Смерть как сон, стр. 79

Джон чуть сжал мою руку и отошел перекинуться парой слов с агентом Трэвис, которая как раз выбиралась из машины. На ней был ее обычный костюм от Лиз Клейборн. Под пиджаком, если приглядеться, угадывалась кобура. Я подавила в себе желание отпустить какую-нибудь колкость. В конце концов, это ее работа и она выполняет ее добросовестно. Джон вернулся в машину и уехал. Напоследок я перехватила его взгляд. Венди шла позади меня, поотстав на несколько метров.

20

Я шла по тенистой стороне Эспланад, зная, что Венди рядом и сканирует цепким взглядом все, что нас окружает в радиусе нескольких десятков ярдов. Я старалась ни о чем не думать, но перед мысленным взором одна за другой невольно вспыхивали малоприятные сценки, свидетельницей которых я стала в последние дни. Я вдруг вспомнила, как доктор Ленц замучил Уитона своими назойливыми приставаниями и вынудил признаться, что болезнь превратила его в импотента… А потом Фрэнк рассказал мне, как Уитон несколько раз безуспешно пытался сделать его соучастником самоубийства… От этих воспоминаний мне стало дурно. Я постаралась сосредоточиться на размеренном перестуке собственных каблуков по нагретому солнцем асфальту. И, кажется, мне это удалось.

С Эспланад я свернула на Ройял-стрит, которая незаметно превратилась из обычной улицы в настоящую мекку любителей антиквариата, ежедневно толпами вливавшихся в эту часть Французского квартала. Впрочем, сейчас здесь было немноголюдно. Я бездумно шагала, скользя задумчивым взглядом по окнам уютных жилых особнячков и витринам закрытых лавок. Помню, я очень любила вот так же бесцельно бродить по улицам Нового Орлеана, когда только переехала в этот город в семнадцать лет. В сравнении с глухой провинцией, где я родилась и выросла, это был совершенно новый и удивительно яркий мир. И вот прошло двадцать с лишним лет, а городской пейзаж, запахи и звуки остались прежними. Украшенные причудливыми чугунными завитушками и увитые плющом балкончики, тянущиеся вдоль фасадов пастельных тонов… Пожалуй, не столь живописно, как, скажем, на Карибах, и все же полное ощущение южной идиллии и праздника. Со стороны Сен-Филип-стрит до меня долетал волшебный аромат свежевыпеченного хлеба и кофе. А от монастыря урсулинок ветер доносил обрывки чьих-то разговоров. Я без труда различала гортанный выговор уроженцев Нового Орлеана и академически чистый французский любующихся местными красотами туристов.

Всего в трех кварталах от меня, сразу за Декатур-стрит, несла свои стремительные воды Миссисипи, отделенная от города насыпной набережной. Даже отсюда я видела, как над крышами домов поднимались особенно высокие мачты. Я захотела свернуть в ту сторону, но у монастыря доступ к реке преграждал грузовой причал, поэтому я пошла дальше по Ройял-стрит. Мостовая здесь явно находилась ниже уровня моря. Любой более или менее сильный ураган легко пробудит ото сна и озеро и реку, словно из гигантской чаши выплеснув их воды на Французский квартал вплоть до Бурбон-стрит, оставив над поверхностью лишь церковные шпили, памятник Энди Джексону на коне и электрические провода с сидящими на них крикливыми чайками.

На Сен-Филип-стрит я свернула-таки налево и стала спускаться к реке. За спиной застучали каблучки – Венди решила держаться ко мне поближе. Когда мы проходили мимо распахнутых дверей клуба «Вавилон», из темных недр его донеслись лирические гитарные аккорды. Буквально на глазах Французский квартал становился все более коммерческим. Теперь нас окружали рестораны и пабы, адвокатские конторы и крошечные частные отели. И лишь изредка еще попадались жилые дома, утопавшие в тени фруктовых садов, – там на узких гаревых аллеях назначались по вечерам свидания и устраивались семейные маскарады. Я вздрогнула при мысли, что в одном из этих укромных мест вполне мог писать свои картины одаренный маньяк, которого мы безуспешно ищем. Как странно… накануне вечером, когда здесь звенели бокалы и женский смех, когда за легкими летними занавесками люди предавались любви или просто спали… В это самое время над кварталом зависли вертолеты ФБР, оснащенные термокамерами, и пилоты до рези в глазах вглядывались в очертания темных дворов, пытаясь угадать то место, где пряталась зловещая тайна…

На площади Франции меня поджидала бронзовая Жанна д'Арк, горделиво возвышавшаяся над городской суетой. Отливавший золотом конь ее попирал брусчатку, знамя взметнулось под серые облака. Ода в бронзе, воспевающая вызов, который эта женщина бросила миру, не смирившись с уготованной ей жалкой долей. Будь скульптор честнее, он изобразил бы Жанну на костре…

Венди шла уже почти вровень со мной. Вокруг в одночасье стало многолюдно. Отовсюду неслась разноязыкая речь туристов, нетерпеливыми гудками пробивали себе дорогу в плотном потоке машины, на французском базаре шла бойкая торговля овощами, фруктами и сувенирами, шипели на углях кофейные турки. Я наконец уловила запах реки – насыщенный, прелый, с оттенком гнили. А еще через минуту увидела через узкий проход платной автостоянки набережную и борт грузового судна, причем его красная ватерлиния находилась как раз на уровне моих глаз.

– Куда мы идем? – спросила Венди.

– К реке. Хочу прогуляться по набережной. Там есть тропинка, за трамвайными путями.

– Хорошо.

Она приотстала на два шага, а я решительно направилась в сторону трамвайной остановки и ступила на набережную. Река разлилась, и уровень воды для этого времени года поднялся необычно высоко. Я завороженно смотрела на мутный поток, катившийся через город с устрашающей скоростью. Тут и там виднелись шлюпки и баржи, небо кишело чайками. Мы пошли в сторону Джексон-сквер. Вдали я уже могла различить отели и торговые центры Канал-плейс, здание старой Торговой палаты и мосты-близнецы, ведущие на западный берег.

Мы неторопливо шагали по тропинке, то и дело уступая дорогу праздношатающимся туристам и любителям утреннего бега с плеером у пояса. Время от времени нам попадались уличные музыканты, перед которыми лежали раскрытые гитарные футляры с двумя-тремя медяками, и распухшие от пьянства бомжи-попрошайки. Я чувствовала, как молча напрягается Венди с приближением каждого встречного, и расслабляется, разминувшись с ним.

Справа поблескивали рельсы трамвайных путей, позади них тянулась автостоянка. Слева к воде сбегала семиметровая насыпь набережной, увенчанная каменным карнизом, к которому лепился пригнанный волнами речной мусор. Тут и там неподвижно стояли рыбаки, вооруженные длиннющими удочками и спиннингами.

– Венди, вы помните недавний скандал, связанный с ФБР, в ходе которого ваших людей уличили в том, что они фабриковали свидетельские показания и даже подделывали вещественные доказательства, чтобы все идеально вписывалось в схему обвинения?

– Помню, – лаконично отозвалась она.

– В ходе разбирательства выяснилось, что результаты экспертиз, как правило, точны лишь на пятьдесят процентов или даже меньше.

– Так бывает, но редко. И в любом случае Луис Фрич [29] потратил много сил и времени, чтобы исправить ситуацию. А вы намекаете на эти собольи щетинки?

– Не знаю. Просто начинаю сомневаться, что четверо наших подозреваемых вообще имеют какое-то отношение к похищениям.

– Тогда скандал разгорелся из-за того, что эксперты изменяли показания свидетелей и улики, подгоняя их под нужный результат. А в нашем случае эксперты вообще не знали, на что могут наткнуться, и не ставили перед собой задачи привязывать найденные улики к чему-то или к кому-то. Они просто исследовали картины и нашли эти щетинки. И уже потом установили, что такие кисти встречаются весьма редко и заказываются, в частности, из Нового Орлеана. Все просто.

В словах ее сквозила уверенность, и на душе стало от этого чуть легче. Вот ведь удивительно: мы уже столько прошагали, я едва не задыхаюсь, а Венди говорит так, словно мы битый час сидим в каком-нибудь летнем кафе за ленчем.

– Я никогда прежде не участвовала в расследовании дел об убийствах, – сказала она. – Но полностью доверяю Джону и мистеру Бакстеру.