Последний свидетель, стр. 2

Министры менялись, а Директор был один и тот же. И он подождал, пока Президент заметит прокол министра и сделает ему знак — убери.

— Итак, — сказал Президент. — Сегодня у нас новый человек... — Он показал на министра. Директор коротко кивнул. — И нам надо рассмотреть текущие вопросы.

Директор снова кивнул.

— Два, — сказал Президент.

— Четыре, — поправил Директор.

— Э-э... С моей стороны? С моей стороны имеется три вопроса для обсуждения, — отрапортовал министр.

— Очень хорошо, — сказал Президент, и Директору вспомнилось, что недавно в какой-то газете усталый взгляд Президента сравнили со взглядом охотничьей собаки, которая прыгнула, но не поймала дичь. Директору не впервой было видеть такой взгляд, и дело туг было даже не в том, что и президенты менялись, а Директор оставался. Иногда похожий взгляд Директор видел в зеркале. Чем больше знаешь, тем меньше у тебя поводов для веселья и оптимизма. У нынешнего Президента это был второй срок, так что знал он достаточно много.

— С кого начнем? — традиционно спросил Президент и получил традиционное согласие Директора на свое первенство. — Я начну... — сказал Президент, и усталость в его глазах сменилась на жесткость. — Как и в прошлый раз, я начну с господина Крестинского.

— Это уже ваш двенадцатый запрос, — Директор произнес это в пространство, ни на кого не глядя.

— По моим данным, господин Крестинский в прошлом месяце передал исламским террористическим группировкам полмиллиона долларов, — сухо произнес Президент.

— Шестьсот двадцать тысяч, — уточнил Директор.

— Он организовал переброску в Чечню отряда наемников, в составе которого был оператор канадского телевидения. Чтобы потом настругать фильмов о героическом сопротивлении борцов за веру и...

— Я в курсе, — сказал Директор, и министр вздрогнул от этих его слов, сказанных наперебой словам Президента. — Я в курсе, и я против, как и при двенадцати ваших предыдущих запросах.

— Его деятельность выходит за пределы моего терпения, — сказал Президент. — И это не просто личная месть, как вам может показаться...

— Я знаю, что это не личная месть. А вы знаете мои аргументы против ликвидации Крестинского, я их уже приводил. Сегодня я добавлю к ним еще один — в ближайшее время Крестинский будет занят другими проблемами. Они у него возникнут.

— Это не решение вопроса, — после паузы сказал Президент.

— Это не решение, — согласился Директор. — Над решением мы работаем.

— А вот эти его проблемы?.. Можно поподробнее?

— Нет.

— Тогда при нашей личной встрече?

Министр сделал вид, как будто его здесь нет. Директор вздохнул:

— Нет.

Министр очнулся от спячки и преданно посмотрел на Президента, готовый возмутиться, если понадобится.

Президент исподлобья посмотрел на Директора — Директор развел руками. Тот опыт общения с президентами, который имелся у Директора, говорил о следующем генезисе президентских запросов. Сначала они осторожничают, словно не верят, что Директор и его люди действительно готовы сделать такие вещи. Директору на этой стадии приходится буквально уговаривать их принять нужное решение. А потом они входят во вкус, и Директору уже приходится сдерживать их возросшие аппетиты. Под конец срока к президентам приходит какая-никакая мудрость и их пожелания становятся разумными и сбалансированными.

Этот Президент формально находился на третьей стадии, и в целом его запросы были разумны. За исключением Крестинского. Это было что-то вроде идеи фикс, что-то вроде Карфагена, который непременно должен быть разрушен.

— Значит, — медленно проговорил Президент, — вы хотите, чтобы он сидел себе в Аргентине и как ни в чем не бывало вел подрывную деятельность против России... и против меня лично? Вы этого хотите?

Министр, наверное, поежился от этого тона, но Директор был здесь не для того, чтобы ежиться.

— Я бы уточнил, что подрывную деятельность господин Крестинский ведет не только против вас... Он ее ведет против всех. Против всего мира вообще.

— Ладно, голосуем. Крестинский. Я — за.

— Я тоже, — быстро сказал министр.

— Я против, — сказал Директор.

— Решение не принято, — констатировал Президент. — В двенадцатый раз. И меня это не радует.

— Давайте перейдем ко второму пункту, — предложил Директор. Он-то знал, что по поводу Крестинского Президент может говорить бесконечно — как больной про свою хроническую и поэтому практически родную ему болезнь.

Мурад медленно запустил руку во внутренний карман куртки и вытащил оттуда туго стянутую резинкой долларовую «бомбу».

— Это деньги, — сказал он с гордостью.

— Я вижу, — сказал Бондарев.

— Теперь — вы.

Бондарев так же медленно вытащил из кармана фотографию и положил ее на стол изображением вниз. Мурад уставился на белый прямоугольник обратной стороны снимка, как будто хотел взглядом, как рентгеном, просветить его насквозь.

— Вот этот человек, — Бондарев понизил голос. — Я знаю, что он работает на ваше правительство. Он офицер разведки. Или был раньше офицером разведки. Его зовут Акмаль.

— Это точно он? — спросил Мурад, а его пальцы уже нетерпеливо подрагивали на свернутых купюрах; ему хотелось поскорее швырнуть Бондареву деньги и перевернуть снимок.

— Это он, — сказал Бондарев. — Абсолютно точно. Он велел убить твоего брата.

И Бондарев схватил брошенные в его сторону деньги. А Мурад перевернул снимок и внимательно вгляделся в запечатленное там лицо.

— Да, — сказал он несколько секунд спустя. — Да, это он.

Бондарев еще не успел переварить эту реплику — откуда Мураду было знать — он, не он? — как со стороны кухни послышалось:

— Это я?

И тут главное было не дергаться, потому что дергаться было поздно. Со стороны кухни, минуя прикинувшегося предметом интерьера хозяина, мягкой походкой к Бондареву шел человек, фотографию которого Бондарев только что продал Мураду за четыре тысячи долларов. То есть почти продал. Деньги лежали перед Бондаревым, но радости они уже не могли принести.

Впрочем, тут с самого начала дело было не в деньгах.

Дальше встреча покатилась как по накатанной колее. Министр почтительно помалкивал, пытаясь понять правила той игры, которую ему сегодня демонстрировали. Пожалуй, он был даже слишком почтителен, не стараясь по-настоящему вникнуть в суть тех четырех дел, которые немногословно изложил Директор. Министр просто присоединился к мнению Президента, а Президент был достаточно искушен в этой процедуре, чтобы знать — Директор не будет просить лишнего. Все четыре его предложения были одобрены. Второе предложение Президента тоже прошло, после чего наступил черед министра.

Он говорил осторожно, искоса поглядывая на Директора, а в сторону Президента стараясь не смотреть. Сначала министр рассказал о том, что в Румынии объявился бывший главарь челябинской банды, которая в девяностых года три беспредельничала на дорогах, мимоходом порешив с три десятка человек и опустошив немереное количество фур. Костяк банды уже давно переместился или на кладбище, или на нары, а вот главарь вовремя дал деру и теперь вроде бы всплыл в Бухаресте под чужим именем. Можно было начать юридическую канитель и попытаться вытащить гада на родину через прокурорский запрос, но разбирательство грозило затянуться на пару лет. За это время главарь успел бы исчезнуть не только из Румынии, но и из Европы. У министра с собой была пухлая папка с документами, но Директор не стал ее смотреть — он помнил эту историю. Поэтому он просто спросил:

— Живой или мертвый?

Министр на миг задумался, стал было поворачивать голову в сторону Президента, но потом решительно ответил:

— Мертвый.

Директор кивнул. Министр молча смотрел на него, будто ожидая еще каких-то слов или пояснений. Но Директору было нечего добавлять. Мертвый так мертвый.

— Дальше, — сказал Директор.