всегда могут с кем-нибудь невзначай столкнуться.
Мы уже говорили, что дворяне и буржуа не решались появляться возле Лагранж-Бательер. Только те, кто любили веселые пирушки с песнями, вином и красотками, ездили туда погулять на воле, не забывая, однако, вернуться до захода солнца. Но бывают и такие люди, которые повсюду ищут приключений. В этом-то и были схожи наши друзья-бретеры и девицы из Оперы.
Балерин донельзя расстроил неожиданный отъезд принца Гонзага с присными. Мадемуазель Флери потеряла в лице принца богатого и могущественного покровителя; Нивель не могла уже выжимать денежки из толстяка Ориоля; Сидализа, Дебуа, Деплан, Добриньи и другие остались без веселых ужинов и ночных пирушек.
В то же самое время обесценились синенькие акции Лоу, которые эти девицы пригоршнями черпали из бумажников своих приятелей. И танцовщицы затаили обиду. Не за эти ли акции они отдавались (вернее сказать, продавались)? А теперь, значит, все пошло прахом: и сбережения и любовь? Итак, в Опере было решено, что все мужчины подлецы. Никогда прежде эти красотки не блистали такой добродетелью. Справиться с нею помогло бы чистое золото, – но золота стало не сыскать днем с огнем во всей Франции. А без золота любовь стала балеринам несносна. Они не подпускали близко новых ухажеров с тощими кошельками и развлекались как могли, сами по себе.
Ушли в прошлое шумные пиры в Версале и Во-де-Серне, где богатые и знатные поклонники щедро расшвыривали монеты. Их сменили скромные пикники-девичники где-нибудь под самым Парижем. Распорядительницей пикников выбрали Нивель. В этот раз бывшая дочь Миссисипи и ее товарки не побрезговали провести день на берегу грязной Монмартрской канавы.
– Немножко воображения, – говорила она, – и разницы не почувствуете. Вон те мальчишки в лужах – чем вам не дикари?
Итак, две наемных кареты доставили компанию в Лагранж-Бательер. Балерины бегали по всей округе, заходили в трактиры, хохотали, шептались, болтали…