Маркус и Диана, стр. 24

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

— Что вы будете, ребята?

Монс оторвал взгляд от меню. Он сидел рядом с Сигмундом лицом к залу. Маркус сидел по другую сторону стола и смотрел в стену за их спиной. Он сел туда сразу же, как они вошли. Отец предложил поменяться с ним местами, чтобы он получше смог разглядеть Диану Мортенсен, когда она войдет, но он отказался. Не очень-то его интересовали кинозвезды, сказал он, поэтому он бы хотел просто спокойно пообедать. Он слабо надеялся, что ему удастся отложить встречу с Дианой на пару дней. Если Монс спросит, не хочет ли он взять у Дианы автограф, он скажет, что перестал их собирать. Сигмунд, конечно, обязательно подмигнет, а он сделает вид, что не заметил. Может быть, ему очень повезет и он отравится едой, тогда он сможет спокойно пойти в номер. В общем, возможности есть. Он оценил все и ни в одну не поверил.

— Рыбу, — сказал он, — я хочу рыбу.

Монс засмеялся:

— Конечно. Мы же в рыбном ресторане. Какую рыбу?

— Я хочу филе зубатки с креветками, — сказал Сигмунд, — и колу, если можно.

— Я буду камбалу, тушенную в белом вине, — сказал Монс. — А что тебе, Маркус?

— Здесь есть сырая рыба?

Он слышал, что рыба может испортиться, хотя в таком хорошем ресторане это было мало вероятно.

— Есть копченый лосось, — немного удивленно сказал Монс, — но почему сырую рыбу?

— Мне нравится сырая рыба.

— Ты раньше не говорил.

— Нет. Поэтому говорю сейчас.

Он начал потеть еще до того, как они зашли в ресторан, а теперь рубашка промокла насквозь. Он сам себе казался рыбой. Мокрый насквозь, он направлялся на самое дно моря, где крабы и опасные хищные рыбы только и ждут, как бы его проглотить. Пиджак тоже начал намокать, а руки казались губками, пропитанными теплой водой. Если ему сегодня придется пожимать Диане Мортенсен руку, оба в этот момент примут небольшой душ.

— А что ты будешь пить, Маркус?

— Стакан воды.

— А колы ты не хочешь?

— Да, спасибо.

— Нет, если хочешь воду, конечно, заказывай воду.

— Да, спасибо.

— Так что ты хочешь, воду или колу?

— Может быть, он хочет и того и другого? — спросил официант, который уже стоял у столика и записывал.

— Большое спасибо, — сказал Маркус.

Официант ушел, а Монс начал рассказывать истории о рыбалке в тех местах, где он отдыхал ребенком. Сигмунд слушал с интересом. Маркус не слышал ни единого слова, но механически кивал каждый раз, когда отец делал паузу.

— Рыбалка на муху, — говорил Монс, — по-моему, лучше всего. Я, конечно, не великий рыбак, и крючок с мухой несчетное количество раз цеплялся за дерево у меня за спиной. Но зато было очень весело.

— Да, господин Симонсен, охотно верю, — ответил Сигмунд.

— Надо нам, Маркус, с тобой попробовать как-нибудь, — сказал Монс в восторге.

— Что?

— Рыбалку на мух.

— Они что, вкусные?

Монс собрался объяснить, что рыбалка на мух не значит, что они будут ловить мух, но в этот момент послышался смех и громкие голоса и в зал из гардероба вошли люди. Какой-то мужчина сказал:

— Да, Диана, здесь вы можете попробовать свежайшую морскую рыбу.

Потом послышался радостный визг, и голос, который нельзя было не узнать всякому, кто смотрел «Деньги и власть» крикнул так громко, что весь ресторан поневоле услышал:

— О, как я люблю эту страну! [10]

Диана Мортенсен вернулась домой.

Сигмунд и Монс застыли каждый со своей булочкой в руке. Они восхищенно уставились на Диану, продолжая автоматически жевать. Казалось, они смотрят телевизор, да так они себя и чувствовали. Они смотрели мыльную оперу из Хортена, а Диана Мортенсен была так же далеко и так же близко, как Ребекка Джонс, когда она стояла на окне шестьдесят восьмого этажа. Все было нереально. Это был сюжет из фантастического сериала о жизни Дианы Мортенсен. А они были зрителями. Маркус таращился в стену. Ему казалось, что он поднимается на самые большие в мире американские горки. У него страшно свело живот, но обернуться уже было поздно. Скоро он полетит вниз. Будет ужасно, но хуже всего будет, когда он достигнет вершины. Секунда, когда вагончик замирает на самом верху. Там он сейчас и был.

— Смотри, Маркус,— прошептал отец.

— Она стоит прямо за твоей спиной, — прошептал Сигмунд.

Их голоса были не голосами, а ветром, завывающим на самой вершине.

— Повернись, — шептал Сигмунд. — Повернись, Маркус.

Он не хотел. Но ему пришлось. Назад пути не было. Он повернул голову. Медленно и неестественно. И окаменел, оставшись сидеть без движения, а вагончик американских горок полетел вниз.

Диана Мортенсен стояла посреди ресторана. На ней была короткая белая юбка, белая шелковая блузка и белый пиджак. Шею украшала золотая цепочка с зеленым камнем. Волосы были золотистыми, кожа бледной, как слоновая кость, и контуры груди виднелись под блузкой. Она стояла лицом к Маркусу. Но он знал, что она его не видит. Она смотрела на трех фотографов, которые ее снимали, и улыбалась белоснежными зубами, глаза ее излучали радостное удивление. Она наклонила голову так, что прядь волос опустилась на один глаз, потом она чуть запрокинула голову, провела рукой по волосам и в это же время выгнулась немного вперед, так что контуры груди стали еще очевиднее. Она развела руки и улыбнулась остальным посетителям, словно просила прощения за беспокойство. Но фотографы не сдавались. Они ее заполучили и не отпускали. Вспышки освещали ее лицо, а она все улыбалась и улыбалась. Три кровожадных фотографа поймали ее в ловушку. Они ничего не знали. Они не подозревали, что известная кинозвезда Диана Мортенсен на самом деле птица. Посаженная в клетку, она мечтает распустить крылья и свободно полететь высоко в небо, где наконец-то сможет быть собой, а не успешной куклой Барби, как все о ней думали.

Маркус почувствовал, как запылали щеки. Жар распространялся. Он пробрался внутрь головы и охватил мозг. Невидимые языки этого пламени сжигали весь страх, застенчивость и неуверенность, преследующие его всю жизнь. Мысли горели, а потом переплавились в кипящую ярость, заполнившую его и превратившую в кого-то другого. Он уже не был Маркусом Симонсеном. И Маркусом Симонсеном-младшим он тоже не был. Он был ее братом. Единственным человеком на всем белом свете, который понимал, каково ей. Однажды он тоже был маленьким и напуганным. Но когда-то давным-давно. Теперь он старший брат и телохранитель Маркус. Единственный, кто мог защитить ее от мирового зла. Он встал.

— Сейчас не время для автографа,— сказал отец. — Подожди, пока они закончат фотографировать.

Маркус окинул его холодным взглядом.

— Иногда парень может поступить, как хочет, — сказал он.

Он повернулся спиной к столику и быстрым шагом направился мимо фотографов к Диане. Она по-прежнему улыбалась, когда он подошел к ней, но он заметил, что улыбка была вымученной. Девушку мучили, и его задачей было ее от этих мучений избавить.

— Я помогу тебе, Диана, — сказал он спокойно. — Я знаю, каково тебе.

Не дожидаясь ответа, он повернулся к фотографам:

— О'кей, парни. Думаю, на сегодня хватит.

Сначала все стихло. Потом фотографы захмыкали. Неудивительно. Люди и раньше над ним смеялись. Роли это никакой не играло.

— Да, — сказал он спокойно, — очень забавно, да? Чертовски смешно, скажем так. Что может быть смешнее, чем мучить того, кто не в состоянии постоять за себя? Но теперь конец вашему празднику.

Так и случилось. В ресторане воцарилась мертвая тишина. Монс встал из-за стола. Он был красным, как помидор. Сигмунд тянул его за рукав.

— Сядьте, господин Симонсен, — прошептал он. — Думаю, лучше сесть.

Монс рухнул на стул и втянул голову в плечи.

— Вы что, не понимаете, что она тоже человек? — сказал Маркус громким и ясным голосом. — Человек! Но вы же не знаете, что такое быть человеком! Вы думаете, она просто кукла. Кукла, с которой можно делать все, что пожелаешь. Вы крадетесь за ней повсюду и снимаете ее, чтобы заработать денег, много денег, и стать богатыми, как… — он не нашел другого имени… — дядюшка Скрудж.