Кокардас и Паспуаль, стр. 17
– Не бросаем, нет… – пробормотал Паспуаль. – Все или ничего…
Нормандец понимал: его друг сейчас заберется в такие дебри, что им нипочем не выпутаться. Поэтому он опять лягнул гасконца, чтобы тот попридержал язык.
– Дьявол меня раздери! – вскричал тот. – Надо же было довезти дам до города! Вот мы с ними и поехали в Париж, а когда хотели вернуться – у нас перед самым носом затворили ворота. Начальник полиции почему-то приказал всех впускать в Париж и никого не выпускать. Уж он знает, что делает, да и сила за ним.
Объяснение вышло натянутое, но по тем временам годилось. Тогда нельзя было поймать какого-нибудь крупного преступника, иначе как не дав ему убежать из города.
– Ну что ж, причина веская, – сказала Подстилка, покосившись на Паспуаля (тот вздохнул с облегчением). – А то ты знаешь, барашек мой, какая я ревнивая. Выбирай: или я, или эти актерки. И если ты меня не выберешь – тогда берегись!
– Выберу, конечно, выберу, – уныло произнес нормандец. Он подумал, что Сидализа от него столько не требовала. Сейчас, в ее отсутствие, он был, пожалуй, готов предпочесть Подстилку, но при первой же возможности хотел бы вновь пожертвовать ею ради Сидализы. Верностью Амабль не отличался.
– Ну, благородные господа, – вскричала хозяйка, – сегодня вы от меня никуда не денетесь. Будем играть и веселиться, покуда не свалимся от усталости. Кто хочет, пусть играет всю ночь, а кто хочет – может идти себе спать: постели готовы.
И с этими словами Подстилка сильно толкнула ногой Паспуаля. Брат Амабль понял этот намек на столь любимые им радости и ответил хозяйке тем же.
– Закройте ставни и двери, – велела Подстилка служанкам. – Посидим вечерок по-свойски, чтоб никто не докучал.
– Погодите минутку, – сказал Ив де Жюган. – Достаньте карты и кости, а я скоро вернусь.
Толстуха подозрительно посмотрела на него:
– Ты куда собрался?
– Я тут рядом спрятал славную старую бутылочку, сейчас достану и выпьем за дружбу. Бутылка прямо из регентских погребов – язык проглотите!
– Отлично, неси ее сюда! – вскричал гасконец. – Примем твою подружку с радостью и выпьем за здоровье его высочества. Иди скорей, малыш, а возвращайся, черт возьми, еще быстрее.
Ив де Жюган отлучился минут на пятнадцать. Вернулся он сконфуженный: бутылку кто-то украл, да еще и камень положил вместо нее.
– А никого рядом не было, когда ты ее прятал? – спросил Пинто.
– Клянусь тебе, никого! – бушевал бретонец. – Ну, убей меня черт, попадись мне этот мерзавец – так проткну кишки, что все вино сразу выльется!
Всю эту историю он, само собой, выдумал от начала и до конца. На самом деле Ив де Жюган просто пошел на задворки «Лопни-Брюха» и встретился там с Готье Жандри.
– Они пришли, – сообщил бретонец, – и, кажется, до утра уходить не собираются.
– Какого дьявола? – воскликнул экс-сержант. – Это нам никак не годится. Постарайся как-нибудь вытащить их на улицу часам к двум ночи.
– Это невозможно. У Подстилки на Паспуаля свои виды – и она его не отпустит. А если мы затеем ссору, получится драка прямо там, в харчевне, и больше ничего. К тому же все женщины будут против нас.
– Больше ничего не можешь придумать?
– Ничего.
– Ладно, я сам подумаю, как лучше сделать. Иди назад и будьте с Пинто наготове. Хочешь не хочешь – сегодня с ними должно быть покончено!
И Ив де Жюган поспешил в «Клоповник». Он торопился так, что даже не заметил: его разговор с Готье Жандри подслушивали.
XI
МАТЮРИНА
Среди распутных служанок харчевни «Клоповник» некоторое время назад появилась новая девушка – нормандка из окрестностей Ко. Она словно сошла с полотен Рубенса: пышные формы, тугая кожа, алые губы, розовые щеки… Она, бесспорно, была красавицей: высока ростом, хорошо сложена, с правильными чертами лица, густыми, пышными светлыми волосами, ясными и очень добрыми глазами…
Она не походила на придворных дам, не имела тонкой талии тогдашних маркиз, носивших такие корсеты, что в наше время и на четырнадцатилетнюю девочку не годятся, – но у нее была своя красота – красота здоровой и сильной нормандки, способной отстоять свою честь.
Как же эта жемчужина попала в такую грязь? Да она и сама толком не знала.
Без гроша в кармане вышла девушка из отчего дома и отправилась в Париж, думая поступить там в услужение и немного заработать, чтобы вернуться затем на родину и найти жениха. К этому и сводились все ее помышления: простой крестьянский здравый смысл отнюдь не склонял ее к пороку. Надо признаться, поначалу ей не повезло. Виной всему были обстоятельства. В дороге ей ни разу не пришлось наесться досыта – если кто и соглашался накормить ее, то за весьма неподходящую для девушки плату.
И вот одним прекрасным вечером, изнемогая от усталости и голода, она очутилась перед «Клоповником». Оттуда доносился соблазнительный запах супа и жареного каплуна. Совсем близко уже были стены, башни и колокольни Парижа; еще усилие – и она дойдет до них! Но девушка так ослабла и проголодалась, что не могла больше сделать ни шагу. Она уселась на холмике перед харчевней, ожидая, не сжалится ли над ней кто-нибудь. Кто бы мог подумать, что ее благодетельницей будет Подстилка! В тот вечер косая кабатчица была в духе.
– Эй, красавица! – окликнула она бледную от голода девушку. – Ты кого-то ждешь?
– Я есть хочу! – отвечала нормандка.
– Правда, что ли? А с виду на нищенку не похожа.
– Я не нищенка, только у меня денег нет. Не могу дойти до Парижа, хоть помирай!
– А что тебе в Париже?
– Поступлю служанкой, если кто наймет. Сила у меня есть, работы не боюсь – чай найду работу.
Хозяйка осмотрела ее со всех сторон, словно скотину на базаре.
– Точно, – сказала она, – девка ты крепкая и собой хороша, и руками заработаешь, и чем угодно. Сколько тебе лет?
– На святого Блеза будет двадцать.
– Так я гляжу, ты эти годы даром не теряла… Хочешь сегодня хорошо поужинать?
Бедная девушка даже не нашлась, что ответить: только потянула носом, принюхиваясь к запаху еды из харчевни.
– А мне как раз нужна служанка, – продолжала хозяйка. – Не наймешься ко мне?
– Ох, с удовольствием! Я вам так благодарна, что вы меня к себе берете!
– Жалованья большого я тебе не положу, зато и мучить не стану: не будешь дурой, так заработаешь. Ну, пошли, дочка, сперва поедим, а там уж все остальное.
Кабатчица помогла девушке подняться, перевела под руку через дорогу, и они вошли в «Клоповник».
– Эй, вы, – распорядилась хозяйка, – дайте-ка девочке поесть! А завтра отоспится – дадите ей метлу или горшок, и она даром есть хлеб не будет, я уж чувствую. Ешь, дочка, пей; счастье твое, что ты присела как раз против моего дома… А как тебя звать?
– Матюрина…
Служанки во все глаза глядели, как их новая товарка управляется с ужином. Ужин был даровой, но Подстилка о нем не жалела. Хозяйка понимала, что руки у Матюрины работают не хуже челюстей: она двадцать раз отработает съеденное. Так что кабатчица только подзадоривала новую служанку, а все прочие молча стояли кругом.
Ничего не подозревающая нормандка только радовалась, что очутилась среди женщин. Правда, она не понимала, зачем одной хозяйке столько служанок. А те глядели на нее косо. В их деле молодая, красивая и свежая девушка могла стать опасной соперницей. Впрочем, у Матюрины было такое открытое и простодушное лицо, что они могли ее не бояться. Но как знать, думали девицы, среди нас она во что угодно может превратиться. Итак, они все злей и злей глядели на новую служанку, ревниво перешептываясь между собой.
К счастью, их злоба наружу не вылилась: Подстилка шутить не любила и не позволяла, чтобы ее распоряжения обсуждались. Ясно, что хозяйка «Клоповника» пригрела Матюрину не по доброте душевной. Она сразу прикинула, как выгодно будет возложить на молодую нормандку самую тяжелую работу. Рассчитывала она и на то, что красота Матюрины привлечет клиентов, а вся прибыль достанется опытной кабатчице. А уж если Подстилка чуяла деньги, она была готова на все!