От десятой луны до четвертой, стр. 49
Убедившись, что дотянуться она не сможет, он добавил:
– Если что останется, Пушистая Сестричка, не выбрасывай. Мы ее в катапульту заложим, метнем за холмы. Может, кого и убьет…
Зря он так говорил. Было вкусно.
Глава тридцать восьмая
КОГДА НАСТАЛА НОЧЬ
Когда настала ночь, четырнадцать человек – все, что осталось от Боевого Сопротивления, – стояли на верхушке надгробной насыпи на перевернутой палатке. Концы ее были привязаны к палке, которую позаимствовали у одной из колесниц Молниеносного. По-моему, у Внезапной. Получился странный громадный узелок.
Дракон сидел на самом краю площадки и ждал меня.
Я последний раз обошла вокруг запакованных в палатку сопротивленцев. В самой середине была сестра – ее поддерживали вертикально два парня, заменяя ей раненые ноги. Все вроде бы было как надо.
– Мне дорожный мешок брать или оставить? – спросила я.
– Бери, – разрешил дракон. – Если уж подниму, то подниму, а если не получится, то не твое барахло будет тому причиной.
Надев на спину мешок, я забралась на шею дракону.
"Сестра-Хозяйка, помоги! – взмолилась я. – Или не мешай!"
Дракон расправил крылья, взмахнул…
Как и в случае с извержением огня несколько часов тому назад, у него не было той обычной восхитительной легкости, все шло через силу. Но мы поднялись.
Не набирая высоты, дракон пролетел над рядами гробниц, выстроившихся в конце долины, и аккуратно пошел на разворот.
Осаждающие пока не опомнились, но я до смерти боялась еще одной стрелы, посланной каким-нибудь зорким лучником.
Дракон развернулся и пошел прямо на гробницу Молниеносного. Я зажмурилась, чтобы не видеть, если промахнется. Второго захода нам могут и не дать.
Раз – и когтистые лапы подхватили узелок.
Я почувствовала это по изменившемуся полету, раскрыла глаза и почти вывихнула шею, оглядываясь назад. Площадка наверху надгробной насыпи была пуста.
Кажется, Сильные сообразили в чем дело, в их лагере поднялась тревога, забили барабаны.
Заложив широкий полукруг, дракон уходил из Пуповины в сторону Плети.
Теперь на меня навалились новые страхи – выдержит ли ткань палатки, как там сестра, не доконает ли ее этот перелет окончательно, вдруг у нее переломы, а не только сильнейшие ушибы… Да и дракон опять молчал, вспарывая крыльями воздух с такой натугой, словно мы летели в застывшем густом гороховом киселе.
Внизу блестела Плеть, в этом месте не злая, бешеная и узкая, затянутая в корсет скал, а широкая, вальяжная, как будто даже добродушная…
И вдруг я почувствовала неладное, дракон начал стремительно остывать. Стало очень страшно.
Изменился и рисунок полета – из ровного орлиного он стал больше напоминать ломаный, каким летают летучие мыши. Мы то падали почти к воде, то с усилием отрывались от нее, уходили вверх. Потом все начиналось снова.
Я обхватила шею дракона руками, прижалась щекой, напряглась, но попробуй летать без крыльев…
Плеть мы перевалили, и полет дракона вроде даже выправился. Но ненадолго. У него хватило сил мягко опустить сопротивленцев на землю, потом он попытался снова набрать высоту, но уже не выдержал, и мы врезались в холм.
Меня сбросило с дракона и отшвырнуло далеко в сторону. Я приземлилась на спину, на свой мешок. Видно, не зря я с ним так расставаться не хотела.
Золотой дракон лежал, распластав крылья, на склоне холма. Как в дурном сне, я бежала к нему, проваливаясь и спотыкаясь, а когда добежала, то поняла, что он холодный. Совсем холодный.
Что делать, Сестра-Хозяйка, что же делать? Как вернуть его? Зачем же я тогда освободила их, если ни к чему хорошему это не привело. Зачарованный сон лучше смерти, что же я наделала со своими глупыми проблемами, чужими ему заботами…
Но ведь драконы неуязвимы, где же эта хваленая неуязвимость? Выходит, они даже хрупче нас?
Я металась по склону холма, мысли метались в моей голове, и я ничегошеньки не могла придумать. Но совсем ничего не делать было невыносимо.
Я вспомнила прошедший день, слова дракона про то, что в Пуповине ему плохо, подбежала к раненому крылу и принялась отдирать кожаные заплатки. Они ведь тоже из Пуповины и пролежали там Медбрат знает сколько. Скомкала их, липкие от смолы, и выкинула прочь.
Села на склон холма, устроила край безжизненного крыла на коленях и опять, как тогда, сжала дыру в крыле ладонями. Хоть что-то, что я могу…
Я сидела так долго, потом меня нашел Нож.
– Значит, вот как обстоят дела, – мрачно сказал он, оглядывая нашу компанию. – Покажи мне его ранение, Пушистая Сестричка, разлепи ладошки.
– Не могу, к смоле прилипли, – не менее мрачно сказала я.
– И долго ты тут собираешься сидеть? Я пожала плечами.
– День, три, семь, двенадцать. Пока не пойму, что вот теперь действительно все.
– Это нереально, – сказал Нож. – Сейчас нас будут искать, не забывай.
– Пусть ищут, мне все равно. Вы уходите на юг. Это я его сюда притащила, мне и отвечать. Угрохала дракона – туда мне и дорога.
Нож пару раз обошел раскинувшего крылья золотого.
– Ты знаешь, чем они лечатся? – спросил, трогая другое крыло, он.
Я покачала головой.
– А сколько они живут? Я опять покачала головой.
– А как размножаются? И этого я не знала.
– Пушистая Сестричка, – искренне удивился Нож. – Да как же ты так умудрилась? Если бы у меня был знакомый дракон, я бы первым делом выяснил и эти вопросы, и кучу других.
– А вот так и умудрилась, – огрызнулась я. – Попробуй-ка выясни… Только начнешь что-нибудь спрашивать и сразу получаешь лекцию о том, какие они, драконы, бесподобные и какие мы, люди, примитивные, агрессивные и несъедобные. И самое обидное, что про нас он не врет. А теперь вот он, несокрушимый и бесподобный, лежит и не жужжит.
Нож только покачал головой.
– Ладно, тебя вижу пока не переубедить, значит, сиди. Я пойду за нашими – мы довольно далеко по человеческим меркам отсюда приземлились.
– Как там сестра? – виновато спросила я.
– В порядке. Давай договоримся так – раз уж мы попали в этот переплет, не разрывайся на две части. За Светлой я присмотрю, хотя иногда она куда несноснее дракона, – сказал Нож.
– Хорошо, – согласилась я. – Возвращайся поскорее. После ухода Ножа время снова остановилось.
Я вспоминала ущелье, танцующих над горами драконов, огнедышащую расщелину в горе, горячий источник, который тек около уступа.
Наверное, потому, что по склону холма свистел ветер, и я совсем заледенела, стала такой же холодной, как и дракон. Зуб на зуб не попадал.
Наконец пришли сопротивленцы и сразу все кругом ожило. Они разожгли внизу костер. Нож принес сестру на руках, он поднялся вместе с ней на склон холма и посадил ее рядом со мной.
– Ты совсем ледяная, – сказала сестра, обнимая меня. Она была горячей, может, болезненно горячей, а может, это я настолько остыла.
– Там у меня в мешке котелок есть, – сказала я. – Достаньте.
– Отлично, – обрадовался Нож. – Сейчас чего-нибудь горяченького сообразим.
Снять мешок я не могла – надо было бы разжать руки, поэтому он просто развязал его, не снимая с моей спины, и выгрузил оттуда все, что считал нужным.
– Ого! Да ты, Пушистая Сестричка, упакована лучше коренного жителя степей! – присвистнул он.
– Благодаря ценным советам нашего друга Ряхи, – пояснила я.
Нож ловко надул шкуру, подложил ее под нас, накинул нам на плечи мою овчинную куртку, и я почувствовала, что стала согреваться.
– Сидите, девочки, я сейчас. – Он взял котелок и флягу и пошел вниз, к костру, на ходу срывая какие-то жухлые прошлогодние травки.
– Что-то он мало в последнее время говорит "логично", – заметила я.
– Просто ты его редко теперь видишь, – отозвалась сестра. – Ничуть не меньше. У тебя не появился там, в Пряжке, парень, а?
– А почему ты спрашиваешь? – с подозрением сказала я.
– Не знаю. Просто любопытно.