Поющий тростник, стр. 3
Навстречу им, увешанный сумками, шел из магазина Максим Петрович. Девчонки бросились к нему. Толкаясь, наперебой стали рассказывать страшный случай. Девчонки потеснили Максима Петровича с мостков, где он стоял. Максим Петрович потерял равновесие и ступил в жирную глину. Нога увязла. Он стал вытаскивать ногу, ногу вытащил, а ботинок остался в глине. Максим Петрович поставил на мостки сумки и полез за ботинком. В это время плакальщицы опрокинули ему на брюки бидон с молоком.
– Ничего себе, – сказал Максим Петрович и поморщился. Он схватился за сумки – в сумке что-то крякнуло.
– Ох! – простонал Максим Петрович, представляя себе получившуюся яичницу.
Девчонки приняли его стон за соболезнующий и стали просить его принять участие в похоронах.
Дома Максиму Петровичу крепко попало от жены. Настроение у него сделалось самым что ни на есть похоронным. Он выхватил из шкафа коробку с надписью "Цебо", вытряхнул на пол новые сапожки жены, схватил лопату и помчался на улицу.
На улице ему стало холодно в мокрой одежде, и он, радостно засмеявшись, подумал: "Заболею теперь наконец!"
Те несколько минут, которые он потратил на рытье ямы, он посвятил обдумыванию превратностей человеческой жизни. Он посмотрел на себя со стороны, и ему стало смешно. Но вокруг никто не смеялся. Тихие, совсем печальные лица окружали его, и он удержался от смеха.
Когда "братская могила" была готова, Максим Петрович произнес прощальную речь:
– Тот, кто заставил нас собраться в чистом поле, остался для нас неизвестным разбойником. Он не любит кошек, а также и детей и – по моему глубокому убеждению – очень плохой человек! Поэтому предлагаю выселить его на Луну, поскольку достоверно известно, что там нет ни детей, ни кошек. Вечная память бедным котятам!
Опустили коробку в яму, забросали землей и разошлись кто куда.
Вечером Максим Петрович сидел у Маши на диване.
– День траура. Как полагается, сидим дома, ни каких увеселений, – заметил он. – Картину крутят новую не для нас!
Маша, приподнявшись на локтях, проникновенно смотрела на отца. Максим Петрович погладил ее по голове и спросил:
– Ну что ты еще придумаешь?
– А ты знаешь, папка, кого ты мне подари? Ты только не бойся! Щенка ты мне подари, я придумала. Это очень серьезно!
Хотя день выдался сегодня на редкость невеселый, Максим Петрович подпрыгнул вдруг и засмеялся, как от щекотки. Он убежал в свою комнату и стал лихорадочно писать фантастический рассказ, который писал уже три года в нерабочее время. Ручка бежала по бумаге, как собака, рвущаяся с поводка. Она бежала в город Никуда, где жили маленькие электронные люди со своими электронными детьми, которые были очень веселыми и счастливыми, несмотря на то что ни разу в жизни не видели ни одной живой лягушки или даже обыкновенного муравья.
Жизнь вторая
ФЕДЯ ГОНЧАРОВ ПО ПРОЗВИЩУ СВИРЕПЫЙ НОСОРОГ
Когда составляли список первого "А", внесли в него фамилию, печально известную всей школе. Наталья Савельевна, прочитав эту фамилию, вычеркнула ее. Петр Данилович вписал ее снова и сказал:
– Куда же прикажете деть Гончарова? Все от него отказываются, а кто его воспитывать будет? Педагог вы опытный, вам и карты в руки!
Очень не хотелось Наталье Савельевне брать к себе Гончарова, но пришлось.
– Намыкаюсь я с ним! Второгодник и вдобавок хулиган, как говорят!
С таким настроением начала тогда Наталья Савельевна первый урок. Гончарова она посадила на последнюю парту вместе с Соколовой, про которую в то время еще ничего не знала.
Весь день Гончаров посвятил упорной борьбе за расширение своих владений. Он упирался ногами в пол, а боком наваливался на Соколову и старался спихнуть ее с парты. Его расчет был прост. Он ее сталкивает на пол, его выгоняют, а за дверью – очень интересно!
Наталья Савельевна все замечала, но делала вид, что Гончаров для нее как бы не существует. Соколова тихо сопротивлялась, понимая, что в школе положено терпеть всякие неудобства. Она уперлась ногой в перекладину. Гончаров взмок от натуги, но успехов не достиг. Соседка попалась какая-то странная. "Может, она немая", – подумалось ему.
Маша ослабила затекшую ногу. Тут-то он ее и столкнул. Маша свалилась на пол. Он нагнулся посмотреть : может, она где-то зацепилась – грохота не слышно! Но она метнулась за парту и снова уставилась на учительницу.
Ты что – ненормальная?
Она ответила шепотом:
– Ненормальная!
Это его удивило: всегда ненормальным был он. Ему нравилось быть ненормальным, и он не хотел делиться славой.
– Это я ненормальный! – прошипел он.
– Ну и молодец!
Наталья Савельевна покосилась в их сторону. Соколова замолчала, а Гончаров не мог успокоиться. Про себя он все-таки решил, что она и в самом деле ненормальная, и на перемене решил проучить ее.
Он подставил ей подножку и засмеялся, потому что она смешно упала. Но она вскочила и ткнула его в грудь острым белым кулачком. Гончаров разъярился и пошел на нее.
– Бей! – сказала она.
Но он не стал ее бить из-за своего упрямства – тоже мне указчица!
– Ты у меня еще получишь! – пообещал он и, недовольный, занялся катанием на дверях. Маша побежала к девочкам.
– Хорошо, что Наталья Савельевна немного пожилая! – говорила Лена Травкина, и девочки согласно кивали.
– Молодые – они неопытные и злые!
Мальчишки мерились силами. На переменах они были неуправляемы, разнимать их было бесполезно, – Наталья Савельевна это знала. Один лишь Гончаров пугал ее. Он дрался злобно и яростно.
Наталья Савельевна отвела его в сторону.
– А что, я один, что ли? – закричал он.
– Не кричи, Федя! Ты у нас в классе – самый старший! Не забывай об этом!
– А я и не забываю! Вы мне скажите – кого набить надо, я набью!
Такая готовность не понравилась Наталье Савельевне. Он как будто догадался:
– Не думайте, что я подлизываюсь! Вам же легче будет!
– Мне и так легко!
– Не хотите, не надо! – крикнул он и убежал.
Гончарову шел девятый год, сложения он был крепкого, ростом чуть ниже Соколовой, и среди нежной цветочной рассады первоклассников выглядел колючим репейником. Лицо у него было мужественное, но детство так и рвалось на белый свет двумя мохнатыми глазами-жуками и яркими тугими щеками. Только нос подкачал на лице Гончарова, он падал набок, погнутый сильным ударом клюшки знаменитого хоккеиста Фазы.
Хоккей Гончаров полюбил с двух лет, как увидел клюшку в руках тогда еще первоклассника Фазы. В шесть лет он получил памятный удар по носу, после чего навсегда упрочился в дворовой хоккейной команде и бесстрашно стоял в воротах, несмотря на бурные протесты матери.
В хоккейных схватках Гончаров был неподражаем, он метался перед воротами, как носорог, наводя ужас на обе команды сразу. Некоторые приемы из хоккея он перенес в свою мирную жизнь, за что и получил прозвище Свирепый Носорог.
Бесправное и угнетенное положение в школе не нравилось Феде, и он лез из кожи вон, чтобы быть всеми замеченным, чего в конце концов и достиг. Не было ни одной вещи, к которой бы Федя Гончаров проявил равнодушие. Двери трепетали под ударами его ног, стеклам не сиделось в окнах, вешалка с пометкой "1-а" не раз валялась на полу, опрокинутая неумолимым Федей, и, когда знаменитый Гончаров покидал после уроков школу, казалось, что по всем этажам проносился вздох облегчения.
Не знал Федя удержу и в отношениях с товарищами. Хуже всех приходилось девчонкам, для которых он не делал никакой скидки. Со всех сторон летело:
– Наталья Савельевна, Гончаров дерется!
– Наталья Савельевна, Гончаров мне ножку подставил!
– Наталья Савельевна, Гончаров меня чуть не задушил!
Наталья Савельевна не успевала отчитывать да наказывать Гончарова. Но, отбыв наказание, он принимался за старое, и не видно было никакого просвета.
Однажды Наталью Савельевну посреди урока вызвали в учительскую. В классе началось всеобщее веселье. Лена Травкина выбежала к доске и принялась рисовать рожицы. Кто-то крикнул: