Золото стрелка Шарпа, стр. 27

Невысокий человек зевнул. Он знал обо всем, что происходило в его огромной империи, даже о том, что князь Эслингский взял с собой на войну молодую красотку, чтобы согревала по ночам его постель. Впрочем, это простительно. Мужчине необходима женская ласка, особенно на склоне лет. А война все спишет.

От его громкого смеха вздрогнул слуга и заплясал огонек свечи. Невысокий человек вспомнил донесение тайного агента: княжеская пассия скрывает свои прелести под гусарским мундиром. Но разве это имеет значение, когда империя твердо стоит на ногах?

Невысокий человек отправился в постель к своей императрице, ничего не зная о роте легкой пехоты Южного Эссекского полка, которая шагала по принадлежащей Франции территории и мечтала лишить императора сна на много ночей.

Глава двенадцатая

Ночной переход оказался настоящим кошмаром, и только инстинкты Хэгмена, отточенные за многие годы браконьерства в темных лесах, благополучно вывели стрелков на тропу, по которой они шли днем в сопровождении конных партизан.

Шарп волновался за Ноулза – ведь лейтенанту приходилось вести гораздо больше людей. Впрочем, особо тревожиться не стоило: среди красных мундиров были браконьеры и почище Хэгмена.

Стрелки срезали углы, проклиная камни, что попадались под ноги, оступаясь в ложах ручьев, но шагая быстрее, чем менее опытные и выносливые солдаты Южного Эссекского. Стрелки были армейской элитой, их лучше обучали, лучше экипировали, и недаром они слыли лучшими пехотинцами в сухопутной армии, известной на весь мир. С другой стороны, хотя их здорово натаскивали и учили полагаться только на себя, никто и никогда не готовил стрелков к такой задаче – проникнуть в Касатехаду под носом у бдительных партизан.

На последнем гребне своенравная луна предательски осветила людей в зеленых мундирах. Она выплыла из-за лохматого края тучи и явила взорам село посреди долины – безмолвное, совершенно не опасное с виду. Стрелки попадали на землю, положили винтовки перед собой, но в лунном сиянии ничто не шевелилось, кроме ячменя под ветром и длинных похрустывающих стеблей кукурузы. Шарп смотрел на село, теряя надежду подобраться к нему скрытно. В эту ночь никто не разведет костры, чтобы ослепить себя и дать преимущество атакующим.

Он встал.

– Пошли.

Отряд двинулся по широкому кругу, забирая к северному краю долины. Люди почти бежали, надеясь, что их силуэты практически неразличимы на темном фоне холмов и часовые в селе могут принять их за волчью стаю, уходящую к оврагам. В эту ночь стрелки дважды слышали близкий волчий вой и даже заметили на гребне силуэт лохматого хищника, но звери не отваживались нападать.

Кладбище лежало на восточном конце улицы, англичанам пришлось обогнуть село, чтобы подойти к обители с темной стороны. Шарп поглядывал на восток, с тревогой ожидая первого луча зари.

– Ложись!

Тяжело дышащие стрелки залегли на ячменное поле, истоптанное копытами французских коней, исхоженное партизанами и залитое лунным светом. Тени рисовали на нем фантастические узоры.

– Пошли.

Они вновь осторожно двинулись вперед, к обители, стоящей в четверти мили, к колокольне, глядящей на них черными арками. Стрелки выбирали протоптанные среди колосьев тропки, укрывались за островками нетронутого злака. Все молчали, каждый знал свое дело, а еще знал, что испанцы, умеющие переговариваться при помощи белых камней на холмах, возможно, следят за ними уже часов пять. Но что могло их насторожить?

Тревога не давала Шарпу покоя, в голову назойливо лезли мысли о засаде. Рота шла по лезвию ножа, и он это прекрасно понимал.

В двухстах ярдах от церкви капитан остановился, поднял руку и повернулся к Хэгмену:

– Все в порядке?

Чеширец кивнул, растянув рот в беззубой ухмылке.

– Все отлично, сэр.

Шарп посмотрел на Харпера.

– Давай.

Вдвоем они поползли вперед, в набирающий силу запах навоза; они напрягали слух – не раздадутся ли где шаги бдительного часового? Истоптанный ячмень стелился почти до стены кладбища, и Шарп, все ближе подползая к стене, понимал, что перелезть через нее незамеченным не удастся. Он дождался, когда с ним поравняется Харпер, и шепнул на ухо сержанту:

– Видишь колокольню? Наверняка там кто-то есть. Здесь не перелезть, увидят.

Сержант изогнул руку, показывая влево. Шарп кивнул.

– Двинули.

Колокольня с четырьмя арками, глядящими на все стороны света, прямо-таки напрашивалась, чтобы партизаны выставили на ней часового. Шарп не мог ничего разглядеть в темных проемах, но знал, что там сидит человек.

Продвигаясь вперед под оглушительный хруст ячменных стеблей, стрелок казался себе маленькой зверушкой, ползущей в капкан. Они с Харпером добрались до кладбищенской ограды, встали, прислонились к стене, отдаваясь ложному чувству облегчения, а затем, невидимые из башни, медленно двинулись влево от нее, к воротам, к кустам, к куче свежего навоза.

Ничто не шевелилось, не нарушало тишины. Как будто в Касатехаде не было ни души, и на миг Шарп поддался упоительной мечте: село на самом деле пусто, Эль Католико увел всех своих людей. Но он тотчас вспомнил Рамона, еще не способного держаться в седле, и Терезу, которая осталась присматривать за братом.

Да, деревня обитаема, охраняема – и все-таки им удалось добраться до ворот кладбища, и никто пока не закричал, не щелкнул курком мушкета. Село по-прежнему казалось спящим. Шарп вглядывался в сумрак за чугунными брусьями ворот. Только луна освещала кладбище. Было тихо, волосы на затылке стояли дыбом, и внезапно предположение, что здесь, в одной из этих могил, лежит шестнадцать тысяч золотых монет, показалось диким.

Капитан легонько толкнул Харпера локтем, чтобы тот отошел в густую тень кустарника, и прошептал:

– Что-то мне тут не нравится.

Не было смысла выяснять причину опасений. Солдат должен слепо доверять чутью. Попробуй ухватить предчувствие за хвост, и оно рассеется, как дым.

Шарп сжал локоть Харпера и сказал:

– Будь здесь, я пошел. Ежели кто сунется, пусти в ход чертову пушку.

Патрик Харпер кивнул, затем медленно, буднично снял с ремня винтовку и оттянул курок. Густо смазанный кремневый замок плавно встал на боевой взвод. Сержант разделял беспокойство командира, хоть и не знал, чем оно вызвано – видом пустого кладбища в призрачном сиянии луны или мыслью о том, что где-то рядом притаились враги и с насмешкой следят за ними. Как только Шарп, не доверяя петлям ворот, вскарабкался на стену, Харпер перевел взгляд на холмы и обнаружил над горизонтом чуть заметную бледную полоску – предвестие зари. А затем в густое зловоние навоза проник свежий ветерок. Ирландец услышал, как о камень царапнули ножны Шарпа и глухой удар – командир спрыгнул. Харпер остался один в густой тени кустарника. Он крепче сжал цевье своего грозного оружия.

Шарп залег на кладбище, шум прыжка все еще стоял в ушах. Дурак он, дурак! Надо было просунуть палаш и винтовку через прутья ворот, а он до этого не додумался и поднял шум, как любовник, который убегает от вернувшегося нежданно мужа. Но в сумраке по-прежнему царил покой, только слабые протяжные стоны раздавались невдалеке – это ветер, гуляя по колокольне, покачивал огромный металлический инструмент.

В противоположной стене кладбища чернели ниши для гробов, точно мелкие соты, и Шарп подумал о гное, капающем с трупов, о мертвецах, лежащих на этом погосте. Он пополз между обелисками к свежей могиле. Стрелок понимал, что его могут увидеть с колокольни, но жребий был брошен, путь назад отрезан. Оставалось лишь надеяться, что часовой в башне спит, свесив голову на грудь и не подозревая, что внизу крадется враг.

Пояс, портупея и пуговицы скользили по сухой земле, а могила слуги Эль Католико все приближалась. Она и впрямь выглядела подозрительно: прямоугольный холмик над ней повыше остальных и поаккуратнее. Шарп весь был покрыт грязью, но он не решался поднять голову даже для того, чтобы посмотреть, не белеет ли под аркой колокольни овал человеческого лица.