Все зависит от нас, стр. 94
– Угу… И мы не следователи, чтобы все это раскручивать. Нормальный человек поблагодарил бы за спасение жизни, а вы, вместо того чтобы нам помочь, кричите…
Я это пробурчал себе под нос, но генерал услышал. Смущенно потерев бровь, он хмыкнул и извинился. А потом, выйдя из-за стола, произнес:
– Не поймите меня неправильно, товарищи. Я действительно вам благодарен, но не считаю возможным вмешивать какие-то свои личные дрязги в это дело или голословно обвинять кого-либо. Тем более, как говорили древние – предупрежден, значит вооружен. Так вот, я теперь предупрежден.
Гусев все это выслушал и возразил:
– Извините, Иван Данилович, это не может быть вашим личным делом. Вы – командующий фронтом и при этом один из самых выдающихся наших военачальников, поэтому потерять вас из-за каких-то, как вы выразились, дрязг мы просто не имеем права.
– Это точно. Придет на ваше место кто-нибудь вроде Жукова и все, что вы сохранили за все годы войны, положит под Кенигсбергом. Людей беречь, как это вы делаете, мало кто может…
При упоминании мною Жукова Черняховский катнул желваки на щеках и, отойдя к окну, несколько минут смотрел во двор. Потом он повернулся и сказал:
– Хорошо. Если вопрос стоит так… Но учтите – это только слова и никаких доказательств у меня нет… Полтора месяца назад, будучи в Москве на совещании, я крупно повздорил с Георгием Константиновичем…
– Прямо на совещании?
– Нет, уже после него. Разговор был приватный, но от этого особо острый. Жуков начал хамить в своей обычной манере, я тоже не выдержал и сказал все, что о нем думаю. После чего маршал пообещал мне очень недолгую жизнь.
Серега поинтересовался у замолкшего генерала:
– А почему вы ничего не доложили Верховному?
Черняховский посмотрел на него, как на маленького ребенка:
– Сергей Андреевич, вы что? Я, генерал Красной Армии, буду жаловаться Верховному на угрозы маршала? Как это будет выглядеть? Не говоря, что это совершенно не по-мужски, так это еще и просто смешно – что это за боевой офицер, который угроз испугался? Как же он с врагом сражаться будет, если его словами напугать можно? Да и не принимал я их особо всерьез. У Жукова характер взрывной, но чтобы пойти на такое…
Тут влез я:
– А из-за чего вы с ним поцапались? Почему маршал так взбеленился?
Генерал пожевал губами в раздумьях, а потом махнул рукой:
– Вы, наверное, в курсе, что некоторые наши военачальники любят сувениры. Ну так сказать – военные трофеи. Особенно это стало заметно, когда мы перешли границу СССР. В Европе много соблазнов… Только Георгий Константинович отличается ОСОБОЙ любовью к подобным вещам. Когда я указал, что такое поведение не пристало советскому маршалу, Жуков начал орать. Хамить он умеет, поэтому разговор быстро перешел в другую плоскость…
М-да… Про безудержную любовь к «трофеям», как мягко выразился генерал, я был в курсе. Если говорить прямо – мародерничали все, по мере возможности. Кто-то больше, кто-то меньше, но чем выше звание, тем большее количество ценностей отсылалось на родину. Причем если солдата за явную мародерку могли поставить к стенке, то генералитет развернулся вовсю. Конечно, далеко не все, но как правильно сказал Черняховский – в Европе много соблазнов… Таких людей иногда арестовывали и даже судили, только общий напор любителей «сувениров» возможность ареста не сильно останавливала, тем более что на все это следственные органы в основном смотрели сквозь пальцы. Да чего далеко ходить – тот же Гриня в поисках подарков для своих подопечных девчонок шмотки далеко не в магазине покупал. Да и я сам… Как-то в одной усадьбе увидел шикарный меч и сдерживаться не стал – тут же его прихватизировал. А в другом доме Марат нашел похожий клинок и тоже его урвал. Мы с ним потом решили устроить рыцарские бои с этими тяжеленными железяками, только Серега все испортил. Увидев сей средневековый махач, он молча отобрал у нас древнее оружие и запулил оба меча в ближайшее болото…
А по мелочи и вспоминать не хочется… Та же табакерка – старинная серебряная с разными вензелями и финтифлюшками зачем мне понадобилась? Табак я не нюхаю, да и в кармане не потаскаешь, но ведь тоже себе забрал – просто как красивую вещицу. До сих пор в вещмешке валяется…
Правда, тут все зависит от размеров мародерки. Я думаю, что солдат, набравший несколько коробочек швейных иголок, находится в своем праве – дома это дефицит. Да и не только я так считаю. Следователи военной прокуратуры на подобное вообще внимания не обращают. А вот если какой-нибудь генерал вывозит все убранство из средневекового замка где-нибудь в Чехословакии, это кажется чересчур. Интересно, в каких же количествах прибарахлялся «маршал победы», что ему Черняховский замечание посмел сделать? Эшелонами?
За подобными мыслями я чуть не упустил окончание разговора. Генерал армии, выговорившись, повеселел и уже искренне, от всей души поблагодарил нас за предотвращение теракта. Воспользовавшись этим и подчеркнув особую роль, сыгранную Козыревым, сказал, что буду ходатайствовать о его награждении. Черняховский в ответ, обращаясь к Гусеву, попросил дать представление на всех участников, а он, мол, с удовольствием его подпишет. На этой радужной ноте мы и распрощались.
Глава 23
А на следующий день нас встречала весенняя Москва. Снега практически нигде не было, только изредка в темных углах виднелись грязные, почти растаявшие остатки сугробов. Мы прилетели днем и сразу, на аэродроме сев в ожидающую машину, покатили на Лубянку. Я думал, Иван Петрович себе выберет новый кабинет, но он ожидал нас в бывших бериевских апартаментах. Только секретарь сменился, и, увидев за столом в приемной знакомую физиономию Василия Кружилина, я обрадовался и тепло поздоровался с ним на правах старого знакомого. Вася тоже был рад меня видеть, только работа есть работа, поэтому после рукопожатия он, доложив о прибывших, пригласил заходить в кабинет.
Иван Петрович за обширным столом смотрелся очень органично. Только вид имел малость затраханный. Видно, с новой работой сон пришлось ограничить до необходимого минимума, вот командир с лица и спал. Да еще и нервотрепка по приему дел… Но разговаривал Колычев, несмотря на зеленоватый цвет лица и запавшие глаза, бодро и энергично. Потребовав доклада, он внимательно выслушал меня и Серегу и, положив наши рапорта в серую папку, сказал:
– Что я могу сказать… С одной стороны, поработали неплохо, но с другой – допустить смерть всех известных исполнителей – это явный непрофессионализм. Что-то ты, Илья, сдавать начал. Или удача отвернулась?
– Товарищ генерал-полковник, вы совесть имейте! На пустом месте вскрыли такое дело! А что «языков» нет, так это чистая случайность! На подготовку времени вообще не было… И то умудрились почти все предусмотреть, даже страхующий вариант с фугасом! Да если бы не тот камикадзе с гранатой, мы бы…
Тут я заметил, что командир лыбится, и заткнулся, а Иван Петрович, не переставая улыбаться, заметил:
– Эк ты разошелся, уже и пошутить нельзя. А вообще вы, ребята, молодцы. Действительно, дело важное сделали, и не ваша вина, что с исполнителями так получилось. Так что, Сергей, я думаю, тебе надо представление на свою группу писать…
– Так мы уже…
– Ну да… Как это я упустил… Про ЭТО вы никогда не забываете. Особенно Лисов шустростью отличается – как что ни сделает, тут же бумаги на звание Героя мне подсовывает.
Я надулся и буркнул:
– Один раз всего было и то за дело, а вы мне это теперь всю жизнь вспоминать будете…
– Конечно, буду – такое не забывается, ведь прямо за горло хватал, требуя звезду для своего крестника.
И видя, что я хочу опять возразить, предупреждающе поднял руку:
– Ладно, все – пошутили, и хватит. – И, сразу став серьезным, продолжил: – Сегодня, в девятнадцать ноль-ноль, вам обоим быть готовыми для доклада Верховному. Он уже в курсе случившегося, но про ваш разговор с Черняховским еще не знает. Хотя, возможно, Сталин ему звонил и генерал армии лично докладывал Иосифу Виссарионовичу о вашем приходе. Еще прошу учесть, что на совещании будет присутствовать Абакумов, поэтому следите за языком – это тебя, Илья, касается.