Герцогиня и султан, стр. 58
Вывалив на растерявшегося генуэзца эти сведения, Жаккетта, довольная собой, вернулась в каюту.
День был неправдоподобно длинным, но все-таки близилась ночь.
Жаккетта думала, что хоть за время путешествия на галере выспится на всю жизнь. Делать нечего, а ход тяжелого, широкого судна прямо располагает к приятному, крепкому сну.
Но ранним утром следующего дня Жанна разбудила ее, как только рассвело. Жаккетте не хотелось просыпаться, но Жанна была неумолима.
– Вставай! Быстро вставай!
И голос у нее был прямо как в день турнира в замке Монпеза.
Жаккетта встала, натянула платье.
– Одень меня и причеши! – потребовала Жанна. – И как можно лучше!
А как можно лучше одеть в одно-единственное скромное синее платье? Жаккетта просто зашнуровала корсаж потуже и постаралась, чтобы белая рубашка в разрезах рукавов выглядывала красивыми буфами и складками.
Укладке волос в сложную прическу ни обстановка, ни подручные инструменты не способствовали. Призвав на помощь все свое умение и фантазию, Жаккетта соорудила из скрученных в жгуты локонов подобие короны. Как оказалось, именно этого и хотела госпожа.
Она осмотрела себя в крохотное зеркальце:
– Хорошо. Возьми это!
Жаккетта растерянно взяла ее дорожный мешок.
– Пошли!
Жанна вышла из каюты, сонная Жаккетта за ней.
На корме под навесом было пусто. Солнце только-только выкатывалось на небо со стороны Малой Азии. Ветер был попутный, и судно шло под парусами, к великой радости гребцов.
Жанна, словно королева в изгнании, величественно шла по палубе. Косые лучи низкого солнца, проникая под навес, зажигали золотом ее белокурые волосы и тонули в темной синеве складок платья.
«Уж не топиться ли госпожа собралась? – встревожилась Жаккетта. – Больно торжественно идет!» Но секунду спустя отвергла это предположение. Стоило ли тратиться на проезд, чтобы прыгнуть в море с борта галеры, если это прекрасно и бесплатно можно было сделать с любой скалы Кипра?
Жанна остановилась у самого борта. Корма галеры была сделана не без изящества, украшена резьбой и покрыта лаком. Это была своего рода визитная карточка, дополнение к флагам. За бортом плескалось море. Жанна стояла, поджидая Жаккетту. Лицо ее было спокойно, лишь плотно сжатые губы свидетельствовали о внутреннем напряжении.
Жаккетте опять на память пришел турнир. Госпожа вела себя так, словно стояла на трибуне над бушующим морем зрителей. Но в этот час даже рулевой не смотрел на них. Спектакль разыгрывался непонятно перед кем.
Жанна растянула завязки мешка и вынула сложенное золотистое платье. На секунду лицо ее исказилось. Не успела Жаккетта и ахнуть, как Жанна резко выбросила за борт свое роскошное, великолепное, дорогущее платье, мечта любой капризной и избалованной обилием нарядов принцессы.
Сначала платье не тонуло. Ветер, раздув юбку, погнал его по волнам вслед за кораблем. Но парча и шелк намокли, отяжелели, и платье постепенно стало погружаться в воду. Галера быстро уходила от того места, где медленно шла ко дну разбитая мечта.
Жанна внимательно смотрела, как скрывается под водой ее любимый наряд. Жаккетта стояла рядом и молчала. Да и что можно сказать? За все блага мира и французскую корону в придачу она не променяла бы свои горести и беды на плач госпожи у моря около поместья Марина Фальера.
Солнце поднялось над горизонтом. Жанна убедилась, что платье затонуло, и невозмутимо пошла в каюту. Жаккетта за ней.
Рулевой краем глаза видел, что дамы что-то выкидывают, и удивлялся. Но это было не его дело.
После, утренней трапезы обнадеженный враньем Жаккетты генуэзец в весьма игривом настроении подошел к упорно вышивающей на корме Жанне.
Жанна встретила его скорбным взором.
– Доброе утро, мессир э-э…
– Джирламо Пиччинино, – подсказал генуэзец, сочтя забывчивость дамы вполне естественной. Еще бы, при таком – то обилии кавалеров!
– Ваше общество просто целебно для меня, – сообщила Жанна. – Страх уже не так терзает мою душу. После долгих размышлений здесь, на борту судна, принадлежащего ордену, который служит Господу, я решила, что уйду в монастырь.
Генуэзец, растаявший после первых слов Жанны, вздрогнул. В принципе он был не против желания дамы уйти в монастырь, но зачем, же так сразу? Уход можно немножко отодвинуть во времени и посвятить эти дни более веселым занятиям.
– Тихая обитель, – воодушевленно продолжала Жанна, – вот что влечет меня теперь. Чистая, безгрешная жизнь, посвященная Господу, добрые дела. Молитвы, молитвы, молитвы! Ночные бдения…
Ночные бдения вывели генуэзца из оцепенения, и он промямлил:
– Но как же двор?
– Что двор… – вздохнула Жанна. – Двор – это вертеп, обиталище суетных желаний и скопище грехов. Все тлен и суета!..
Она опять углубилась в вышивание, придав себе то выражение, что царило обычно на лице тетушки Агнессы.
Генуэзец топтался рядом, не в силах сложить более-менее вразумительную фразу, поскольку в его голове сплелись в затейливый узел две несочетающиеся вещи – пять любовников и мечта о монастыре.
Наконец он выдавил:
– Госпожа Жанна, по моему мнению, вам пока не следует менять титул «прекрасная» на титул «добродетельная». Вы слишком красивы, чтобы скрыть себя от мира, это будет громадная потеря!
– О, вы мне льстите! – сделала постное лицо Жанна. – Но что такое красота по сравнению с вечностью? Суета сует… Подержите, пожалуйста, ткань, я передвину пяльцы. Генуэзец послушно взял полотно и попытался подойти в интересующей его проблеме с другого бока.
– Но вам надо поставить на ноги детей, раз ваш супруг скончался.
– У меня нет детей! – любезно объяснила ему Жанна. – И это обстоятельство тоже вынуждает меня подумать о монастыре.
– Но вы будете иметь детей в новом браке! – воскликнул генуэзец.
– Новый брак? Никогда! – воспылала гневом Жанна. – Я до гробовой доски буду любить своего дорогого герцога! Я отказала в любви шейху, хотя могла сделаться госпожой громадной страны, а вы говорите брак! Ради меня герцог выиграл большой турнир в Ренне, соревнуясь с лучшими рыцарями! И мои цвета победно реяли над полем! Он буквально носил меня на руках! Нет, я решила – только монастырь! O, извините, но за нашим разговором я пропустила час молитвы!
Жанна поднялась и удалилась, оставив генуэзца в полном недоумении.
Он посидел, подумал и пошел на поиски Жаккетты.
– Что-то не похоже, чтобы твоя госпожа была так уж благосклонна к кавалерам!
– Это смотря к каким! – нагло заявила Жаккетта. – Госпожа платье-то по полдня выбирает, а уж о кавалере и говорить нечего. Она на абы что кидаться не будет. Она даже баронов за людей не считает.
Нервы генуэзца не выдержали, а может быть, обладая холодным расчетливым умом (непременная принадлежность удачливого торговца), он прикинул все за и против и решил с капризной дамой не связываться. Замечание Жаккетты о баронах вбило последний гвоздь в крышку гроба, где упокоилась его надежда.
И Жаккетте не удалось больше разбогатеть ни на сольдо, а Жанна потеряла прекрасную возможность быстро закончить лик Девы Марии, потому что вышивать просто так было страшно неинтересно.
Глава XXXII
По сложившейся в незапамятные времена традиции привилегированные пассажиры столовались вместе с капитаном.
Жанна, по вредности характера упустившая генуэзца, который теперь вежливо держался от нее вдалеке, принялась искать новых развлечений. Познакомившись с капитаном чуть поближе, Жанна принялась выспрашивать у него про орден и остров, куда они плыли.
Капитан был патриотом Родоса и знал он немало.
– А вы знаете, госпожа Жанна, – рассказывал капитан, – что нынешний глава ордена, наш несгибаемый Пьер д'Обюссон, уже сороковой Великий магистр со времен брата Жерара. Да-а… С тех пор как меч Святого Престола утвердился на острове, турки нам покоя не дают. Но господин Великий магистр преподал им хороший урок.