Неукротимая герцогиня, стр. 6

Он привязал к очередной стреле новое послание и опять пустил ее в Родамну. Но теперь надменная принцесса развернула письмо, беззвучно шевеля губами, прочитала и, глядя в зал, громко продекламировала:

– К небу взывала я, клялась облакам, земле и воздуху, что никогда не склонюсь перед чарами любви! Теперь же я вижу, что гордыня моя сломлена, что, свободная доныне, становлюсь я рабой твоих желаний!

Общий женский вздох зала подтвердил мудрость этого откровения.

Ливистр переместился к краю сцены, чтобы его было лучше видно и слышно, и в таком же возвышенном тоне ответил возлюбленной:

– Клянешься небу и облакам… Но ведь ты сама частица этого неба, рожденная облаками и спустившаяся на землю с небес!

Ободренный предыдущим успехом, барон де Риберак попытался комментировать также и пьесу, но Жанна решительно пресекла эти попытки, прикрыв губы барона своей узкой ладонью. Де Риберак замолчал, но от слов перешел к языку жестов, прикрыв ладошку Жанны своей и нежно ее целуя.

На сцене страсти бушевали вовсю.

В разгар нежного объяснения влюбленных некстати появился король Крис в компании со смуглым и тощим египетским королем Вердерихом и предложил дочери выйти за гостя замуж во имя благоденствия родной страны.

Прекрасная Родамна наотрез отказалась и сообщила удивленному папаше, что любит Ливистра, и только его, и предложила благородным рыцарям сразиться за ее руку и сердце.

Покладистого короля Криса такой вариант тоже устраивал, и он охотно согласился на поединок.

Храбрый Ливистр конечно же наголову разгромил хилого египтянина, и тот с позором удалился. А великолепный победитель преклонил колено перед королем Крисом и торжественно попросил руки его дочери.

Добрый король с радостью согласился, пригласил дочь спуститься к ним из серебряного дворца Аргирокастрона и под деревцем торжественно соединил руки образцовых влюбленных.

Занавес закрылся.

Под бурные восторги зрительного зала первая часть спектакля окончилась.

Вылезший из-за занавеса толстяк пообещал, что завтра покажут вторую часть пьесы, еще более интересную, чем первая. Зрителей это очень обрадовало, и они шумными криками выразили свое одобрение.

Ободренный таким успехом толстяк потрусил в ложу к мадам Изабелле и сообщил ей, что труппа во время пира может, разумеется за отдельную плату, разыграть с помощью марионеток забавные сценки из жизни королевского двора и покойного короля Людовика.

Графиня первым делом узнала цену, поколебалась и, махнув рукой на непредвиденный расход, согласилась.

Глава IV

В тонкостях моды и хорошего вкуса камеристки разбирались получше своих хозяек. Маргарита и так и этак крутилась перед небольшим осколком зеркала, тщательно располагая нужным образом складки платья. Убирая перед представлением госпожу Изабеллу, она и вполовину так не старалась. Платье, конечно же, было не шелковым и без шлейфа, запрещенного простолюдинам, но издалека выглядело не хуже королевского!

Аньес пудрила Жанниной пудрой свое миловидное, обрамленное природными локонами личико. Отпихнув Маргариту от зеркала, она посмотрела на себя и, довольная результатом стала белить и румянить всех желающих.

Шарлотта торопливо выдергивала щипчиками ненужные волоски, добиваясь безупречно тонких бровей, и попутно внимательно осматривала подбритый до нужной высоты лоб.

Поднимая юбками пыль, принеслась Анна-Мари с долгожданным сокровищем: она тайком, в отсутствие госпожи Изабеллы проникла в ее заветную шкатулочку с благовониями и надушила кусок полотна бензоем.

Теперь этот благоухающий кусочек осторожно разрезали на лоскутики и спрятали в склянку, за исключением нескольких, которые девушки разместили каждая по своему разумению: кто замаскировал в прическе, кто засунул за вырез платья.

– Жаккетта, ты чего в углу, как мышь, затаилась? – Аньес вытащила Жаккетту в центр каморки.

– Да нет у меня ничего такого нарядного! – отмахивалась Жаккетта. – Я лучше посмотрю.

– Как это посмотрю?! – возмутилась Маргарита. – Ты теперь не какая-нибудь горничная, ты камеристка госпожи Жанны, а значит, должна быть на высоте. Аньес, тащи свое красное платье и нижнюю рубашку захвати! Жаккетта, садись на табурет!

Девушки столпились вокруг силком усаженной Жаккетты и принялись обсуждать, как получше принарядить ее.

– Лоб низковат! – авторитетно заявила Шарлотта. – Всего четыре пальца, а нужно шесть. А еще лучше восемь, но сейчас подбривать некогда, не успеем… И, извини, конечно, Жаккетта, но посмотри на благородных дам, что нынче собрались. Самые красивые – госпожа Жанна, госпожа Рене, госпожа Бланка, госпожа Анна. Видишь, какие они все худые да бледные? Это очень красиво!

– Отстаньте от девки! – заявила тетушка Франсуаза, появляясь на пороге каморки. Аньес была ее младшей дочкой.

Тетушка принесла несколько платьев и стала примерять их к Жаккетте:

– Никаких ей ваших выкрутасов не нужно. Мало ли как благородные дамы выглядят, вы-то, прости Господи, не благородные! Раскудахтались тут: толстая, не толстая. Одно дело – господское тело, а другое – крестьянское. Много ты с такими благородными мослами у очага выстоишь или в поле напашешь? Главное, чтобы мужики на твое тело поглядывали, а парней у Жаккетты небось поболе, чем у тебя было, дорогая Шарлотта!

Тетушка Франсуаза выбрала самое широкое платье и вручила его Жаккетте.

– На вот! А этим вертихвосткам не верь, им бы все графинь да баронесс изображать, нахватались в покоях благородного лоска. Ну не смех? Аньес прискакала, красное, говорит, для Жаккетты возьму. Да оно же на тебе по швам треснет!

– И все-таки лучше бы красное, но и это неплохо… – оглядев принаряженную Жаккетту, решила Маргарита. – Ладно, пойдемте глянем, что там на пиру делается.

Пробраться к залу, где пировало высокое общество, оказалось очень трудно – все подходы к дверям и окнам были забиты слугами. Быстро сориентировавшись в ситуации, Маргарита повела девушек к боковой двери, которую оккупировали свободные от караула охранники замка.

– Ребята, мы тоже хотим посмотреть! – звонко крикнула она.

– Смотри, какие красотки пожаловали, прямо клумба с цветами! – Балагуря и отпуская грубые, но очень точные комплименты, солдаты расступились и пропустили девушек поближе.

Дверной проем был явно узок для такого количества людей. Жаккетту сжали со всех сторон пахнущие кожей и дегтем солдатские тела, она упиралась носом в обтянутые синим платьем ребра Шарлотты и ничегошеньки не видела.

– Эта славная малышка слишком низка, чтобы из-за наших спин что-то увидеть! – прогудел над ухом Жаккетты Большой Пьер, тот самый, что в одиночку поднимал, вращая ворот, подъемный мост замка.

Не успела Жаккетта и охнуть, как он вскинул ее на свое широкое плечо. Теперь она разглядела весь зал.

Вдоль стен зала располагались столы для публики попроще. Тех, кто во время представления сидел в «партере». А в конце зала на возвышении разместились гости из лож.

Такого наплыва народу лет десять не было, и тарелок не хватало. Поэтому, следуя похвальной старинной традиции, гости, сидя попарно – кавалер с дамой – вкушали яства с одного блюда.

Молодых это устраивало, пожилых не всегда: тетушку Аделаиду посадили за одну тарелку с господином д'Онэ, а он, как на грех, отличался пристрастием к жгучему перцу. Тетушка же Аделаида перец терпеть не могла и весь вечер с кислым лицом ковыряла с краешка жаркое, всем своим поведением показывая, что мирской удел для нее слишком тяжек.

Барон де. Риберак окончательно угнездился около Жанны, и довольная мадам Изабелла уже подсчитывала в уме, когда же лучше всего сыграть свадьбу.

На другом конце зала, напротив «высоких» столов, актеры установили ширму и небольшую сцену и с помощью грубо вырезанных марионеток вовсю посвящали восхищенных зрителей в самые сокровенные тайны королевского двора.

Как раз в этот момент показывали очередную скандальную историю. Кукла в темной мужской одежде, но с короной на голове говорила кукле в женском платье и остром колпачке, изображающем эннен [3]: