Отражение птицы в лезвии, стр. 27

— Могемец?

Аттон отрицательно покачал головой. Он смотрел, как бородатый купец взял с телеги лопату, и сойдя к обочине, принялся рыть могилу.

— Армельтинец… — ответил он дружиннику, и обратился к бородачу, — Господин купец, заберите тело с собой, его здесь выроют гурпаны. Похороните в городе.

— И то верно. — Купец бросил лопату заплаканному помощнику и, аккуратно подняв тело, положил на повозку. Осунувшиеся мальчишки держали за поводья лошадей, и с тоской смотрели на мертвую сестру.

— Печать не поддельная?

Аттон хмыкнул и забрал бумаги обратно. Из-за деревьев, разбрызгивая грязь и навоз, выскочил, посланный проверить слова Аттона, дружинник.

— Старшой, там это… Джуппа, значит, мертвый. Сам Джуппа Камень… Еле разобрал, так раскурочило его… и брательник евонный, тот воще без головы…

Старшой с уважением посмотрел на Аттона.

— Мастер ты, армельтинец, мечом махать. Далековато от родины забрался. У герцога на побегушках?

— Тороплюсь я, господа. Срочное дело, в Виесте. Господин купец, я понимаю ваше горе, но не могли бы вы продать мне коня?

— Погоди… — Дружинник расправил пышные усы. — Езжай с нами до заставы. А оттуда, с разъездом доскачешь до самого Виеста. Думаю, воевода расщедрится на коня, коль уж ты зарубил самого Джуппу. Залазь сзади.

39

Каммо Кирр выпроводил последнего посетителя, пересчитал мелкие деньги, и запер массивным замком тяжелый сундук. День явно удался — такого количества контрабанды, не проходило через его руки никогда. Он подсчитал в уме барыш, и весело пустился в пляс по комнате, высоко подкидывая коротенькие толстые ножки. Заработанных, за последнее время денег, ему с лихвой должно было хватить на небольшой замок в Форелне, с прислугой и собственной дружиной. Он мог бы взять под охрану пару-тройку дорог, и стричь купцов, как они стригут своих баранов. Кирр даже немного помечтал, с нежностью глядя на окованный медными полосами, сундук. Он представлял себе, как желающие проехать через его земли, валяются перед ним в пыли и жалобно стонут. А он, одетый в черный бархат, с самих Островов, в окружении пучеглазых молодцев, вальяжно и степенно проплывает мимо, словно чернопарусная бантуйская галера. А контрабандистов, вовремя не заплативших дань, он будет, собственноручно, вешать на перекрестках. И тогда, никто не посмеет попрекнуть Каммиуса Кирра Третьего, в том, что он трус и невежда.

Окрыленный радужными мечтаниями, Каммо нырнул в маленький погребок, и вылез оттуда, весь в паутине, с кувшинчиком старого данлонского вина, припрятанного еще с тех пор, как он только начинал торговать контрабандой. Не спеша, он наполнил бокальчик, и смакуя чудесный напиток, сделал маленький глоток. Вино было восхитительным. Причмокнув от удовольствия, Каммо нарезал бисквит и, сделав жест бокалом в сторону сундука, произнес тост:

— За Каммиуса Кирра Третьего, славного богача!

За его спиной тихо скрипнула дверь.

Каммо повернулся, и мгновенно побелев, как полотно, выронил бокал из рук. По полу у его ног растеклась ярко—красная лужа.

В дверях стоял, загородив проход, невысокий мужчина в сером верховом костюме. Он смотрел на Каммо маленькими ядовито-желтыми глазами. На его смуглом, побитом оспинами лице, играла злая усмешка. Гость аккуратно прикрыл за собой дверь, и опустил засов. Потом, не спеша, снял с плеча арбалет и вложил в ложе стрелу. Каммо, увидев направленное на него оружие, постарался придать своему лицу бесстрашный и надменный вид, но колени подвели его, и он грузно опустился, прямо в лужу разлитого вина.

— Обмываешь удачную сделку? — Человек встал напротив Каммо, и посмотрел на него сверху вниз.

— Д-да…

— Ты, знаешь, кто я…

— Д-да, господин. Вы Гайсер, Щ-щ-уколов… — Язык совсем не хотел слушаться Каммо, он прилип где-то к гортани, и стал тяжелый и твердый, как кусок дерева.

— Вот и хорошо. Тогда ты, без сомнения, знаешь, зачем я пришел…

— Н-н-нет, господин…

— Нет? Гм… Ну, хорошо, я попробую тебе объяснить… — Видя, что после его слов Каммо зажмурил глаза и прикрыл лицо рукой, Гайсер тихо рассмеялся. — Я же сказал, что попытаюсь тебе объяснить цель своего визита. Я вовсе не собирался тебя бить… — Каммо убрал руки и заискивающе улыбнулся, и тут же получил резкий и мощный удар кулаком, затянутым в обшитую металлическими бляхами перчатку. Каммо взвыл и разбрызгивая кровь и слюну, рухнул к ногам аведжийца.

— Вот же… Не смог удержатся… И что это со мной сегодня? — Гайсер ухмыляясь обошел страдающего Кирра вокруг. — Дело в том, мой скаредный друг, что господин Дибо, очень недоволен тобою. И из-за этого он волнуется… А волноваться господину Дибо противопоказано, у него очень слабое сердце… Его может хватить удар! — Гайсер сел в кресло и положил заряжений арбалет себе на колени. — Господин Дибо считает, что ты намеренно обманываешь его. Но ведь это же неправда? Скажи мне, мой удивительно жадный друг, что это неправда…

— Я вас не об-м-манываю, клянусь здоровьем папаши… — Каммо стоял на четвереньках, и в промежутках между словами, выплевывал сгустки крови с обломками зубов.

— Ну, скажем, что папаша вряд ли бы стал гордится таким сыном… Еще три недели назад, ты сказал нам, к тебе направляется за распоряжениями какой-то особенный человек, из Норка. Потом, ты сказал, что он задерживается потому, что якобы, едет через королевство. Три дня назад, мы оцепили все дороги через Хоронг, и как минимум полсотни замеченных, подходили под твое описание. Но прошло три дня, ты встретился за это время, больше, чем с сотней человек… Где же твой посланник?

— Н-не знаю, господин Щуколов. Условный знак не тронут. Он не появлялся.

— Гм. Может, ты его уже предупредил?

— Нет, что вы…

— Ну, хорошо. — Гайсер помолчал, раздумывая. Потом встал, разрядил арбалет и пошел к дверям. — Три дня, Каммо, три дня. Если через три дня он не появится, то… Возьми, — он кинул на пол перед торговцем клубок беспорядочно связанных кожаных шнурков с узлами на концах. — Возьми свое послание. Мы сделали себе копию. Если ты нас, конечно, не обманул, и это действительно послание….

Носатый, черноглазый оборванец, одетый в живописные лохмотья, проводил взглядом отъезжающего Щуколова. Потом, сливаясь с сумерками, словно, серый облезлый кот; проник в дом. Постояв, немного, возле нужной двери, он негромко постучал условным стуком. Когда, дверь чуть приоткрылась, и в проеме показалось испуганное лицо Каммо, бродяга молниеносно ткнул его длинным узким кинжалом под ребра, и втолкнул обмякшее тело в комнату. Быстро осмотревшись, он схватил со стола послание Торка, и спрятал в мешок на поясе. Потом, разбив все найденные бутыли с маслом, чиркнул кремнем, и когда пламя поползло, пожирая мебель, вышел в темный пустой коридор, и спустившись вниз. на улицу, что есть сил помчался к таверне «Гиблое место».

40

Таверну «Гиблое место» Аттон нашел далеко заполночь. Ноги его подкашивались от усталости, шея и спина горели так, словно, под кожу ему всыпали мешок бантуйского жгучего перца. В таверне царил обычный полумрак, несколько плошек с жиром вяло коптили грязный потолок. Аттон, жестом подозвав хозяина, уселся напротив чумазого бродяги. Подошел хозяин, толстомордый, воняющий гнилой капустой старик, и посмотрел на Аттона пустыми, как у каменного истукана, глазами. Аттон, пытаясь унять боль, опустил голову на ладони.

— Комната есть?

— Да, господин.

— Хорошо. Принеси чего-нибудь поесть…

— Да, господин. Что-нибудь еще?

— Проваливай…

Аттон, машинально пережевывая пищу, оглядывал поздних посетителей. Бродяга напротив него, оборванный так, словно, его трепала целая стая свирепых псов, держал одной рукой большую просяную лепешку, а другой отрывал от неё крошечные кусочки, и тщательно обнюхивая каждый, с величайшим наслаждением отправлял в рот. За соседним столом молча сидели перед пустыми кружками несколько мужчин, в темных, до земли, балахонах. Лица их были скрыты капюшонами, и Аттону сразу пришло на ум, что это монахи, может быть даже — Истребители Зла. Напротив них, сидел молодой парень в поношенном, темно-зеленом плаще охотника, явно с чужого плеча. Парень был сильно пьян, он опорожнял один кувшин за другим, кидал в хозяина мелкими монетами и, периодически наклоняясь под стол, шумно блевал. У стены, скрытый полумраком, сидел шпик. Аттон, наметанным глазом, приметил ею сразу, как только вошел в таверну. Шпик был немолодой, тертый, отправивший на дыбу не одну сотню человек. Он оглядывал настороженным взглядом таверну, и изредка макал свой длинный нос в кружку с пивом. Бродяга напротив, доел половину лепешки, и с горьким вздохом сожаления, завернул оставшийся кусок в грязную тряпку и спрягал за пазуху. Аттон отодвинул миску и посмотрел на соседа. Бродяга, поднялся, и припадая на правую ногу, пошел к выходу. Проходя, мимо Аттона, он вдруг, вытаращил глаза, и издавая хриплое бульканье рухнул прямо на него. Аттон спихнул вонючее, дергающееся тело и выхватил из голенища нож, но бродяга уже бежал огромными прыжками к выходу, опрокидывая лавки и столы.