Совсем другая сторона, стр. 20

Утром в трещину снаружи проникли холод и сырость. Я кое-как вылезла и огляделась вокруг — в лесу стоял густой туман. Не было видно ни верхушек деревьев, ничего… Да что там, я даже с трудом различала свою вытянутую руку. Я случайно задела папоротник, который был высотой всего мне по плечо и на меня вылилось целое ведро воды — она накапливалась в свернувшихся трубкой листьях. Второй такой папоротник я отыскала уже сознательно и мне удалось довольно быстро наполнить котелок. Я наскребла древесной трухи посуше — с третьей попытки мне удалось разжечь огонь и сварила себе что-то вроде супа. Тут не было никаких веток, между которыми обычно укрепляешь котелок в лесу, мне пришлось укрепить его между двумя камнями. Так что, по крайней мере, я поела горячего и согрелась хоть немного. Эти их пончо хорошо держали тепло, так что я не слишком замерзла. Пока я пила густое горячее варево, туман немного поднялся, стали видны мокрые перья папоротников, толстые стволы деревьев, похожие на органные трубы и где-то наверху — немного неба.

Я, было, совсем потеряла направление, но потом мне, вроде бы, удалось сориентироваться по тому поваленному дереву с трещиной в стволе — я помнила, в какую сторону смотрела трещина, когда я на него наткнулась. Я оставила его за спиной — темное отверстие в стволе при этом смотрело в сторону фактории.

Если бы я с самого начала пошла правильно, к концу второго дня я уже вышла бы к реке — при этом мне нужно было бы просто подняться наверх. Но я все же куда-то отклонилась и поняла это только тогда, когда путь мой привел меня к топям. Это было опасное место — полоска твердой земли мысом вдавалась в темную жижу, над которой поднимался пар. Там что-то булькало и сипело, на поверхности лопались пузыри; тростниковые заросли все время шевелились. Эти болота были полны жизнью — какие-то земноводные твари орали громче и разнообразнее, чем я когда-нибудь слышала и время от времени темная гладь начинала волнообразно изгибаться. Может, это просто поднимался болотный газ, но, вполне вероятно, это могло быть и какое-то подводное животное. Мне пришлось оставить этот хлюпающий рай, я пошла берегом вправо просто потому, что нужно было выбрать какое-то направление. Выяснилось, я опять ошиблась — почва не повышалась и не понижалась, зато деревья редели, под ногами стали попадаться песчаные проплешины — я вышла на побережье. Деревья раздвинулись. До самого горизонта распахнулась влажная песчаная равнина и где-то совсем вдалеке, почти невидимая — серая полоска воды. Там, вдали, лежало море. Именно этого места мне и следовало опасаться больше всего — по песчаной равнине двигались стада, колонны животных. В их передвижении мне виделся какой-то причудливый порядок. Животные одного вида сбивались в группки, в стада, иногда эти стаи рассекал кто-то более тяжелый и стремительный. И над ними, высоко в небе парили черные хлопья, похожие на обгорелые воздушные змеи. Это было Великое Кочевье, оно заняло все побережье, оттеснив в леса промышляющих рыболовством людей.

Оно все текло от одного горизонта до другого, возможно, пока не упрется в более обширные топи где-то за лесом, в непроходимые места, где по ночам стаями бродят блуждающие огни. Я попыталась отыскать взглядом горы — они всегда служили надежным ориентиром, но гор видно не было. Между ними и мной стоял лес.

Было ясно, что мне нужно убираться отсюда — и чем скорее, тем лучше. Я уже повернулась, чтобы скрыться за стволами деревьев, но тут увидела Его. Он отделился от сплошной массы движущихся тел — темная точка, пятнышко, которое все приближалось, пока я не начала различать огромную голову, мощный хвост, чудовищные птичьи лапы. Он передвигался скачками, с огромной скоростью, сначала я даже не успела сообразить, что он несется прямо на меня. Он мчался, как слепое орудие судьбы, как грузовик, как бетономешалка, как нечто полуживое, почти одушевленное… Я развернулась и кинулась назад. Я и сама неслась, не разбирая дороги, споткнулась, полетела лицом в какой-то куст, опять встала и бросилась бежать. Он двигался гораздо быстрее, я чувствовала, что он был где-то за моей спиной, хоть еще и не могла его слышать — если я услышу его — все будет кончено.

Я услышала его.

Вибрацию почвы — грузные и вместе с тем ловкие толчки, производимые многотонным телом. Идеальная машина для истребления — неуязвимая и разумная. Я была так занята своим собственным бегством, что у меня не хватило времени сообразить, что я вот-вот погибну. И тут я увидела рухнувшее дерево. Я и не заметила его, пока на него не натолкнулась — такой же полый ствол, как тот, в котором я пережила ночь. Он обломился в одном из колен — оно зияло, как темная пасть, как вход в пещеру, как утроба. Из него шла волна тепла и древесных гнилостных запахов. У меня не было времени разбирать, живет там кто-то или нет — я упала на колени, сжалась в комок и протиснулась внутрь. Внутри было, по крайней мере, темно и от этого казалось, что безопасно. Теперь я слышала, как снаружи хрустят раздираемые ветки. Он топтался вокруг — один раз даже попробовал сдвинуть ствол с места. Я все думала — что же будет, если он начнет его крушить. Я уперлась руками в стенки, оттолкнулась и попробовала протиснуться поглубже. Тут ствол сужался — если бы я и хотела развернуться, то уже не могла бы. Я была как мышь в западне.

Он начал крушить дерево.

Он пытался расщепить ствол, просунув руки в отверстие. Эти его руки только казались крохотными — по контрасту с остальной тушей, но на самом деле они были огромными, с цепкими когтистыми пальцами.

Я видела просунутую в отверстие чудовищную пятипалую ладонь, потом стало совсем темно — он заслонил собой весь свет. Потом раздался треск, сразу посветлело, свет хлынул в трещину у меня над головой.

Я лежала лицом вверх, смотрела на эту трещину и ждала. Ждать мне пришлось недолго.

Я видела, как он вздернул голову, взревел — чудовищный звук, выворачивающий душу, отшатнулся, шарахнулся. Кусты ломались под тяжестью его тела — звук был все дальше, тише. Дерево тряслось, как живое, ствол гудел, потом этот гул начал успокаиваться. Я ждала — у меня перед глазами, в проломе качались ветки папоротника, все медленнее, все неохотней. Я ждала час. Через час я попробовала выбраться наружу. Это заняло довольно много времени: я забилась в панике так далеко, что плотно засела в этой трубе. Наконец, мне удалось зацепиться обеими руками за края расселины и чуть продвинуться вперед. Дальше пошло легче. Еще минут через десять я вылезла из отверстия вперед ногами, и только тут сообразила, что заплечный мешок до сих пор был у меня за спиной. По-прежнему сидя на корточках внутри отверстия и не решаясь отойти от ствола подальше, я огляделась. Его нигде не было видно. Оставалось выяснить только, что его вспугнуло. Но поблизости никого не было — все тихо. Кочевье шло своим путем, невидимое из-за могучих стволов. Удирая от Большого, я так углубилась в лес, что оно совсем скрылось из виду. А в лесу все было как всегда — где-то вдалеке, на болоте взахлеб вопили лягушки.

Над моей головой неподвижным шатром смыкались ветки папоротников. Я поднялась на ноги и поправила ремни заплечного мешка. Что бы это ни было, что бы его не отогнало, ясно, что из этого места надо поскорее уходить. Я повернулась спиной к Великому Кочевью и двинулась в обратную сторону.

Уже ближе к ночи я опять выбралась к болоту — кажется, на то самое место, где я свернула не в ту сторону. А может, другое, но уж очень на него похожее. Понятно было, что мне нужно было обходить это болото, все время оставляя его по правую руку. Несмотря на гам, хлюпанье и кваканье, эти места казались безопасными — если не считать того, что я в любую минуту могла случайно оступиться. Поэтому я решила не рисковать — уже почти стемнело и нужно было подумать о ночлеге. На этот раз мне удалось более-менее удобно устроиться в мутовке какого-то хвоща метрах в полутора над землей. Не так безопасно, как в моем проверенном убежище, но ведь и то оказалось не совсем безопасным, как выяснилось.