Палачи, стр. 35

Глава 16

- Зигмунд! - повторила старая дама. Злобная", кровожадная скотина с каменным сердцем.

Впечатляющая была дама; белые волосы уложены на затылке опрятным пучком; простоватое, изборождённое морщинами лицо - суровое, точно скалистый остров, на коем старуха обитала. Ярко-голубые, молодо блестящие глаза.

Ее английский звучал куда лучше, несли у прочих пожилых норвежцев: кажется, перед войною наш язык еще не преподавали в здешних школах.

Короче, подобную женщину ожидаешь застать облаченной длинным, вышедшим из моды платьем, сидящей в плетеном кресле-качалке, у горящего камина, в уютной скандинавской усадьбе, точней, аристократическом поместье.

Но мы повстречались на современной ферме, в простом крестьянском доме, комфортабельном и бездушном, будто его, подобно домику девочки Элли, перенесло сюда по воздуху прямо из Канзаса. И носила старуха свитер да брюки...

Увы, зауряднейшая оказалась обывательница - недалекая, зажиточная, живущая "не хуже людей"; до противного похожая на захолустных американских гусынь... Справедливости ради и к чести госпожи Сигурдсен, оговариваю: телевизора в комнате я не приметил. Впрочем, наличествовал дорогой радиоприемник, исправно кормивший хозяйку вожделенными сплетнями в ту самую минуту, когда мы с Рольфом перешагнули порог.

Опять же к чести госпожи Сигурдсен, дама отключила окаянное устройство, принимая меня. Рольф отлучился кое-что подготовить и обустроить.

- Будьте снисходительны, сударыня, - возразил я. - Во время войны любое сердце каменным станет! Я тоже дрался...

- Верно, только вряд ли вы, min herre, заложников на погибель обрекали. Вряд ли вы посылали отважных партизан помирать, чтоб... как это по-английски? - отволакивающий маневр устроить.

Я благоразумно промолчал, не уведомил, что разок-другой проделал именно это. Правда, поневоле.

- Вряд ли вы топили корабли, а потом поджидали на берегу, чтобы глотки перерезать выплывшим из ледяной воды!

Чего не было, того не было.

- Немцы - даже нацисты, min herre, - тоже человеческие существа!

Насчет немцев согласен всецело; а насчет существ, добровольно вступавших в нацистскую партию - по убеждению либо шкурному расчету - позволю себе усомниться. Но снова промолчал, и правильно сделал.

- Их нельзя убивать беспомощными, а потом выкладывать у кромки прибоя ровными рядами, словно выловленную рыбу! Пять сотен солдат вермахта утопили, зарезали и расстреляли в ту ночь. И восемь наших погибли; среди них - мой старший сын. Ими пожертвовали, чтобы устроить кровавую... ванну, так?

- Нет, в этом случае принято говорить "кровавую баню", госпожа Сигурдсен.

- Зигмунд!.. А теперь он объявляется опять. И опять люди бегут за ним, как бараны под нож мясника.

Возвратился Рольф, и старуха временно умолкла, ибо норвежец вмешался:

- Бабушка! Остановись! Кем бы ты ни считала Зигмунда, он добрый друг этого джентльмена.

- Тогда пускай джентльмен узнает, какие добрые у него друзья. Не то Зигмунд ненароком и господина Хелма под пулю пошлет, чтобы самому убивать, убивать, убивать! Без помех!..

- Бабушка, пожалуйста!..

Я слушал уйму любопытного насчет Хэнка Приста, который всегда казался весьма заурядным боевым офицером. Конечно, если кровопролитие и убийство начисто противны вашей натуре, нечего и начинать армейскую карьеру; но я не подозревал, что Шкипер, будучи моложе, являл собою столь колоритную - даже по меркам воинским - особь.

"Действовал с величайшей изобретательностью, - сказал по телефону Мак, - отменной дерзостью, полнейшей беспощадностью. Что ж, учитывая собственный род занятий, придираться к Хэнку было бы просто грешно.

Выйдя из дома, я забрался в такси и устроился рядом с Рольфом.

- Как вызвал, и что сказали?

- Вызвал так себе, - промолвил шофер. - Услышал еще хуже: разряды сильные в атмосфере. Но уяснил все. Птичка, сообразно вашему требованию, появится ровно в семь тридцать... Формальности уладятся без промедления, официальных препятствий чинить вам не будут.

И простите бабушку. Дядя мой - тот, погибший - был, кажется, ее любимым сыном.

- Не беда, - отозвался я. - Довезите-ка до шоссе, ведущего к аэропорту, и высадите на порядочном расстоянии, чтобы подобраться незаметно... По дороге изложите историю подробней, это любопытно.

- Хорошо, - согласился Рольф, поворачивая за угол. - Но только, сами понимаете, из вторых рук... Заваруха началась после партизанского налета на Блумдаль, заштатную прибрежную деревушку. Немцы потеряли пять солдат, и полковник пришел в неистовство. Захватил мирных заложников, пятьдесят человек - десятерых за одного...

- Соотношение изменялось от страны к стране, - вставил я. - Во Франции брали двадцать, поскольку норвежцы все же нордическая раса, а французы - латинская шантрапа... В Польше и до тридцати доходило. Это при гитлеровцах. А сталинские ребятушки расстреливали заложников безо всякого счета, сколько нахватать удастся. От десяти до сотни за голову...

- Да... Велел виновникам сдаваться - иначе всех бедолаг поставят к стенке. Виновник и ухом не повел. Норвежцев казнили. А Зигмунд исчез, и несколько месяцев ни слуху, ни духу о нем не было. Решили уже, что угрызения совести у парня разыгрались, или начальство лондонское рассердилось и отозвало его навсегда.

Я чуть не засмеялся, но промолчал.

- Немцы успокоились. И вдруг, однажды ночью, началась ураганная атака - по крайности, казалась ураганной, хотя устроила ее горстка людей - на оружейные склады в горном городке. Атаки ждали - квислинговские доносчики трудились вовсю, - и загодя подготовились отбить ее. Направили к складам каждого бойца, которого смогли выделить; надеялись наконец-то взять Зигмунда живым или мертвым.

- Партизаны знали, на какой рожон лезут?

- По слухам, нет... И, якобы, доносчику подсунул нужные сведения сам лейтенант Зигмунд. Рольф переключил передачу.

- Повторяю, так излагают, но доказать ничего не могут... Покуда люди Зигмунда задавали нацистам работенку в горах, покуда с побережья срочно подтягивались на помощь обороняющимся новые, непотрепанные части, Зигмунд беспрепятственно подстерег у Розвикена армейский транспорт, который отчалил вечером.

- Розвикен, - повторил я. - Розовая Бухта. Красиво звучит.

- Ага. В ту ночь вода и впрямь порозовела... Все пошло как по маслу - для Зигмунда. Взрыв раздался в нужное время, и в должном месте. Судно затонуло. Немцы, не пошедшие ко дну вместе с кораблем, не закоченевшие и не захлебнувшиеся, доплыли до суши, где их заботливо приняли и препроводили на тот свет партизаны - отборные зигмундовские диверсанты.

Я хмыкнул.

- Поутру, - кисло улыбнулся Рольф, - на дверях немецкого штаба нашли аккуратно приколотую записку. Вернее, плакатик. Попробую перевести: ДЕСЯТЬ ЗА ОДНОГО, СООБРАЗНО ПРАВИЛАМ. ВАШ ХОД, ГОСПОДИН ПОЛКОВНИК.

Я присвистнул:

- Наши флотские друзья весьма суровы...

- Я, конечно, был мальчишкой сопливым, - откликнулся Рольф, - но запомнил, как толковали о Зигмунде; как одни твердили, что недопустимо и на войне творить подобное зверство - сами слышали бабушку; а другие радовались, проведав, что нацистским выродкам прописали их собственное лекарство и дали попробовать, сколь сладко довелось норвежцам и прочим... Третьи считали, что Зигмунд попросту поиздевался над полковником...

- Не понимаю.

- Даже получив нужное разрешение, даже из кожи "вылезя вон, герр оберет не смог бы наскрести в горах пять или шесть тысяч заложников. Север населен отнюдь не густо; после этого просто некому оказалось бы спину гнуть на гитлеровцев, солдатню кормить и обеспечивать... Поэтому полковника с позором откомандировали из Норвегии. То ли на Восточный фронт послали, то ли под трибунал отдали, не знаю... Добрались, Эрик. Приехали.

- Спасибо, - сказал я.

- Идите вдоль шоссе, не ошибетесь.