Бесконечный тупик, стр. 319
Суть книги не в создании ещё одной модификации русского мифа. Нет, самый последний, самый глубокий слой – это тотальный нигилизм. Вся эта книга есть проговаривание, осуществление русской души. И точно так же, как внутри души пустота, пустота, вплетенная в душу и крепче всякого цемента соединяющая все её разрозненные части; точно так же внутренней основой и подлинной подоплекой книги является пустота. Хайдеггер говорил, что строит свою философию на ничто. Нет, товарищ дорогой, это не нигилизм. Шестов назвал «Критику чистого разума» «Апологией чистого разума». Точно так же нигилизм Хайдеггера можно было бы назвать конструктивизмом. Это построенный, выстроенный, стройный нигилизм. «Приличный» нигилизм. Но нигилизм аморфен, безнадёжен. Нигилизм это «протеизм». Отдельные взгляды никак не выстраиваются, а взаимоисключают друг друга, аннигилируют. Мысль начинает вихлять, оказывается, что не только ничего нет, но и всё есть, и одно из этих «есть» есть то, что ничего нет. Мышление становится тотальным и, следовательно, бессмысленным, неподвижным.
Хайдеггер исследует язык, но не разрушает его. Лишь иногда во время своей филологической акупунктуры он достаёт глубоко воткнутой иголкой один из индоевропейских корней, и тогда на мгновение болевой шок срывает пелену с глаз. Хайдеггер пытает язык, загоняет его в железный лабиринт анализа. Конечно, он постепенно «дозревал», но в мыслях так и не достиг разлетающейся лёгкости. Не легкомыслия, а легкодумия. В нём осталась неистребимая немецкая тяжеловесность. Следовательно – необречённость.
926
Примечание к №919
никому я не был интересен. Именно я, весь
О.Мандельштам вспоминал о посещении редакции одного из журналов каким-то начинающим литератором:
«Входит милый юноша, хорошо одетый, неестественно громкий смех, светские движения, светское обращение совсем не к месту. Надышавшись табачного дыму, уже собираясь уходить, он словно что-то вспоминает и с непринуждённостью обращается к бородатому, одурманенному идеологией и честностью редактору: – А скажите, вам не подошли бы французские переводы стихов Языкова? – Глаза у всех раскрылись – было похоже на бред … Когда ему пролепетали вежливое – не нужно, он ушёл весёлый и ничуть не смущённый. Дикий образ этого юноши мне запомнился надолго. Это был какой-то рекорд ненужности. Всё было ненужно: и Языков ему, и он журналу, и французские переводы Языкова России».
927
Примечание к №910
средние века это обычное состояние человечества, пожалуй, даже по сравнению с предыдущими и последующими эпохами более рациональное и спокойное
Шпенглер писал о средневековье:
«Бесчисленные тысячи ведьм были убеждены, что действительно являются таковыми. Они сами доносили на себя, молили об отпущении грехов, из чистейшего правдолюбия рассказывали на исповеди о своих ночных полётах и договорах с дьяволом. Инквизиторы в слезах, из сострадания к падшим назначали пытку, чтобы спасти их души. Вот готический миф, из которого вышли крестовые походы, соборы, одухотворённейшая живопись и мистика».
Ну и что? Современники Шпенглера были убеждены, что «бесчисленные тысячи ведьм» являлись наиболее образованной и культурной частью населения: заплетали венки, играли на арфах, смотрели в телескопы. А инквизиторы, зная их правоту и собственную дикость, в слезах от своего ничтожества подло жгли на кострах учёных, поэтесс, композиторов. Вот масонский миф, из которого вышли фашизм и коммунизм, мировые войны, мучение и мученичество ХХ века.
928
Примечание к №919
Меня никто не выбрал.
Положим, я некрасив, положим – необаятелен. Пускай даже болен. Но не до такой же степени, чёрт возьми, чтобы меня вообще не замечать! Ведь вообще я очень заметен. Я странный. У меня даже в школе, кроме основного прозвища, в старших классах было ещё одно: «Странный человек».
Чехов сказал:
«Если хочешь, чтобы тебя любили, будь оригинален; я знаю человека, который ходил в валенках зиму и лето, и в него влюблялись».
Я же не то что в валенках, а зимой и летом в шубе ходил. И никто даже не обернулся. То есть не нужен явно. Даже демонстративно. «Из принципа».
Чудак надел шубу и ходит на пикнике по лужайке, улыбается: сейчас заметят, засмеются, пригласят. А все ходят мимо, играют в жмурки и прятки, едят шашлыки, поют, пьют, щипаются, ловят бабочек. Ходил-ходил 4 часа – никто не замечает. Плюнул, шубу бросил со всего маха в траву и пошёл на станцию. Кто-то, Брюллов кажется, когда уезжал из России, бросил на границе шубу, чтобы и духа русского не осталось. ТАК вот! Ладно в Европе, но здесь свои не видят. Ну и пошли к чёрту! (933)
929
Примечание к с.52 «Бесконечного тупика»
Я даже не ерунда с художеством, а ерунда в художестве.
«Человек я или тварь дрожащая?» – вопрошал Раскольников. Но есть у него более интересная фраза, чем постоянно цитируемая «тварь»:
«Эх, эстетическая я вошь, и больше ничего».
930
Примечание к №910
Не случайно же жизнь крайних рационалистов, как правило, темна и запутанна.
Почему рационализм кончается бредом? – Из-за связного и длинного текста.
Человек сыт и не думает о еде. Ему не хочется, даже «вызывает отвращение». Но через 4 часа мысли уже тянет, а через 24 он ни о чём другом и думать не может. Через 48 часов человек заболевает едой, бредит ей. То же секс, общение с людьми, одиночество, свобода. И вот бедный разум. Первое предложение – рационально. Следующее уже менее. Третье – это как в физике «проблема трёх тел» – создаёт логически неразрешимую, миллионнократную вязь ассоциаций. А рационалист всё пишет, связывая: страницу за страницей, страницу за страницей. И на 50 странице у него прыгают симпатичные пушистые чертенята, а на сотой рассыпан целый мешок кормовой соли для осла-психиатра.
Как раз наиболее рациональный текст должен быть иррационален, прерывен. Человек, думая о чём-то одном, начинает задумываться (заговариваться). И не думая о чём-то, этим «чем-то» влечётся всё сильнее и сильнее, прямо пропорционально длительности умолчания.
931
Примечание к с.52 «Бесконечного тупика»
Я осуждён на еврейство.
Кем?
Князь Владимир, решив отказаться от язычества, встретился с христианами, мусульманами и иудеями. Согласно преданию, Владимир сказал тогда евреям:
«Как же вы других учите, когда сами отвержены Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас, то вы не были бы разбросаны по чужим землям. Разве вы и нам думаете такое же зло причинить?»
После принятия христианства Феодосий Печерский по ночам тайно ходил к киевским евреям, чтобы спорить с ними о Христе. Он укорял их, называл беззаконниками и отступниками и нарочно раздражал, ибо хотел, чтобы они его убили «за исповедание Христа» и таким образом сделали мучеником.
932
Примечание к №920
Моя биография архаична, да и просто является штампом.
Что наиболее фальшиво в этой книге? Как раз описание моей реальной жизни. Удивительно – никакого вымысла и это пережито мною, а кажется (и по-моему справедливо) ложью, выдумкой графомана. Поставил бы на место Одинокова выдуманного «лирического героя» и сразу же с отвращением вычеркнул 90% сюжетных линий как нечто, находящееся вообще за пределами эстетики.
Моя борьба против литературы в самой литературной стране мира, в самом литературном обществе, смехотворна. Сам язык, сама литература и наказывает, превращает мою жизнь в графоманию, в чисто графоманский сюжет.