Богатые наследуют. Книга 2, стр. 52

– Чтобы ты мог гордиться собой – вот о чем я тебя прошу, – сказала она тихо, и они улыбнулись друг другу.

– Если мой отец был англичанином, то, наверное, здесь в Европе, живет его семья. Я был бы рад познакомиться с ними – теперь, когда война окончена, – попросил ее Роган.

– Да… нет, – воскликнула она, лихорадочно пытаясь придумать еще одну историю. – Франк был гораздо старше, чем я; из родителей у него была только его мать, твоя бабушка, а она была уже старая дама, думаю, ей было уже где-то под восемьдесят. Она умерла в самом начале войны. Боюсь, что ты последний в роду. И нет никакой недвижимости… или вообще… когда-то семья твоего отца была богата, но потом их дела пошли очень плохо… Боюсь, что Франк мог мало что оставить в наследство…

– Это неважно, мама, – сказал он быстро. – Давай больше не будем говорить об этом. Я вижу, что тебя это расстраивает. У меня есть ты, и это все, что мне нужно.

Поппи счастливо улыбнулась.

– Именно это я сказала тебе, когда умер твой отец. Ведь у меня есть ты.

Это был их последний вечер вместе. Поппи должна была назавтра ехать в Париж, и Роган спросил, могут ли они провести его вместе с его друзьями.

– Конечно, – ответила она весело. – Позови их всех на обед в ресторан отеля. Мы чудесно проведем время.

Поппи нервничала так, словно готовилась к встрече с любимым, когда одевалась к обеду в шелковое платье цвета спелой сливы с чопорным высоким воротником. Она собрала свои непослушные рыжие волосы на затылке и укротила их бриллиантовыми звездами; на запястье она надела браслет из бриллиантов и рубинов и такие же серьги в уши, а затем стала встревоженно рассматривать себя в зеркале, думая, подходящим ли образом она одета для роли матери Рогана. Она сомневалась, нужно ли чуть припудрить нос, и немного подрумянила щеки, чтобы придать им более живой цвет. И, конечно, она была готова слишком рано. Роган и его друзья должны были появиться не раньше, чем через полчаса. Поппи ходила взад-вперед по номеру, тревожно думая о том, как она будет выглядеть по сравнению с их матерями.

Ресторан отеля был переполнен. Там было много бизнесменов и политиков, армейских генералов и банкиров – из разных стран. Все они встретились в Швейцарии, чтобы заключить различного рода финансовые сделки на высоком уровне, и Поппи чувствовала гордость, глядя на сидевших за столиком мальчишек, непринужденно смеявшихся и болтавших за роскошным ужином, который она заказала. Оглядывая зал, она встретилась глазами с мужчиной за столиком напротив. Она побледнела, когда он поднял свой бокал в знак приветствия. Это был всемирно известный финансист, который, по слухам, разбогател еще больше на торговле оружием. И он был одним из лучших клиентов Numero Seize. Поппи хорошо его знала; она знала его вкусы – в отношении вин, блюд и женщин. Он не раз просил ее пообедать с ним, хотя и знал о ее правиле, но, в отличие от других, он отказывался принять «нет» в качестве ответа – пока наконец, она не сказала ему, что, если он будет продолжать настаивать, ей придется предложить ему никогда больше не переступать порога Numero Seize. Он подчинился, но Поппи знала: этот человек злопамятен и так просто не забудет, что его поставили в такое положение.

– С тобой все в порядке, мама? – спросил обеспокоенный Роган. – Ты вдруг затихла и очень побледнела.

– Я… да… нет, со мной все хорошо. Здесь просто немножко жарко…

Она дико взглянула на дверь, чувствуя непреодолимое желание убежать, но было слишком поздно, он встал и направился в ее сторону… о, Господи, это конец… Она ждала, как раненое животное, загнанное в угол и не способное пошевелиться.

Глаза их встретились, когда он поравнялся с ее столиком, и Якоб Ле-Фану на секунду остановился, а потом с едва заметной тенью улыбки вышел вон.

– Смотрите! – воскликнул один из мальчиков. – Это Якоб Ле-Фану? Торговец оружием? Его сын учится в нашей школе. Говорят, он нажил мешок денег на войне.

– Правда? – храбро спросила Поппи, но внутри у нее все дрожало. Она всегда думала, что ей удастся надежно отделить друг от друга две ее жизни; она не могла себе представить ситуации, в которой оказалась сейчас. Но теперь она осознала, что постоянно находилась в опасности. Ле-Фану оказался порядочным человеком, но другой на его месте может быть не столь деликатным. Конечно, она всегда недолюбливала Якоба Ле-Фану, но сейчас она от всей души была благодарна ему.

На следующее утро, уже на пути в Париж, она сидела и думала, что же ей делать теперь. Время летит быстро; скоро Рогану будет восемнадцать лет. Он покинет школу и поступит в университет. Он окажется в мире молодых людей, а юноши хорошо знают все места, подобные Numero Seize. У нее осталось семь лет на то, чтобы заработать состояние, которое пока не очень-то выросло из-за ее щедрости к солдатам. Семь лет, которые должны обеспечить Рогану достойное наследство.

ГЛАВА 51

1919, Франция

Из большой гостиной в Numero Seize вынесли обветшавшие столики и стулья, которые казались вполне приличными при свете свечей в годы войны, и она превратилась в изысканный дорогой интимный серебристо-голубой вечерний клуб. Посетителей теперь развлекало что-то вроде кабаре – были приглашены исполнительницы из лучших мюзик-холлов Парижа; они танцевали под музыку великолепного джазового оркестра, специально выписанного из Нью-Йорка. Появился новый сверкающий коктейль-бар, который мог поспорить с баром «Ритц» – белая кожа, хром, большие зеркала, – все это было синонимом шика. Но тихая уютная библиотека и элегантная официальная столовая сохранились прежними. Поппи по-умному удалось угодить вкусам разных поколений – старым клиентам и молодежи, помнившей ее доброту в годы войны. Но только теперь, конечно, цена возросла вдвое против прежней. Мужчина должен был быть очень, очень богат, чтобы иметь доступ в Numero Seize.

Поппи заново отделала и ферму в Монтеспане – она должна была стать домом для Рогана. Дело было вовсе не в новых занавесках – она должна была изобрести прошлое. Она купила множество старинных английских вещей, чтобы потом сказать Рогану, что они перешли к ней из дома семьи его отца; она накупила серебряных рамок для фотографий и обегала магазины в поисках снимков с изображениями анонимных лиц, которых она собиралась назвать его родственниками; она заставила книжные полки его только что обставленного кабинета редкими книгами, собираясь сказать ему, что это книги из коллекции его отца. Поппи также приобрела вещи, которые должны были якобы напоминать ему об отце – старая перьевая ручка, которую он будто бы любил, тяжелые карманные часы – они должны были стать «дедушкиными»; фамильное золотое кольцо. Она даже раскопала где-то красивое старое седло в духе дикого Запада – она скажет, что оно принадлежало ее отцу, когда тот жил в Калифорнии. И в ее сознании они превратились в фамильное наследие Рогана.

– Для женщины без прошлого, – сказала полувосхищенная, полускорбная Нетта, когда осматривала новый Монтеспан, – ты создала изумительную иллюзию.

– А почему бы нет? – гордо спросила Поппи. – Почему Роган должен быть лишен воспоминаний – только из-за того, что он не знал своего отца? Что он умер?

Нетта встревоженно взглянула на нее – она боялась, что Поппи сама начинает верить всем этим историям.

– Но ты ведь знаешь, что он не умер, – сказала она тихо. – Между прочим, я видела Франко в прошлом месяце в Марселе.

Она не собиралась говорить это Поппи, но как-то надо было вернуть ее к реальности.

Колени Поппи ослабели; даже после всех этих лет одно упоминание имени Франко заставляло ее сердце так же бешено колотиться, как у молоденькой влюбленной девочки.

– Как он выглядит, Нетта? – прошептала она.

– Старше. Он теперь совершенно седой. Выглядит усталым, худой и беспокойный. Он окружен телохранителями, говорят, у него даже дом бронированный. Он…

Она собиралась сказать, что все его ненавидят, но Нетта не вынесла бы, если бы причинила боль Поппи.