Отражение птицы в лезвии, стр. 44
— Ты говоришь, монах, о том, чего я никогда раньше не слышал…
— Эту историю не знает никто, кроме долгорских монахов… Для людей остались лишь смутные легенды и предания, порой сознательно извращенные…
— Что-то подобное мне говорил Отец Семьи… Еще, он говорил о том, что люди стали другими, после того, как обрекли себя на какое-то проклятие…
— Ты говорил с Отцом Семьи? — Мерриз, с неприкрытым удивлением поднял брови. — Я знаю, что ты был в Пограничном Лесу, но и не мог подумать, что кому-то из людей доведется беседовать с сами повелителем огров. У меня вдруг возникли странные ассоциации… То, что произошло в Боравии…
— Не бери в голову… Мир полнится вымыслами, монах. Хотя, я действительно видел Отца Семьи, и разговаривал с ним. Вернее, он разговаривал со мной. Так что ты знаешь о Проклятии?
Мерриз задумчиво почесал подбородок, на котором пробивалась редкая светлая щетина… Потом хитро прищурился и потрепал Аттона по плечу.
— Быстро учишься, воин. Я знаю много о проклятиях, как и каждый адепт, верующий в Спираль Бытия… А какое именно ты имеешь в виду? Быть может, что-то из тех сказок, что распространяет по Лаоре твой хозяин? Скорее всего, в них нет ни капли истины.
— Однажды я услышал, как мой отец говорил с дядей Степом о Великом Проклятии, павшем на долю сильных мира сего… Я привык доверять словам своего отца… Предводитель прайдов тоже говорил что подобное…
— Ересь, друг мой воин, ересь и ложь…
— Отец Семьи не стал бы лгать. Видишь ли, монах… Огры не знают, что такое ложь, они не умеют обманывать. В том, что он говорил, действительно была сила. А вот ты знаешь намного больше, чем говоришь мне…
— «Не возложи бремя вины на ближнего своего…» Если Обители и известно что-либо о таком Проклятии, то я этого не знаю…
— Ладно, монах — Аттон встал и осмотрелся вокруг так внимательно, словно боялся упустить какую-нибудь мелочь. — Надо отсюда выбираться…
65
Россенброк сидел в кресле, по своему обыкновению, уставившись в окно. Он вяло повернулся, когда Ландо, вопросительно прошуршал бумагами.
— Я знаю, старик, знаю… Присядь рядом, мой друг, у тебя нездоровый вид… — Россенброк рассеяно перебрал желтые листы и тяжело вздохнул. Уже неделю канцлера мучили сильные боли в груди. Сердце тяжко билось, и казалось, вот-вот остановится. «Еще немного, Великий Иллар, прошу тебя, еще немного… Мне… И ему…»
Россенброк посмотрел на слугу с печальной нежностью. Ландо кряхтя примостился рядом, на краешке кресла. Морщинистое лицо его выражало лишь безграничную благодарность. Россенброк видел, что старику, с каждым днем становиться все хуже. Глаза слуги постоянно слезились, а пышные бакенбарды печально обвисли. Но рука его, рука бывалого мечника, была по прежнему тверда, и нисколько не дрожала, в чем Россенброк убеждался, видя, как Ландо наливает вино.
« Как я буду жить без тебя старик?»
Ландо тихо прокашлялся в ладонь и просипел:
— Господин, пришли вести из Циче…
— Эх, дела, дела… Я устал, Ландо. Ты тоже устал, мой друг. Даже Коррон, и тот устал. Всем нам пора на свалку… Отдай, наверное, эти бумаги личному секретарю Императора… Пусть Конрад поломает умную голову…
Ландо едва улыбнулся, седые брови его чуть вздрогнули.
— Господни канцлер! Из Циче сообщают, о том, что в замок проникли двое, и дошли до самой сокровищницы.… Прорубив себе дорогу сквозь строй гвардии, охраняющей замок… Это случилось, мой господин, случилось…
— Я знаю, Ландо, знаю… Сейчас ты скажешь мне, что один из них был долгорским монахом, а второй, без сомнения, был похож на Аттона Сорлея, по прозвищу Птица-Лезвие. Ты не удивил меня. Ландо… — Россенброк устало и печально смотрел на слугу. — Нет… Старого Марка Россенброка тяжело удивить… Я надеюсь, что славная парочка оторвала голову нашему любезному другу, господину Дибо?
— Нет, господин канцлер… Нашли только мертвого Щуколова…
— И то радует… А что поделывал Великий Герцог?
— Господин канцлер… Наш человек в Циче клянется, что Великого Герцога в ту ночь в замке не было. При том, что вечером, после позднего ужина с министрами он благополучно вошел в свои покои… Помимо этого, ворвавшиеся в замок налетчики так же таинственно исчезли на глазах у гвардейцев… Несмотря на все старания Дибо, сведения эти были проверены и перепроверены.
Россенброк прикрыл глаза и погрузился в раздумья. Ладно тихо поднялся с кресла и попытался навести порядок на рабочем столе канцлера.
Россенброк медленно встал, тяжело опираясь на трость. Ландо замер, прижав к груди ворох свитков. Канцлер повернулся спиной и тяжело переступая пошел к дверям. У порога он остановился, устало глянул на притихшего слугу и проговорил:
— Так-то, старик… Бывает, что историю творят не только массы, направляемые правителями, политиками, либо просто мошенниками… Бывает, что в ход истории вмешиваются отдельные личности, герои… В это трудно поверить, и потому сей фактор часто выпадает из точных расчетов и посторенний. И ведь вмешиваются же подлецы, дети джайлларской свиньи… Как будто мало приключений для простых смертных на большаках и в помойках. Нет, им надо вершить историю! Познавать истину! Дробить монолит веры! А что нам? Простым вершителям судеб? — Россенброк странно улыбнулся. — Ну и семейка у этих Сорлеев… Стало быть, герцога в замке не было… Эх… Монах и наемник тоже исчезли… Друг за другом. В одну ночь. Как говаривал Теобальд Расс: «… пользуясь научениями древних логиков» , можно предположить, что в какое-то время они оказались втроем. Не к этому ли все шло, Ландо? Пожалуй, мы с тобой еще доживем до развязки…
66
Когда створки дверей бесшумно распахнулись, Аттон подхватил с пола топор и вытащил меч. Рядом, поводя короткими клинками стоял, готовый к бою монах.
Аттон, внутренне готовый ко всему, почувствовал, как на затылке зашевелились волосы. Меч в его руке вздрогнул. За дверями, сжимая топоры в корявых, покрытых отвратительными зелеными наростами когтистых лапах, возвышались опираясь на могучие хвосты, огромные чудовища. С высоты, не меньшей чем пятнадцать локтей на них смотрели живые человеческие глаза на плоских безносых лицах, перечеркнутых узкими щелями пастей, из которых торчали во все стороны желтые кривые клыки.
— Ни хрена себе! — Аттон попятился…
По сравнению с оружием чудовищ, топор в его руке казался крошечным. Демоны, не двигаясь с места, сипло дышали. По залу пополз удушливый запах сырого мяса и влажного, прелого леса.
Вслушиваясь в удары собственного сердца Аттон очистил голову от всего лишнего, и стараясь дышать как можно ровнее, сосредоточил взгляд на кончике меча. Мгновенье набегало на мгновенье, чудовища отстраненно покачивались, Аттон почувствовал, что от тяжелого запаха начинает кружиться голова. Рядом, словно натянутая струна замер Мерриз. Внезапно, словно подчиняясь како-то неслышной команде, великаны, приседая на вывернутых назад чешуйчатых лапах, подались в стороны, образовывая некое подобие прохода. В проходе появился человек. Он шел легкими шагами, подняв перед собой правую руку. Он шел, не глядя на чудовищ, уверенно и спокойно, и остановившись на пороге зала, осмотрелся, как хозяин вернувшийся домой, после долгого пути.
Аттон взглянул на молодое, благородное лицо с аккуратной черной бородкой, и обратился к Мерризу:
— Как ты думаешь, монах, кто этот господин?
— Это, мой друг воин, вне всякого сомнения, Великий Герцог Фердинанд Восьмой, собственной персоной…
Человек на пороге улыбнулся доброй белозубой улыбкой, и не опуская правой руки, левой поправил семиконечную звезду темно-серебристого металла, скрепляющую на груди полы его черного плаща. Аттон перевел взгляд на чудовищ, за спиной Аведжийского правителя.
— Должен предупредить вас, Ваше Высочество… Если вы прикажите своим уродам атаковать нас, то вне всякого сомнения, умрете первым. Пожалуй, не стоит прерывать линию правителей Аведжии, ведь у вас, насколько мне известно, нет наследника…