Палачи, стр. 17

Пристально рассматривая меня, Торстенсен безмолвствовал. Неподалеку высилась могучая лебедка, но двигатель пока не запускали. Царила относительная тишина, стрелять не дозволявшая. Надлежало просто разговаривать и грозить вовсю.

Так я и сделал.

- Хочешь выжить, Эрлан - бери ноги в руки и опрометью лети подальше, где не столкнешься со мною даже случайно. Случайно ли, намеренно ли столкнешься - где бы то ни было, запомни! - убью без промедления. Только не думай, что я запугиваю - ради собственного блага не думай. На улице, в переполненном театре, в автобусе, трамвае, поезде - где угодно: я убью тебя. Увижу твое лицо - выстрелю, а стреляю весьма недурно. Быть может, меня поймают и в тюрьму определят, но тебе легче не сделается. Уяснил?

- Вы либо спятили, - ответил парень, - либо...

- Не усомнись, о юный и нежный отрок, - вызывающе оскалился я. - Извергни всяческое недоверие вон из башки. Не то в ней, родимой, возникнут аккуратное входное отверстие и весьма неопрятное выходное... Мы долго толковали о тебе: я и миссис Барт. Мадлен, говоря мягко, недолюбливает парней, лупящих ее по затылку и сбрасывающих прямиком в соленую, довольно глубокую воду. Просила кой-кого пристукнуть. Цитирую: "Волкодава ты утопил, Хелм, однако не вредно и щенку свернуть шею - дабы я успокоилась". Конец цитаты. Мадлен - весьма злопамятная и мстительная особа, Торстенсен, хоть и кажется изнеженной рохлей. Мне стоило некоторого труда тебя выгородить. Не из человеколюбия, конечно, а лишь потому, что время неудобное и место негожее. Без нужды связываться с норвежской полицией навряд ли стоит. Поэтому даю шанс - один-единственный шанс! Объявишься снова - повторяю: где бы то ни было! - на свете станет меньше одним Торстенсеном.

Я сощурился. Повелительно махнул рукой.

- Лекция окончена. Забирай рюкзак и проваливай. Быстро-быстро, и далеко-далеко.

Норвежец помедлил, потом неохотно склонился, ухватил дорожный мешок за лямку и двинулся прочь.

Наконец-то заскрежетала портовая лебедка, зарокотала могучим мотором. Чрезвычайно кстати... Я кривился, понимая: большая часть воинственных угроз пропала вотще и втуне. Запугивать хорошо полных молокососов. Иногда удается нагнать страху и на серьезных людей, но только если вы настоящий, девяносто шестой пробы гангстер с надлежаще бандитской харей. Впрочем, гангстеры все же связываются с другой публикой. А наши противники не шибко внемлют свирепому рыку, и произвести на них истинное впечатление можно лишь застрелив наповал.

Я выхватил пистолет, проворно обмотал припрятанным в кармане влажным полотенцем, позаимствованным из Дианиной каюты.

- Эрлан!

Норвежец услыхал, невзирая на грохот и шум. Три быстрых шага избавили бы его от любой опасности, но юные норвежские герои не улепетывают. Задержавшись, белобрысый потомок викингов хладнокровно вперил в меня бестрепетный взор. Я выстрелил.

Пуля ударила в картонный ящик рядом с Торстенсеновским ухом. Непроизвольно подпрыгнув, Эрлан овладел собою и застыл. Я лениво приблизился.

- Запомни: в любое время. В любом месте. И в точности как сейчас, но прицелюсь на полтора фута правее... Встретимся опять - будешь покойником.

По-волчьи оскалившись, я завершил наставление:

- Считаем доказательство представленным. А теперь, сынишка, брысь. Брысь!

В Европе относятся к револьверам и пистолетам куда почтительнее, чем у нас. Торстенсена проняло-таки. Синие глаза округлились. На лице изобразилась долгожданная робость. Фу-у... Кажется, убедил. Парень удостоверился: Хелм разрядил пистолет в оживленном порту, средь бела дня - и ничего с Хелмом не сделали, наверняка ничего и не сделают.

Лебедка орудовала напропалую, рычала, поскрипывала; грохотали передвигаемые ящики. По набережной проносились автомашины. За штабелями громко переговаривались грузчики, обрывки поглощаемых шумом фраз долетали до нашего слуха.

А выпущенная пуля - смертоносная, покрытая никелевой оболочкой, известная в Скандинавии как девятимиллиметровая Kurz, или "короткая" - внушительно пролетела на расстоянии считанных дюймов...

Опомнившись, Торстенсен перекинул рюкзак через плечо и зашагал с похвальной прытью. Свернув за угол, пустился бегом - только подметки застучали.

Вынимая из механизма обгорелые махровые обрывки, я почуял движение сзади и развернулся. Затолкал пистолет в карман, однако рукояти не выпустил.

- Стыдиться впору, Мэтт! Младенцев запугивать - не велика заслуга, - изрек объявившийся Денисон.

- Здорово, Люк, - откликнулся я.

Глава 8

Обращение пришлось Полю не по вкусу. Его уже долгонько так не именовали. Глаза Денисона слегка сузились, но губы тот же час растянулись в улыбке.

- Хм! - сказал он. - Увидев тебя на борту, со вчерашнего дня пытался припомнить старую кодовую кличку - и не мог. Кажется, психиатры называют подобное "фрейдовской забывчивостью", да?

- Боги бессмертные, - вздохнул я. - Я называю это полным провалом памяти! Ведь сам и окрестил нас Четырьмя Апостолами - показав, между прочим, сколь глубоко знаешь Библию... Мэттью, Марк, Люк и Джон: Матфей, Марк, Лука, Иоанн... [5] Марка с Иоанном убили во время внезапной революционной заварушки - помнишь? Весьма внезапной... Мерзавцы изобрели знаменитый ley de fuga [6]: вели парню броситься наутек, а потом стреляй меж лопаток - очень удобно. Сколько разумею, некий Линкольн Александр Котко изрядно погрел ручонки при помощи нового режима, когда бесчинства улеглись. Выкачивает нефть из несчастной страны и поныне. Большою сделался шишкой...

- И был изрядной, - возразил Денисон. - Достаточно крупной, чтобы запретить вам вынюхивать мой след. Уговор между Котко и мною включал непременный пункт: защита и покровительство. Действует он и сейчас. А ваш начальник... этот, как его? - Мак... понимает: коснешься Денисона пальцем - всю организацию прихлопнут в два счета. Распустят. Линкольн оптом купил половину вашингтонских политиков и вполне способен повертеть рычагом-другим.

- Линкольн? - переспросил я. - Его, часом, не путают со славным Президентом? Или мистер Котко столь важен, что спутать уже немыслимо? Ах, да... Ведь Авраам Линкольн вовсе не требовал неизменно титуловать себя мистером...

- Это зависит от того, с кем разговаривает Котко, - не без некоторого самодовольства заметил Денисон.

Кажется, Поль и впрямь кичился правом адресоваться к высокопоставленному олуху по имени. Боги!

- Стало быть, - заметил я, - великий, неуловимый и лысый Котко существует поистине? Удивления достойно! Мы уже гадали...

- Существует, не беспокойся. И никуда не денется. Можешь проверить. Разряди свой испанский пугач - и pronto познакомишься с мистером Котко.

Я осклабился:

- Пожалуй, стоило бы выпалить из чисто научного любопытства.

Денисон ухмыльнулся в ответ:

- Не умеешь ты беситься долгих семь лет, amigo. Не злопамятен. Никогда не был.

- Живем и учимся, Поль. Я мог чуток перемениться.

Денисон опять покачал головой, продолжая улыбаться.

- Если бы ты впрямь ненавидел меня, Мэтт, - ненавидел по-настоящему, - то убил бы здесь и сейчас, и к чертям собачьим все приказы. Я ведь помню твои замашки. А кстати, как ты уцелел в ту ночь? Девушка предупредила? Поутру ее нигде не могли отыскать... Имя позабыл. Елена? Маргарита?.. Не помню.

Помнил, разумеется. Так же хорошо, как помнил имя Мака и собственную кодовую кличку. Но, коль скоро Поль решил изображать рассеянность и забывчивость, я услужливо подыграл иуде и продолжил:

- Да, она. Только звали девицу Луизой, и она любила тебя, и не хотела обременять твою совесть мыслями о преданном и убитом друге. К несчастью, схлопотала пулю во время побега. Оба схлопотали - и она, и я. Но мне удалось выжить.

- Да, - сказал Денисов. - Твой коэффициент выживания всегда был чертовски высок. Последовала пауза. Короткая.