Гибель Гражданина, стр. 9
- Ах, Эрик, Эрик, - выдохнула она, - я ужасно испугалась, когда увидела.
- Чего испугалась?
- Ты так изменился! Твидовый пиджак, хорошенькая жена, упитанное брюшко... Следи за собой. При твоем росте можно стать горой мяса, если разжиреть. И глаза, как у вола в загоне, в ожидании мясника... Я подумала: он даже не признает меня, этот человек. Но признал. Вспомнил.
Она говорила и надевала шляпку с вуалью, приглаживала волосы, одергивала платье: пригнулась, полуотвернувшись, как делают женщины, когда подтягивают чулок, - и резко выпрямилась. В руке сверкнуло лезвие. Я шагнул назад, выдернул собственную руку из кармана и, тряхнув кистью, раскрыл золингеновский нож. Не самый удобный способ приводить режущий инструмент подобного типа в боевую готовность, если обе руки свободны. Зато весьма впечатляющий.
Мы глядели друг на друга с ножами наготове. Тина держала свой, словно собиралась колоть лед и готовить коктейль. Я вспомнил, что ножом ей разрешалось пользоваться только в крайнем случае. А ваш покорный слуга сызмальства обучался владеть разнообразным оружием, особенно холодным. Наверное, из-за того, что в роду были викинги. Ружья? Прекрасно. А все же в глубине души я приверженец меча и кинжала. И при такой разнице в росте мог бы выпотрошить противницу, как рождественскую индюшку, даже не обладая нужными навыками. Шансов у Тины не было, и она это понимала.
- Да, я вспомнил. Она расслабилась и засмеялась.
- Проверка, милый. Можно ли все еще полагаться на тебя.
- Такие проверки часто кончаются перерезанным горлом. Убери-ка перышко, и хватит валять дурака. - Я проследил, как она спрятала лезвие десантного ножа и сунула оружие за подвязку. - Ну и достается бедной резинке! А теперь выкладывай все про малышку с хорошеньким метательным ножиком и хитрой кобурой у коленки.
Тина опустила подол и стояла, глядя оценивающе, взвешивающе. Вступительный экзамен прошел успешно, однако она до сих пор не уверилась во мне, после стольких лет мирной беззаботной жизни.
Я уже выдерживал такой взгляд. Отчетливо помню собеседование, устроенное Маком при первой же встрече. Дотошным расспросам подвергали каждого рекрута - и немедленно. Я так полагаю, но говорить наверняка могу лишь о себе самом: до известного дня каждого кандидата учили и тренировали отдельно, чтобы в случае непригодности парень вернулся в часть, не унося в голове чересчур много любопытных сведений.
Помню маленький невзрачный кабинет, похожий на все последующие маленькие невзрачные кабинеты, где мне приходилось докладывать и получать приказы; помню маленького седовласого человека с холодными серыми глазами и о чем он говорил, покуда я стоял по стойке смирно. Он был в штатском и не требовал никаких военных ритуалов, я понятия не имел, есть ли у него чин, и если есть, то какой, - но счел за благо не рисковать.
Каким-то образом я уже чуял: эта служба как раз для меня - если примут - и не преминул извлечь наибольшую возможную выгоду из хорошо выпрямленной спины и частого обращения "сэр". Я пробыл в армии достаточно и понимал, что возьмут, в сущности, любого, кто умеет стрелять, отдавать честь и говорить "сэр". Впрочем, когда у вас рост шесть футов четыре дюйма, пускай вы даже худой и костлявый, слово "сэр" звучит не заискивающе - просто скромно и вежливо.
- Да, сэр. Хотелось бы узнать, зачем я сюда направлен, сэр. Очень хотелось бы.
- У вас хороший послужной список, Хелм. И с оружием обращаться умеете. Уроженец Запада?
- Да, сэр.
- Охотник?
- Да, сэр.
- Горная дичь?
- Да, сэр.
- Водоплавающая?
- Да, сэр.
- Крупная дичь?
- Да, сэр.
- Олень?
- Да, сэр.
- Лось?
- Да, сэр.
- Медведь?
- Да, сэр.
- Свежуете сами?
- Да, сэр, если нет помощников.
- Отлично, - сказал он. - В нашей работе нужен человек, не боящийся испачкать руки.
Он продолжал разговор, глядя на меня оценивающим взглядом. Эту службу отличает целенаправленность, пояснил Мак. Вы - военный, и когда враг нападает на вашу часть, будете отстреливаться, правда? А прикажут атаковать - выскочите и от души постараетесь уложить еще нескольких. Приметесь, так сказать, произвольно выбивать солдат из массы противника. Вы славитесь меткостью и, невзирая на офицерский чин, в один прекрасный день вполне можете сощуриться сквозь оптический прицел, карауля бедного одиночного олуха на расстоянии четырехсот-пятисот ярдов. И снова жертвы окажутся совершенно случайными. Что, если мы предложим повоевать и послужить более разборчиво?
Мак сделал паузу - достаточно долгую, предполагающую ответ. Я сказал:
- Вы подразумеваете, скрадывать дичь прямо в среде обитания, сэр?
Глава 10
Не постигаю, как вообще он умудрился продать свой замысел командованию. Должно быть, пришлось потрудиться: Америка чертовски праведна и сентиментальна, даже на войне. Все армии, не исключая нашей, воюют по неким писаным правилам, - а в правилах такого, разумеется, не писано.
Понятия не имею, где и от кого получал он приказы. Интересно воображать эту сцену. Не представляю подтянутого выпускника Вест-Пойнта отдающим подобный приказ на простом и внятном английском языке. Эти распоряжения, безусловно, не записывались, вы не обнаружите никаких архивных сведений в Министерстве Обороны - кажется, так именуют нынче сию могучую, сплоченную организацию.
Обычно я рисую себе комнату для совещаний: у двери стоит часовой, глубокая секретность, высший генералитет - и Мак, безмолвный, одетый в серый костюм, сидит и слушает.
- Этот сволочной фон Шмидт, - говорит Первый генерал.
- Да, фон Шмидт, командующий истребительным полком, - говорит Второй генерал. - Их база возле Сен-Мари.
- Умный джентльмен, - говорит Третий генерал. Все происходит в Лондоне или где-то неподалеку, и каждый успел нахвататься чисто британских словечек. - Он уже сменил бы Геринга, если бы научился сгибать свою гордую прусскую шею. И если бы его привычки не были такими отвратительными, хотя у Геринга не лучше. Насколько я понимаю, в радиусе ста километров от Сен-Мари не сыщется женщины с полным комплексом конечностей и органов, не удостоившейся генеральского внимания. А знаки внимания у него чертовски причудливые. Такие причуды и у Крафт-Эббинга не описаны.
Мак ерзает на стуле, совсем легонько. Рассказы о зверствах всегда нагоняли на него скуку. Мы убиваем людей, говорил он, вовсе не за то, что эти люди - сучьи дети, - тогда пришлось бы перестрелять половину человечества. Мы не ангелы-мстители, мы - солдаты, ведущие войну особым способом.
- К дьяволу его половую жизнь, - говорит Первый генерал. Он, похоже, разделяет точку зрения Мака. - Пускай изнасилует всех девочек во Франции. И в придачу- всех мальчиков. Лучше скажите, как мимо него лететь моим бомбардировщикам? Даже под прикрытием истребителей каждый раз получаем по морде в зоне действия этих аэродромов. Учимся возражать на одну тактику - он изобретает другую. Профессионально говоря, генерал - гений. Нам достались цели, расположенные в этом районе, и я рекомендую предварительную ковровую бомбежку базы фон Шмидта, - по крайней мере, задержим истребители. Но предупреждаю: все равно придется плохо.
- Хорошо бы, - говорит Второй генерал мечтательным голосом после короткого обсуждения, - хорошо бы с генералом фон Шмидтом что-нибудь стряслось во время налета или даже чуть раньше. Это могло бы спасти жизнь многим парням. Стало бы генералу скверно, а потом полежал бы с месяцок...
На Мака никто не смотрит. Первый генерал двигает губами с брезгливой миной:
- Вы мечтатель. Такие люди живут вечно. И вообще, это коварное, недостойное пожелание. Однако если с генералом что-нибудь стрясется, то семнадцатое апреля, часа в четыре утра- очень удобное время. Сделаем перерыв, господа?
Не отвечаю за манеру выражаться и профессиональную терминологию. Повторю: я понятия не имею, как это происходило: я никогда не был генералом и не заканчивал Вест-Пойнт; что касается авиации, то я, с грехом пополам, способен отличить "спитфайр" от "мессершмитта". Ваш покорный слуга просто забирался в самолеты, некоторое время летел и выскакивал после посадки в темноте на незнакомое кочковатое поле, - или выпрыгивал с парашютом, неизменно пугаясь до полусмерти. А если предоставлялся выбор, то всегда предпочитал высаживаться с корабля. Наверное, и здесь сказывалась кровь моих предков-викингов; для человека, появившегося на свет в самой середке того места, которое звалось Великой Американской Пустыней, я оказался довольно хорошим моряком. К сожалению, большая часть Европы кораблям недоступна.