Инквизиторы, стр. 37

- Решайте сами, Глория, - сказал я. - Нужен вам пребывающий в безопасности обломок былого человека или полноценный человек, подвергающий себя риску? Женщина прерывисто вздохнула.

- В том-то и дело. Мечусь меж двух огней, за двумя зайцами гонюсь - и понятия не имею, как быть. Подскажите, Сэм. Вы опытны, умудрены; ваши занятия близки натуре Джеймса; вы можете наставить меня, как никто иной. Ни у кого иного я бы не искала поддержки... Так чудесно было видеть мужа возвратившимся к жизни! Только стоит ли ради этого тотчас же ставить Жизнь на карту?

- По словам Бультмана, - изрек я, - Джеймс умудрился в полчаса сделать необстрелянных сопляков довольно опасным отрядом, сплотить, кое-чему обучить на ходу... Мистер Патнэм - знаток своего дела.

- Разумеется, - подтвердила Глория. - Но ведь это еще не ответ.

- Уверены? Видите ли, коль скоро в местную игру мешается капитан Патнэм, перевес может оказаться на стороне повстанцев. Так оно, всего скорее, и произойдет. Рикардо будет, по его собственному выражению, боевым стягом, символом освобождения. А Джеймс в несколько недель обеспечит его армией, способной драться весьма и весьма эффективно. Рикардо заверяет - повторяю, Рикардо заверяет, а сам утверждать не берусь, - будто большая часть коста-вердианской армии отнюдь не в восторге от нынешнего президента. Останься Джеймс на действительной службе - уже был бы, по крайней мере, полковником. Что уравнивало бы его с Гектором Хименесом в положении. А касаемо опыта, уверен: ваш муж заткнет за пояс любого из местных генералов... Ежели на стороне Хименеса-младшего начнет сражаться настоящий военный талант - революция победит. А уж таланта Патнэму не занимать.

Воспоследовало долгое безмолвие. Наконец, Глория, чуть заметно кивнула.

- Вы совершенно правы. Но сознаюсь, я надеялась услыхать другое...

- Конечно.

- Только... только нельзя ведь превращать любимого человека в игрушку, в талисман, в безмозглое приложение к жене, коль скоро человек талантлив... Сами сказали.

- Да. Очень талантлив.

- Мы живем вместе много лет. Не столь уж весело бывало... А сейчас... Джеймса точно подменили. К лучшему, понимаете? - Я грустно улыбнулся:

- Мне ли не понять! Пятнадцать лет провел когда-то близ женской юбки. Скучал, томился, ковбойские романы сочинял, давая выход природным наклонностям... Половина моя дражайшая была утонченной ханжой, пришлось позабыть о былых временах; напрочь позабыть. Но потом похитили нашу дочь. И чтобы вернуть маленькое чудовище в лоно семьи, я припомнил некие не совсем уснувшие навыки. Довольно грубо поступил с похитительницей, однако Бетси выручил. Когда опасность миновала, моя благоверная вегетарианка не сумела жить бок о бок с кровожадным убийцей. А я вернулся на покинутую после второй мировой службу - и сызнова ощутил себя существом полноценным...

Глория осушила бокал до дна, посмотрела неожиданно прояснившимся взором:

- Непременно передам Джеймсу все до словечка. Спасибо, Сэм. Убедили. Спасибо за все.

- De nada. Будьте счастливы, Глория-Джин. Я следил, как она удаляется: храбрая, очень умная, очень любящая и самоотверженная женщина. И подумал: повезло Джеймсу Патнэму! По-настоящему повезло.

Комната моя была угловой, окна выдавались на две оживленные столичные улицы; непрерывный рокот моторов, завывание клаксонов, скрип тормозов и густой гомон свели бы с ума кого угодно.

Прямо внизу, на перекрестке, мигал светофор. Машины останавливались, урчали, потом скрежетали переключаемыми передачами, ревели, укатывали дальше.

Промучившись примерно полчаса, я не выдержал, наглухо закрыл оконные створки.

Задернул тяжелые шторы.

Кондиционера в номере не было. Но уж лучше вспотеть, чем истязать барабанные перепонки без малейшей надежды на грядущее затишье.

Пронзительно зазвонил телефон.

Я ругнулся, приблизился к ночному столику, поднял трубку.

- Алло, Фельтон слушает.

- Алло, Бультман держит слово... Через три дня, ровно в три часа пополудни, президент Раэль назначил аудиенцию нам обоим. Четверг, раньше никак не получилось. Я заеду за тобою на такси. Между прочим, познакомишься также с Эчеверриа. Бультман платит по счету, nicht war? [20]

Глава 23

Мы выбрались из таксомотора на просторной, окаймленной тенистыми деревьями площади, перед массивными железными воротами. Не зная, какими языками владеет шофер и на кого может работать, ни я, ни Бультман разговаривать о делах не решились. Обменялись учтивым приветствием - и только.

Немец одернул и расправил белый полотняный костюм, подтянул галстук. Он казался безукоризненным джентльменом - равно как и там, посреди джунглей, когда предстал мне грязным, потным, облаченным в пятнистый комбинезон. Это врожденное свойство, аристократизм: его не купишь и самыми усердными упражнениями не приобретешь.

Ваш я исхитрился раздобыть синюю пару, сидевшую более-менее по фигуре, приличные ботинки, носки, рубашку и галстук; но все равно рядом с Бультманом, вероятно, казался коровой, на которую нацепили седло. Оставалось только надеяться, что я не позорю ни свое отечество, ни свое ремесло безнадежно и бесповоротно.

У ворот караулили солдаты, вооруженные вездесущими штурмовыми винтовками.

Нас пропустили беспрепятственно, ибо одно крыло президентского обиталища, музейное, было открыто для посетителей. Шагая по тщательно подметенным и даже, казалось, вымытым плитам, выстилавшим двор, я приметил: Бультман передвигается на искусственной ноге очень уверенно и легко.

- Скажи, как положено обращаться к Раэлю? - осведомился я.

- Excelentisimo Senor Presidente, - ответил Бультман. - Или Глубокочтимый Президент. Или Su Excelencia. - Или по-английски: ваше высокопревосходительство.

- А к Эчеверриа?

- В качестве директора SSN Эчеверриа пользуется титулом глубокочтимого. Или сеньора директора. Или, еще лучше, глубокочтимого сеньора директора. Выбирай по вкусу. А, кстати, известно ли тебе, что Эчеверриа - военный, и в довольно высоком чине? По сути, он и заправлял переворотом, приведшим Раэля к государственной власти.

- Слыхивал.

- Нынче между ним и генеральской верхушкой возникли немалые трения. Служаки не любят подчиняться офицерам, уступающим в количестве звездочек на погонах. Конечно, Эчеверриа ничего не стоило бы выпросить у Раэля производства в фельдмаршалы, - Бультман ухмыльнулся, - но парень предпочел нацепить партикулярное платье и всячески подчеркивать, что главенствует штатской организацией, никоим образом не подотчетной военным... А, вот и он! Высокой чести удостаиваемся, герр Хелм. Лично встречает.

Безукоризненно изящный, глубоко чтимый и высоко вознесшийся господин директор Эчеверриа стоял у ступеней парадного входа во дворец. Костюм на обер-палаче был темный, накрахмаленная рубаха, полагающаяся любому дорожащему своей репутацией латиноамериканскому чиновнику, благоухала свежестью; коричневый галстук ни на волос не отклонялся от вертикали. Надраенные туфли блистали, словно зеркальное стекло; мне почудилось, будто от них разлетаются вокруг солнечные зайчики.

Подстриженная рыжая борода казалась мефистофельской; но не в залихватски-задорном, в поистине бесовском смысле этого слова. Холодные карие глаза быстро оглядели Бультмана, которого Эчеверриа знал, и неторопливо исследовали меня, полнейшего незнакомца.

Воспоследовали пространные, церемонные приветствия. Бультман ухитрялся говорить с подлинно германской вежливостью, однако речь отнюдь не звучала заискивающе. Равный здоровался с равным. Да так оно, в общем-то, и было: по части профессиональной Бультман безусловно дал бы Эчеверриа сто очков вперед. Коставердианец превосходил немца лишь положением в местной иерархии.

- Познакомьтесь, герр директор, - широким жестом указал на меня Бультман: - Это Сэмюэль Фельтон, о коем я имел честь сообщать ранее, он же Мэттью Хелм, правительственный агент Соединенных Штатов.