Бесконечный тупик, стр. 224
Тут важно не перебарщивать только, не срываться, не суетиться. Пускай не я, пускай внуки, правнуки. А я так всю жизнь и прошучу-продружу. Не надо торопиться. Ненависть должна быть глубоко запрятана, как самое святое. В 30-ые годы, где-то я читал, некто фотографии евреев булавкой колол. Вот это вот. Они у него всем политбюро внутри радиоприёмника лежали. Он их раз в месяц доставал. Как праздник, награду. И еще 20 минут из задней крышки шурупы отворачивать, чтобы долго добираться было.
608
Примечание к №517
Но извне всё дешифруется как огромная карикатура на «Дар».
Почему я люблю Набокова, так же может быть, как царя в последние месяцы жизни? Он наиболее близок из всех, умер в 1977 году. Для меня это психологически всё равно, как если бы в 1917 умер Пушкин. (Набоков в «Даре» о живом старике Пушкине – фантастичности этой картины). Подумать только, я, уже как "я", «личность», мог хотя бы гипотетически встретиться с Набоковым!
Я сейчас подумал о встрече, как бы могло быть. И понял, что никак (не физически, а психологически – невозможность первого ничего не значит). Наверно, поэтому я и люблю Набокова. Не то что он мне нравится, я им восхищаюсь или унижен (и в этом есть сладость), а вот просто ясно и тихо люблю. А я для него «ноль». Он мог бы где-нибудь «упомянуть» обо мне. По типу: «придур-коватый пошляк Одиноков» или «какой-то никому не известный псевдомракобес из якобы-России». А я где-нибудь так, издалека, на старика один раз посмотрел, и мне больше ничего бы и не надо было. И было бы хорошо. Я это так ясно, так реально, так правдоподобно представляю. Весь ход мыслей ясен. И главное, тут сказать никому нельзя. «Вот мы как, мы и благородством!» Тут никому ничего нельзя сказать, доказать. Как трухлявый гриб, реальность рассыпается порошком пошлости. И поэтому так бы и было.
609
Примечание к №605
«Плоховато кирпичи-то кладёте»
Константин Леонтьев квалифицировал «метод» Достоевского, Толстого, Гоголя как «придирчивый душевный разбор, вечно готовый ЧТО-ТО ПОДКАРАУЛИТЬ». То есть СЫСК. «Ага, хромает. А этот слюной брызжет». Назойливое, настырное выискивание у людей недостатков и их подчёркивание. Нормальный человек не будет смотреть на пустой рукав собеседника, следователь же сразу отметит: «однорукий». И в мозговой картотеке он у него навечно будет проходить под этой биркой. И даже подлавливание людей: как бы невзначай касание руки – не протез ли? Выискивание чёрточек, деталей, материала. В «Идиоте» Мышкин постоянно слышит за спиной русский шёпот: «идиот», «идиот», «идиот». (624)
– Где?
– Вон этот, видишь, пошёл.
– Где-где?
– Да вон.
Правдивость русской литературы. Ещё одна грань. Подойти к калеке и указать пальцем: «Калека!»
610
Примечание к №571
– «Э-э, да у вас вон как пошло – на уровне ВОДОПРОВОДА!»
Набоков писал в «Даре», как в прошлом веке русские путешественники все восхищались Германией:
«Боже мой, какие восторги! „Маленькая гемютная Германия“ – ах, кирпичные домики, ах ребятишки ходят в школу, ах, мужичок не бьёт лошадку дрекольем!..»
И добавил:
«Ничего, – он её по-своему замучает, по-немецки, в укромном уголку, калёным железом».
611
Примечание к №607
Кроме германской разведки в политические дела России не в меньшей степени были замешаны разведслужбы стран Антанты
К первой мировой войне Франция и Германия готовились 40 лет. Больше даже. Кружили вокруг друг друга, выжидали, когда шилом отравленным в сердце пырнуть. Япония готовилась лет 25. Готовилась Англия. У всех была звериная цель. Россия хлопала ушами. Она не «готовилась», а «жила». Она не готовилась, а её готовили. Обрабатывали к закланию. Пырнуть ножичком, пырнуть незаметненько, да так, чтобы гулливерова туша на соседнее Блефуску рухнула, раздавила соперника. Но недооценили размеров разлагающегося трупа – пошла мировая эпидемия. Замысел был, может быть, первоначально более тонкий. Ведь лилипуты очень хорошо понимали эту опасность и поэтому положили Гулливера только ослепить. Тут, конечно, огрубление замысла произошло из-за слишком большого количества разнонаправленных сил – было уже не до высшей математики.
612
Примечание к №575
в России, кроме классической узко-военной разведки и дипломатического корпуса – ничего не было
Где хоть один русский разведчик ХIХ-начала ХХ вв.? Назовите. Сам вопрос смешон. А во всех европейских странах есть такие имена (напр. полковник Лоуренс). Русским же с избытком хватило биографий «пламенных революционеров». Более того. Нет и ни одного соответствующего литературного персонажа. (629) В богатейшей русской литературе столь выигрышная и интересная тема отсутствует напрочь. Даже сыщиков, каких-нибудь Шерлок Холмсов и Пинкертонов, нет. Нет совсем (не считать же таковым метафизический образ Порфирия Петровича). А русские прирождённые шпионы – с их-то скрытностью и переимчивостью. Вот где, может быть, сердцевина гнилости царской России. Прирождённому плясуну, музыканту порвали гармошку. Душа тосковала, плакала. Нашлись люди «с другого берега», купили. Он и пошел наяривать – за версту стекла вышибало.
А после революции… Где центр отечественного мироздания? Какая ось? Кто объявлен святым? У кого «чистые руки»? Кто рыцарь без страха и упрека? Кому подражать, с кого «делать жизнь» «юноше, обдумывающему житьё»?..
То есть оттянули маятник до упора, он качнулся и пошёл в разнос. – Русская история.
613
Примечание к №599
«ненавижу психологов и шпионов» (Ф.Достоевский)
В произведениях Достоевского часто говорится об эпилепсии («Бесы», «Идиот»). Наконец, в «Братьях Карамазовых» этой теме подводится некоторый «итог». Обвинитель Дмитрия Карамазова доказывает невиновность больного падучей Смердякова:
«Сильно страдающие от падучей болезни, по свидетельству глубочайших психиатров, всегда наклонны к беспрерывному и, конечно, болезненному самообвинению. Они мучаются от своей „виновности“ в чем-то и перед кем-то, мучаются угрызениями совести, часто, даже безо всякого основания, преувеличивают и даже сами выдумывают на себя разные вины и преступления».
614
Примечание к №579
«Вот преступник, юноша. Гостил на даче у родных. Ломал деревья, рвал обои, бил стёкла, осквернял эмблемы религии, всюду рисовал гадости…»
(И.Бунин)
Ленин в 16-летнем возрасте бросил свой крест в мусор. Уже первые его статьи и письма поражают своей хулиганской злобой. А из ссылки Ленин приехал только с одним желанием: все жечь, коверкать, ломать, мстить за свой хвост отдавленный. Тут месть именно мелкая, женская, месть маленькой ведьмы Маргариты, перебившей молотком стёкла, разломавшей рояль и испачкавшей чернилами постельное белье. Месть носила низменно-животный, мелкий и поэтому зло-комичный, «чарли-чаплиновский» характер: пинки, бросание тортов, обрывание фрачных фалд, подножки, плевки, удары палкой по голове.
В январе 1901 года Ильич пишет с восторгом:
«Хорошим образчиком может служить харьковская демонстрация … перед редакцией „Южного Края“. Праздновался юбилей этой паскудной газеты, травящей всякое стремление к свету и свободе, восхваляющей все зверства нашего правительства. Перед редакцией собралась толпа, которая торжественно предавала разодранию номера „Южного Края“, привязывала их к хвостам лошадей, обёртывала в них собак, бросала камни и пузырьки с сернистым водородом в окна с кликами: „долой продажную прессу“. Вот какого чествования поистине заслуживают не только редакции продажных газет, но и все наши правительственные учреждения».