Гулять по воде, стр. 2

А с того расстройства все и началось.

Кудеяр – город знаменитый. Правда, до того как у нас реформы пошли всякие, его знать никто не знал, кроме здешних, конечно. В страшном секрете был, но не из-за лесов глухих, болот лихих, это дело десятое, и совсем не из-за нашего чудн ого озера, обросшего легендами, будто камышами. От чужих глаз Кудеяр семью печатями запечатали оттого, что тут в тайных лабораториях ковали Щит Родины. А в других секретных лабораториях обгоняли весь мир – там светлые головы изобретали разное полезное для науки и техники, и для счастья народного: ковры-самолеты, сапоги-скороходы, скатерти-самобранки, шапки-невидимки, палочки-выручалочки и много чего другого для процветания Родины. А леса да болота помогали все это скрывать от вражеских лазутчиков, которых хлебом не корми, дай только что-нибудь секретное стырить и чем-нибудь тайно напакостить.

А как та перестройка началась, Щит Родины ковать не сразу, конечно, но помалу перестали. Светлые головы кто куда подевались, и от секрета за семью заборами ничего не осталось. Щит Родины по конвертации переделали в веревочную фабрику, а из ковров-самобранок оборудовали мыльный завод – оно доходней по тем временам было. Вот после этого стал Кудеяр знаменит. Первые годы наезжали сюда всяческие делегации, экскурсии, иноземные да отечественные. Все смотрели-глядели, вокруг и внутри прежних лабораторий ходили, дивились, злое империалистическое прошлое ругали. Щит Родины, хоть и на части разобратый, да по углам попрятанный, или сваленный где в кучу, все равно страху на иноземцев нагонял. А у кого и припадки бывали нехорошие, с бранью, со слюней капающей, с глазами вылезающими. А чего ругались, и сами не знали. От зависти, видно, что у нас такие светлые головы были, хоть и в темном прошлом. Да где теперь те светлые головы?

Года два все ездили и ездили, на память запечатлевались, с мэром нашим за ручку прохаживались, везде тыкались, интерес утоляли. А потом молва знаменитая пошла про наши леса и большие дороги. Дорог больших у нас, правда, всего единственная, с одного боку в город входит, с другого выходит. Зато лесами мы впрямь богаты. Вот как нам свободу объявили, вожжи ослабили, так народ и потянулся к старой памяти, к ремеслу прародителей, а среди них Соловей-разбойник был и есть самый первый. Сейчас, конечно, у нас таких соловьев нету, повыродились, а века два тому, говорят, жили еще, свистели, деревья к земле гнули, кареты с колес на ходу сбрасывали, промышляли успешно. Вот и теперь которые в лесах засели и прямо на дорогах делегации обирали до исподнего, а которые прямо в городе сети раскинули, тут свистать начали, добро из карманов пересвистывать к себе. И живьем людей резали, и с мертвых три шкуры драли, всякое случалось, да. Сейчас уже, конечно, не так, стараньями Кондрат Кузьмича. Порядок он навел, крепкой рукой поприжал к ногтю бедовые головы. А все равно безобразничают. Но это уже, конечно, с ведома. Только Захар Горыныч и остальные его ипостаси все никак не смирялись с крепкой рукой.

Так это теперь, а тогда делегации с экскурсиями как водой быстро смыло. Показали им наши кудеярские соловушки удаль молодецкую. Но и сами остались без богатой добычи, приноровились на мимоезжих помельче ремесло оттачивать. А славы Кудеяру после того прибавилось. Только туристов не заманишь больше интерес утолять.

Но, конечно, не одними лихоимцами наши края знамениты. Есть еще одно чудо дивное, от которого сами кудеяровичи первое время ходили глаза разинувши. В диковину оно было. Даже светлые головы, которые остались, не сбежали сразу, говорят, попервоначалу смотрели на него с подозрительностью, руками щупали и на анализы тайком брали. Лабораторий у них уже, считай, не было, по домам сами себе химичили, на свою совесть опыты делали – вот и тайком. А чего они там нахимичили, чего дознались, то никому неведомо. Ведомо только, что в Кудеяре появилась большая дыра, через которую можно ходить на сторону – мир поглядеть, себя показать. Но, конечно, не всякого еще пустят, тут документ нужен специальный, заграничный.

И вот каким манером это явление, феном ен по-научному, у нас образовалось. Как открылись настежь ворота в Железной Занавеси, за которой от нас, по слухам, все прятали, аж цельная калитка распахнулась в Кудеяре. В самом что ни на есть святая святых, в пивной на Большой Краснозвездной, бывшей улице Трудового Перевоспитания – Кудеяр, когда еще не городом был, а селом, при нем тюремная коммуна для разных элементов временно устроилась. Оную калитку прозвали Дырой в мир, либо Мировой дыркой. Поговаривали даже, что это та самая дырка, через которую проходит земная ось, а на нее собраны все земные пространства, обычные и кривые. В том смысле, что искривленные зачем-то, а уж кто их там искривил и каким инструментом, про то не говорят.

Сперва, конечно, лезть в неведомую дырку никто не хотел, дураков не нашлось, сразу все умные стали. Даже те, кто уже шестую или девятую кружку пива с добавлением уговорил и в нужный консенсус вошел. Потом наконец сыскался один, самый шустрый, слазил туда-сюда, разведал, что там и как. Оказалось, ничего, жить можно, даже интересности всякие с той стороны открываются. Но это уже позднее разузнали в точности, что с того края Мировой дырки обретается иноземный город. Он к нам боком через эту дыру приклеен, состыкован будто, как космическая посудина, а зовется Гренуем, по-нашему Гренуйск. И этот самый Гренуй, будто пуп, стоит ровно в середине Олдерляндии, там, где живут олдерменцы и затесавшиеся среди них остальные иноземцы, шемаханцы опять же и халдейцы, которых у нас, в Кудеяре, тоже хватает.

С той поры у нас начались отношения с этим олдерлянским Гренуем. Кондрат Кузьмич, который тогда еще не был никаким мэром, а звался главным секретарем, подружился с их олдерлянским начальником, зазвал по случаю к себе, дал перепробовать все, что у него в буфете было, или там баре, по-нынешнему, да и предложил городами побрататься. А у нашего Кащея слово крепкое, даже если в баре сказано. Через неделю и побратались всенародно, с гуляньями, песнями и плясками. Колоколов только еще не было тогда, не успели понаделать после борьбы с религиозными предрассудками. А так хорошо повеселились и с размахом. Своротили два уличных фонаря, утопили в дивном озере самосвал, спалили салютом телеграф, ну и по мелочи витрин да окон набили. Иным словом, показали гостям-олдерменцам, как мы радоваться умеем. Думали, они к такому непривычные и сильно удивятся, языками щелкать станут от восхищения. Мы же не знали тогда, что у них в Гренуе День непослушания есть.

Оттуда, из Гренуя, и пошло к нам всяческое преобразование народной жизни, о котором Кондрат Кузьмич самолично по сей день заботится, ночей не спит. Сразу после того знатного гулянья объявился у нас в Кудеяре господин Дварфинк, иноземный советник по реформам. По его слову все и делалось, а Кондрат Кузьмич учинил с этим господином крепкую дружбу. Каждое утро выкуривал с ним трубку мира и согласия и запивал кофейной чашкой нерушимой преданности. Правда, господин консультант не из олдерлянцев был, а из янкидудлей, а по виду так вовсе из гномьего племени. Мы-то, простой кудеярский народ, его не сразу в очи узрели, а как посмотрели, так и плюнули. Неказист весьма. Ростом со сморчок, голова котлом, волосья пегими клочками торчат, хоть иноземными головомойными средствами, верно, обихожены. Физиономия так просто на вымя похожа. А носит рыжий замшевый пиджак да гномьи башмаки с острозагнутыми мысами и каблуками, что молодым девкам впору. Но это все ничего, был бы человек хороший, для компании пригодный. А это уж только Кондрат Кузьмичу доподлинно знать, не нам, просторылым кудеяровичам. Да был бы толк, мы-то что, мы ко всему привычные.

А все равно ковров-самобранок жалко. И Щит Родины у нас тоже добрым словом поминали. Господин Дварфинк перво-наперво их совсем позакрывал и скорую реформу произвел. Стали после этого сапоги-самолеты мылом-шампунями, а вместо Щита веревки-канаты плести начали. Светлые головы тогда совсем в подполье ушли. Которые еще живые и не разбежамшись. Через Дыру-то их много повылазило на ту сторону.