Небо в алмазах, стр. 37

Я посмотрел на своего молодого человека, и неожиданно у меня вырвалось:

— Может быть, это из-за Америдиса.

— Из-за кого?! — У молодого человека округлились глаза.

— Это такой московский финансист, он пропал с неделю назад...

— Я знаю, кто такой Америдис, но Лисицын-то здесь при чем?

— Лисицын говорил мне, что ему поручено заняться поисками Америдиса.

— Это бред, — уверенно сказал молодой человек и, чуть понизив голос, добавил: — Поисками Америдиса, честно говоря, занимается ФСБ. Лисицын не мог иметь к этому никакого отношения.

— Так он сам сказал, — пожал я плечами. — Карабас... То есть мой начальник может подтвердить.

— Бред, — настаивал молодой человек.

— Может быть, — сказал я, — до некоторых отделений милиции еще не дошла информация, что поиски Америдиса переданы в другое ведомство. Просто не дошла информация. И они по инерции искали этого типа.

— Не дошла информация? — переспросил молодой человек.

— Вот именно. Это ведь у вас в управлении все про всех известно. А пока до отделений дойдет...

— А с чего вы взяли, что я из управления? — смутился молодой человек.

— Вы такой интеллигентный, — ласково сказал я. — И значок высшего образования у вас на пиджаке. Сразу видно, что вы не из местных...

— Так уж и видно? — заулыбался аккуратист с пробором, и пока он еще купался в моей лести, я закинул крючок:

— А отчего умер Лисицын? Никто не слышал выстрела, да и крови не видно...

— Предположительно, отравление, — сказал молодой человек, косясь в сторону начальства. Я вздрогнул, вспомнив бокал с вином. И отпечатки моих пальцев на этом бокале.

— В вине? — уточнил я, заранее трепеща.

— Нет, не в вине... — аккуратист перешел на шепот. — Ему в плечо воткнули что-то вроде булавки. И вроде бы на конце булавки яд. А иначе ему не от чего умирать, потому что никаких ран, никакой крови...

— Понятно, — закивал я головой, состроив печальную физиономию. Лисицына мне и на самом деле было жаль. Не вовремя он напоролся на эту булавку. Мне как раз сейчас нужна вся помощь, которую можно собрать...

А если этой помощи не будет, то случится что-то страшное. Например, я сам что-нибудь придумаю. И потом нечего упрекать, что я никого не предупреждал! Я пытался сдерживаться, я пытался поступить как лучше...

— Знаете, — сказал я, задумчиво потирая щеки, будто выковыривая из памяти особо засекреченный кусок. — Мне кажется... Мне кажется, что Лисицын называл одну фамилию...

— Да? — аккуратист с пробором ухватил карандаш. Это для него было как будто охотничья стойка для сеттера.

— Фамилию человека, связанного с делом об исчезновении Америдиса. Может, с ним он сегодня и должен был встретиться.

— Фамилия? — дрожал в нетерпении карандаш.

— То ли Арбузов... — напряженно вспоминал я. — То ли Дынин... Овощная такая фамилия.

— Помидоров? — предположил молодой человек.

— Нет, — отклонил я это предложение.

— Огурцов?

— Никакой не Огурцов, — поморщился я. Высшее образование, а соображения никакого!

— Яблоков?

— Яблоки — это вообще не овощи!

— Так и арбузы не овощи, — возразил умник с пробором. — Ну, что еще? Кабачков? Тыквин?

— Тыквин! — я едва не запрыгал на месте. — Тыквин, точно!!! Записали?

Молодой человек из ГУВД записал фамилию Тыквин, а мне теперь нужно было подумать на досуге — ну и зачем я это ляпнул?

ДК сказал бы: «Из вредности». И он был бы прав.

Часам к четырем утра вдруг обнаружилось, что я больше никому не нужен. Милиционеры выспросили у меня все, что хотели, пообещали снова вызвать для допроса и рекомендовали звонить, если что-то вспомнится. Карабас тихим матерком послал меня куда подальше и звонить не рекомендовал. Бизнесмены, они такие чувствительные, когда дело касается их бизнеса.

И я вышел из «Золотой Антилопы», хотя погода этому совсем не способствовала. К обычному предрассветному холоду добавился мелкий дождь, от которого окрестности «Антилопы» превратились в хлюпающую под ногами жижу. По этой жиже я протопал до шоссе, а там минут двадцать дрожал, поджидая попутку. Но машина все же появилась, я забрался в ее теплое нутро и решил, что на сегодня моим несчастьям пришел конец. Водитель молчал, и от ровного гудения мотора меня развезло — я начал мечтать. Например, как сегодняшний аккуратист из ГУВД, получив у меня фамилию Тыквин в качестве ориентира, поднимает всех своих, и «все свои» вламываются к Тыкве домой на предмет обыска и допроса, а тут в одной из комнат обнаруживается молодая женщина приятной наружности, прикованная наручниками к батарее. Нет, пусть просто — с заклеенным липкой лентой ртом. Тыкву тут же ставят раком, а Тамару освобождают...

— Приехали, — сказал водитель. Кайфоломщик. Все мои мечты моментально улетучились, когда я вылез из машины под непрекращающийся холодный дождь. Сразу стало ясно, что Тамару не держат у Тыквы дома, что для этого есть более укромные места. Да и не будут вламываться к Тыкве домой, просто пришлют повестку, а он явится к ментам в компании своего адвоката, и тот решительно отвергнет все подозрения в нечистоплотности гражданина Тыквина. И будет прав, потому что на такой ерунде Тыкву не подловишь. А на чем его можно подловить? Я не знал.

Лимонад в таких случаях говорил: «Если не знаешь, что делать, ничего не делай. Лучше выспись». Вот я и поспешил по ступенькам наверх, чтобы поскорее попасть домой, сбросить мокрую одежду, залезть под теплое одеяло и ни о чем не думать, ни о чем не думать, ни о чем...

Я на приличной скорости преодолел все положенные лестничные пролеты, остановился у своей двери и достал ключи. Тут выяснилось, что торопился я вообще-то напрасно. Можно было и не спешить.

— Руки в гору, — сказал мне в спину мужской голос. Если бы он просто сказал эти три слова, то черт с ним. Я бы обернулся, дал бы ему в грызло, после чего отпер бы дверь, вошел в квартиру и лег спать. Но тут все было не совсем просто.

Этот мужик не только сказал мне: «Руки в гору», он еще и ткнул мне между лопаток какой-то штукой, которая напоминала пистолетное дуло. Ну, то есть по ощущениям напоминала. Я ее не видел, но я же не мог повернуться и спросить: «Извините, а что там у вас? Это вы мне пистолетом в спину тычете или пальцем?» Так обычно не делают. Обычно стоят и ждут, что будет дальше. Ну и поднимают руки вверх само собой. Я тоже поднял руки.

И когда я это сделал, то мои мышцы жалобно заныли, напоминая обо всем, что случилось за день, начиная с неудачного визита на шумовскую дачу и кончая тихим уходом подполковника Лисицына из мира живых в мир мертвых. Теперь мне тыкали между лопаток чем-то вроде пистолетного ствола, и я считал, что это уже слишком. Это уже перебор. Снова захотелось считать все это затянувшимся кинобоевиком, который можно остановить в любом месте, чтобы потом к нему когда-нибудь вернуться. Если будет настроение.

А еще можно было просто попросить жалобным голоском: «Отпустите, дяденька! Я уж не знаю, чем я вам напакостил, но я больше не буду!» ДК не одобрил бы такого поведения, ну так черт с ним, с ДК! Ведь это не у него, а у меня болят мышцы, ведь это у меня промокли ноги, и это не у него болит башка от всевозможных напастей...

— Сейчас спокойно спускаемся вниз и садимся в машину, — сказали сзади. — И лучше тебе не дергаться.

— Не буду я дергаться, — обреченно ответил я. — Мне бы только переодеться, я вымок под дождем...

— В морге переоденут, — пробасил второй из группы товарищей, что собрались у меня за спиной. — Шевелись, нам некогда...

Я сделал первый шаг в направлении лестницы, мысленно проклиная немецкую кодовую дверь в подъезде, которая тем не менее не избавила меня от таких вот гостей. От таких гостей, после которых не собрать костей. Получилась рифма, и, может быть, из меня получился бы поэт... Но судя по настойчивому подталкиванию стволом в спину, времени узнать это уже не хватит.

— А вы хотя бы кто такие? — спросил я. — Чего вам надо-то? Может, я прямо тут отвечу на все ваши вопросы?