Инквизиторы, стр. 8
- А кем же еще прикажете быть в моем состоянии?
Он тоже улыбнулся, произнеся последнюю фразу, и я мысленно повторил: храбрости семейству Хименес не занимать.
- Сэм, разрешите вознаградить ваши труды хорошей выпивкой! - предложила Франческа. - У меня осталось немного шотландского виски, а виски в этих краях - мыслимый предел роскоши. Попробуйте купить: бутылка стоит ровно тридцать долларов.
Я расхохотался:
- Не люблю переводить драгоценные продукты, обладая вкусом неизощренным и неразвитым... Конечно, с удовольствием выпью. Только занесу к себе в номер все фотографическое оборудование, да руки с дороги вымою.
Когда я возвратился, дверь ее номера была распахнута.
- Заходите! Выпьем немножко, передохнем. Устала служить нянькой при толпе великовозрастных.
Франческа подняла стакан, протянула мне второй.
- Ну-ка...
- Вполне пристойно, - похвалил я. - Кстати, вы прекрасно управляетесь.
Она отозвалась не сразу. Отошла к окну, выглянула наружу, полюбовалась бульваром Реформа. Уже смеркалось, город вспыхивал миллионами огней, проносившиеся мимо автомобили зажигали фары. Франческа Диллман протянула руку и резко дернула свисавший с карниза шнур. Гардины зашелестели, двинулись, отгородили номер от окружающего шумного мира.
- Благодарю за комплимент, - негромко сказала женщина. - И за Дика Андерсона благодарю. Если начнете метаться и фотографировать, немедленно приставлю к нему кого-нибудь иного, не беспокойтесь. Но предупредите загодя.
- Конечно. Впрочем, я пока не чувствую себя слишком обремененным, а Дик очень славный субъект.
- Вы правы. Бедный! Так молод, и... Я ухмыльнулся: меж Рикардо и Франческой разницы в годах насчитывалось лет пять или шесть.
- Ужасно, бабушка, - промолвил я. Франческа вздрогнула. До сих пор мы разговаривали в рамках светской вежливости, как археолог Диллман и фоторепортер Фельтон. Фамильярная шутка прозвучала весьма неожиданно.
Молчание продлилось несколько секунд. Внезапно женщина вздрогнула, вернулась к занавешенному окну, выглянула в щелку между шторами. Залпом осушила стакан.
- Вы изумительно играете, Диллман, - подал я голос. - Но вот не понимаю, кого стараетесь обмануть: меня или же себя самого?
Франческа вскинулась было, но тут же обмякла, глубоко вздохнула и засмеялась.
- Актриса я, пожалуй, никакая. Насквозь видать, правда, Фельтон? Вы не ошиблись. Прошу: останьтесь, пожалуйста, на ночь.
Озадаченно рассматривая собеседницу, я полюбопытствовал:
- Но почему же именно я? Конечно, цену себе знаем: физиономия Адониса, телосложение Геркулеса, мозг Эйнштейна и фаллос бешеного быка... Принимаю вашу страсть как нечто самоочевидное и неизбежное, но все-таки: почему я, и с какой стати в первую же ночь после отлета? Вы, простите великодушно, вовсе не смахиваете на оголодавшую без мужского общества развратницу.
Улыбка на лице Франчески сделалась гораздо шире.
- Кого же еще было выбрать, милый мой? Седовласого джентльмена, сопровождаемого грозной женой? Или бедного безногого юношу, у которого, пожалуй, не только с ногами беда? Но даже... даже будь он здоров, я не решилась бы. Чересчур молод. Мог бы увлечься... даже влюбиться. И что прикажете потом делать? Как избавиться от непрошеного поклонника?
- Н-да, - хмыкнул я. - Получается, на моем челе сверкает надпись: "бросит и умчится без оглядки"?
- Ты человек взрослый и, думается, многоопытный. Вряд ли станешь превращать мимолетное приключение в нечто непреходящее...
Не считайте, будто я поверил хоть единому слову яз этой галиматьи. Допускаю: ученейшая Франческа Диллман и впрямь была куда темпераментнее, чем казалась на вид. Но предположить, будто она могла попасть в безысходное рабство к плотским вожделениям? Приятно, Разумеется, если тебя сочтут привлекательным, но я знал множество славных и еще больше не слишком славных мужчин, отправившихся к праотцам лишь оттого, что чересчур много возомнили о своей внешности в неподходящую минуту. Или в неподобающей обстановке.
Впрочем, отступать было некуда. Прекрасная дама сделала все мыслимые авансы. Отвергнуть их вежливо не сумел бы никто. Как ни крути, любой, даже самый утонченный отказ равнялся бы оплеухе.
Я осторожно взял Франческу за подбородок, поднял ее лицо, наклонился и поцеловал. Сперва губы женщины были холодными и неподатливыми, потом потеплели, а под конец и ответили на мое лобзание не без удовольствия. Оторвавшись друг от друга, мы не сразу смогли отдышаться.
- Помаду, по крайней мере, сняли, - уведомил я. - Одежду, если хочешь носить ее впредь, а не выкинуть вон за полной непригодностью, сбрасывай сама.
Глава 7
Поутру я пробудился в собственном номере, куда потихоньку проскользнул во мраке ночи, выбравшись вон из теплой уютной постели, которую делил с Франческой к обоюдным восторгам. Пробудился - и проголодался.
Маленькая закусочная обреталась тут же, на четвертом этаже, и была, в отличие от ресторана, открыта во всякое время суток. Посетителей спозаранку замечалось немного, но я приметил парочку, верней, супружескую чету, из числа сотоварищей. Сразу приметил. И не только потому, что были они, за исключением Рикардо, самыми младшими в группе (лет по тридцать с небольшим), но и потому, что манера одеваться у обоих наличествовала необычная.
Женщина, откликавшаяся на имя Глория, красовалась в длинной и широкой крестьянской юбке, желтых башмаках и мужской полосатой рубахе, которую небрежно стягивала узлом на животе. Каштановые волосы, тщательно встрепанные, стояли вокруг головы полупрозрачным ореолом, делая сию привлекательную, хорошо сложенную, здоровую особу похожей на одуванчик.
Мужчина, худощавый, темноволосый субъект постарше возрастом, изображал вождя, племени команчей. Во всяком случае, поверх синей джинсовой пары - брюки и рубашка - он старательно развесил уйму, прорву, несметное множество серебряных побрякушек. Не жалких имитаций, сфабрикованных нашими японскими союзниками, а полновесных побрякушек, подлинной индейской выделки. Из настоящего серебра, не извольте усомниться. Ибо звали его Джеймс Уоллес Патнэм, из чикагских Патнэмов, миллионеров. Он, собственно, и финансировал нашу любительскую экспедицию.
Непроизвольно подивившись причудам богачей, я облюбовал место и вознамерился хоть немного заморить червячка.
- Разрешите к вам присоединиться, мистер Фельтон?
Я поднял голову.
В изящном бежевом костюме, опрятная, свежая и почти по-стародевичьи чопорная, Франческа выглядела прекрасно. Дабы не ударить лицом в грязь, я исправно поднялся, выдвинул свободный стул, сделал короткий вежливый жест:
- Прошу, сударыня.
- Остановиться надобно, милый, - негромко произнесла доктор Диллман, присаживаясь. - Прекратить. И рассмеялась, увидав мою физиономию.
- Не это прекратить! Уж этим заняться можно всегда и везде. Но при людях тебе следует держаться от меня подальше. Наведывайся в гости к кому хочешь, заходи в любую комнату, а вот моей избегай. Нынче вечером я приглашу на коктейль нескольких туристов. Не вздумай объявиться. Сама удобный вечер назову, понимаешь? Может быть, я и нимфоманка... но, по крайности, я не глупая нимфоманка.
- Чушь собачья, - ответил я.
- Не груби, Сэм.
- А ты не валяй дурака, Франческа. Отлично знаешь, кто я такой: люди, которые тебя направляют и науськивают, растолковали все и велели затащить Фельтона в постель елико возможно быстрее. Представили меня полным чудовищем, ты дрогнула было поначалу, ждала садистских вывертов, мучительств, наверное, даже побоев... Но возникает вопрос: как теперь-то быть? Впрочем, устроители спектакля...
- Прекрати! Что за идиотская мысль! Науськивают... Я не караульная собака, слышишь! Да откуда тебе вообще пришло на ум подобное? Спятил?
- Бросим твоим приятелям пару мозговых косточек, - продолжил я невозмутимо. - Во-первых, они, по-видимому, чрезвычайно желают разузнать: вооружен я или нет. Поскольку раздевался кое-кто в твоем присутствии, можно утверждать: при себе ничего не имеет. Остаются чемоданы. В следующий раз отправимся не к тебе, а ко мне. Бросишь в бокал таблетку снотворного и обшаришь пожитки Фельтона, покуда тот будет валяться бесчувствен аки скот зарезанный. Утолишь любопытство неведомых молодцев, а вдобавок и репутацию верного соглядатая поддержишь, О`кей?