Изумруды Кортеса, стр. 32

Я доверяю всему, что рассказал мне Авила, еще и потому, что всегда знал его как человека благородного, серьезного и умеющего отвечать за свой слова, не склонного к преувеличениям и не любителя повторять всяческие басни и слухи. Таковым он остался и выйдя из своего долгого заточения, которое никак не повлияло на его привычки и нрав. Если он и пожелал рассказать мне о призраке, то лишь потому, что я заинтересовался его пребыванием в Ла-Рошели. В ином случае, будучи человеком скромным и сдержанным, он, конечно же, не стал бы распространяться о таких вещах из опасения, что его сочтут лжецом или безумцем.

Глава XIX,

в которой рассказывается о том, что происходило в Новой Испании после отплытия Антонио де Киньонеса и Алонсо де Авилы на груженных золотом кораблях, и о том, как Кортес узнал, что отправленные им сокровища захвачены пиратами

После того как Тристан смог улизнуть с Кубы, у дона Эрнана осталось мало надежды, что ему удастся схватить убийц своей супруги и тех, кто умертвил родственников Сикотепека. Кортес, правда, еще рассчитывал на то, что Киньонес, встретившись в Толедо с упомянутой Марианой, сможет получить какие-нибудь сведения о заговорщике, но этих своих надежд губернатор никому не поверял.

Меж тем Кортес отдавал все свои силы делу умиротворения новообретенных провинций. Ему неоднократно приходилось вводить войска в индейские селения, и иногда это сопровождалось вынужденным насилием, поскольку туземцы не желали по доброй воле подчиняться императорским законам. Оружия для стрелков и латников недоставало, так что главной военной силой испанцев была кавалерия: ржание и топот коней неизменно наводили великий страх на индейцев. Туземцы также боялись ружей, и одним выстрелом легко было обратить в бегство целую толпу. Однако постоянные войны и необходимость усмирять недовольных местных жителей привели к тому, что возникла угроза нехватки пороха. Кортес понимал, что,

когда порох совсем закончится, индейцы потеряют всякое уважение к испанцам и, осмелев, смогут легко покончить со всеми христианами.

Тогда губернатор вызвал своих артиллеристов Месу и Монтано и поручил снарядить экспедицию на вулкан Попокатепетль, чтобы добыть серы. Кортес решился доверить им такое поручение, поскольку вспомнил, как Монтано (я не уверен, но кажется, его звали Франсиско) некогда рассказывал ему о своем восхождении на вулкан Тенерифе, что на Канарских островах, и о том, что там удалось открыть огромные залежи серы — вещества, которое составляет основу производства пороха.

— Если вам удастся достать серу, то вы окажете неоценимую помощь нашему делу, — сказал им Кортес. — Ведь без пороха ружья уже не будут нам защитой, и тогда наше владычество над этими землями окажется под угрозой.

— Не беспокойтесь, дон Эрнан, — ответил на это Монтано. — Мы сделаем все возможное, чтобы добыть серу, и скорее останемся навечно на обледенелой вершине вулкана, нежели спустимся вниз с пустыми руками.

— Я не сомневался в вашей отваге и в том, что услышу от вас именно такие слова. В ответ я могу пообещать, что по возвращении позволю вам как следует отдохнуть после тяжких трудов. Ведь вам поручается самое ответственное и важное дело из всех, которые в последнее время доводилось выполнять испанцам, будь то в Индиях или даже в самой Кастилии.

Этой речью Кортес постарался ободрить своих солдат, чтобы воспламенить их дух и поддержать готовность выполнить задачу.

Взяв с собой двоих спутников, Пеньялосу и Хуана Ларио, артиллеристы отправились на вулкан, предварительно запасшись крепкими веревками, одеялами и огромными корзинами, обшитыми оленьим мехом. Предприятие это вызвало у индейцев величайший восторг, так что почти сорок тысяч туземцев, бурно восхищаясь отвагой испанцев, сопровождали экспедицию до самого подножия вулкана. Среди индейцев высказывались разные мнения. Некоторые полагали, что этим безумцам не суждено вернуться назад, потому что все они погибнут на вершине вулкана. Другие же, проникнувшись почтением к христианам, уверяли, что нет столь отчаянного и рискованного предприятия, которое было бы им не по плечу.

Восхождение началось во второй половине дня; вначале за храбрецами из любопытства последовало множество индейцев, но вскоре они из суеверного страха перед этим невиданным восхождением повернули назад, и на горе остались лишь четверо испанцев. Когда они прошли примерно половину склона, наступила ночь. Холод был такой, что для ночлега им пришлось выдолбить яму и забиться в нее с головой, закутавшись в захваченные с собой хлопковые одеяла. От ударов киркой в скале образовалась трещина, из которой повалил дым и пошел невыносимый запах серы, так что стало трудно дышать. Однако нет худа без добра: из-за возникшего разлома им стало гораздо теплее, а поскольку холод терзал путников куда сильнее, чем смрад, им удалось немного вздремнуть, плотно прижавшись друг к другу. Сон их длился недолго: около полуночи, не выдержав удушливой вони, они решили продолжать путь. Дорога была очень опасной, они постоянно натыкались на расщелины и пропасти, в одну из которых сорвался Пеньялоса: путники слышали удары его тела о скалы и крики о помощи, пока, наконец, несчастный не достиг дна страшной бездны, откуда раздавались его слабые стоны. Им стоило огромного труда извлечь его оттуда при помощи веревок. Бедняга был страшно изранен и от боли постоянно терял сознание.

— Бросьте меня здесь, — повторял он своим спутникам. — Вам все равно не дотащить меня до вершины, не говоря уж о том, что я вам теперь не помощник, а обуза.

— Держись, мы почти уже пришли, — подбадривал его Монтано.

— Я знаю, сколько осталось пройти, и знаю, что у меня уже нет для этого сил. Послушай, друг, лучше оставьте меня здесь, и я буду ждать вашего возвращения. Если я не могу идти вверх, то, может быть, у меня хватит крепости для спуска.

На том и порешили, оставив раненого на полпути в надежде подобрать его по возвращении. Пеньялоса прощался с ними так, словно готовился навеки расстаться с белым светом. Он боялся, что ему не суждено больше увидеть своих товарищей: во-первых, его терзала ужасная боль, а во-вторых, он знал, сколько опасностей и трудностей еще предстояло преодолеть остальным участникам похода. Они меж тем продолжили путь, несмотря на смертельный холод, который становился все нестерпимее по мере продвижения их к вершине. И вот наконец, когда они готовы уже были пасть духом (что крайне редко случается с испанцами), произошло событие, которое, несомненно, было чудом Господним, настолько явственно была видна здесь рука Божественного провидения. Прямо к их ногам вдруг упал раскаленный камень — один из тех, что время от времени вырываются из жерла вулкана, так что они смогли немного отогреться и собраться с силами, поскольку уже не чувствовали ни рук, ни ног. Так им удалось добраться до вершины, где их взору открылось удивительное и завораживающее зрелище — докрасна раскаленная под действием внутреннего жара скалистая поверхность горы. По их подсчетам, окружность вулканического кратера достигала не менее полулиги. Несмотря на усиленные поиски, они так и не обнаружили удобного спуска в кратер, где можно было добыть серу. Тогда они бросили жребий, который выпал Монтано. Его обвязали веревкой, на которой двое остальных сумели осторожно спустить его в кратер. Так в несколько заходов они извлекли около восьми арроб 10 серы. Возможно, удалось бы достать и больше, если бы не мощные удушливые испарения гигантского жерла, которые вынудили смельчаков остановиться и не искушать судьбу.

Как ни трудно было идти к вершине, спускаться оказалось еще тяжелее: склон был очень крутым, и к тому же пришлось нести на себе немалый груз. На обратном пути они захватили Пеньялосу, который уже считал себя заживо погребенным на каменистом склоне и теперь плакал от радости, обретя вновь своих товарищей.