Не спеши умирать в одиночку, стр. 28

8

В голосах Максовых помощников появились панические нотки.

— Так что, открывать?!

— А ты попробуй не открой! — ехидно выкрикнула из своей комнаты Тамара. — Посмотрим, что тогда с вами будет...

— Тащите ее сюда, — сквозь зубы велел Макс и нетвердой походкой направился к входной двери. Он посмотрел в глазок, потом посмотрел на меня, вздохнул и многозначительно произнес: — Да-а-а...

В коридоре появилась сияющая как начищенный чайник и растрепанная как бойцовый петух Тамара. Ее подтащили к двери, но по пути она успела подмигнуть мне. Мое лицо было в крови, и подмигивать в ответ я не стал. Я сидел на полу и не шевелился, ожидая, какой сюрприз притаился за дверью.

Щелкнул замок, Тамару на правах хозяйки квартиры вытолкнули вперед, а Макс постарался за ней спрятаться. У него не получилось.

— А это вы чего тут делаете? — удивленно спросил

Лисицын, остановившись на пороге. Я заметил, что у Тамары в это время не менее удивленно отвисает нижняя челюсть.

— О, Саша, и ты тут, — Лисицын посмотрел на мою окровавленную физиономию и покачал головой. — Надо же... А я вот решил заехать. А вы тут... Н-да.

— Я тоже решил заехать, — раскрыл наконец рот Макс.

— Наехать, — поправила его Тамара. — Видите, товарищ подполковник, что они тут устроили...

— Вижу, — сказал Лисицын, не решаясь войти в квартиру. Вероятно, мое лицо предупреждало его о том, что такие действия небезопасны.

— Мы просто хотели поговорить, — сказал Макс. — А этот... — он кивнул в мою сторону. — Он полез в драку. Но мы не в обиде...

— Насколько я помню, — насупил брови Лисицын, — частным охранным структурам запрещается проводить самостоятельную оперативно-розыскную деятельность.

— А мы что? А мы ничего, — развел руками Макс. — У нас просто двоих ребят вчера положили. Я нервничаю. Все нервничают...

В следующую секунду он занервничал еще больше, потому что двери лифта раскрылись, и оттуда выскочил обеспокоенный мужчина с рукой в кармане. Теперь мне стало понятно, кого вызывала по мобильному Тамара.

Шота поднял глаза, оглядел распахнутую дверь, подполковника милиции в дверном проеме и Тамару рядом с ним.

— Ох, — виновато сказал он. — Ошибся этажом. Извините меня, пожалуйста.

— Все в порядке, Шотик, — жизнерадостно выкрикнула из квартиры Тамара. — Все нормально!

— Извините еще раз, — пробормотал Шота, пятясь назад к лифту. Он вежливо кивнул мне, как будто не заметил моего неважного состояния, как будто так и должно было быть.

Тут загрохотали шаги на лестнице, и через несколько секунд показались двое молодых запыхавшихся кавказцев.

— Не тот этаж, — быстро сказал им Шота и затащил в лифт. — Бывает.

— Мы тоже, пожалуй, пойдем, — миролюбиво предложил Макс, когда делегация грузинского землячества отбыла вниз. — Я узнал все, что хотел, разговаривать больше не о чем.

— Шагай, — одобрил его решение Лисицын. — А то слишком много вас тут набежало, не продохнешь.

— Уже ухожу, — сказал Макс, подгоняя своих помощников к выходу. — Кстати, Лев Николаевич, — обратился он в дверях к Лисицыну, — вы эту парочку можете не пасти. Я ими больше не интересуюсь.

— А я их и не пасу, — сказал Лисицын недоуменно. — С чего ты взял, что я их пасу?

— Ладно-ладно, — махнул рукой Макс. — Все понятно, секретность бл юдете...

— Странный он какой-то, — поделился своим ощущением Лисицын, когда шеф «Статуса» ушел. — Теперь можно закрыть дверь? — Тамара кивнула. — А поговорить? — Тамара повторила свой жест. — А поднять вот этого несчастного?

— Сам встану, — буркнул я. — Не маленький.

9

Я смывал в ванной комнате кровь с разбитого лица и слышал, как в коридоре Лисицын ведет светскую беседу:

— На улице жарко. А у вас тут хорошо, прохладно.

Тамара не откликалась. То ли еще не отошла от налета «статусов», то ли занималась какими-то своими делами. Я, осторожно касаясь лица полотенцем, вытерся и вышел из ванной.

— На улице жарко, — сказал мне Лисицын и расстегнул еще одну пуговицу на форменной рубашке. — А тут прохладно, хорошо. Только вот с обоями неаккуратно получилось.

Я посмотрел на стену — красные мазки в целом образовывали неправильный круг. Неправильный круг в целом соответствовал моей морде.

— Погорячились, — сказал я.

— Бывает, — благодушно отозвался Лисицын, — главное, что никого не убили. А то уже перебор получается: почти каждый день кого-нибудь да кокошат. Жестокий народ пошел. А я не удивляюсь. Какая жизнь, такой и народ. Жизнь хуже, и народ хуже. Вот у тебя, Саня, батя прокурором был, уважаемым человеком. А ты мордобоем занимаешься в чужих квартирах.

— Они первые начали... — стал я оправдываться, но подполковник махнул рукой:

— Это я так, для примера.

Из дверей кухни, что располагалась на другом конце квартиры, высунулась голова Тамары и не слишком любезно предложила:

— Ну, пошли есть. Раз уж вы тут.

За столом подполковник продолжал отпускать любезности в адрес хозяйки дома:

— Хорошая кухня. Я видел такую. В прошлом году одного предпринимателя зарезали. Вот у него точно такая кухня была. На кухне его и зарезали... О, надо же, тут и стиральная машина встроена! Значит, можно было легко одежду отстирать.

— Какую одежду? — не поняла Тамара.

— Да я все про того предпринимателя. Убийцу нашли по окровавленной одежде. А ведь мог бы спокойно постираться и только потом идти домой. Бестолочь, одно слово.

После таких рассказов аппетит почему-то оставил Тамару. А я — ничего. Картошка правда была какая-то безвкусная, пустая. А рыбу Тамара недожарила, и внутри брикеты остались полусырыми.

— Нормально, — сказал Лисицын, отодвигая тарелку. — Червячка заморил. Удачно я, получается, зашел...

Тамара проворчала что-то насчет благотворительных обедов для сотрудников милиции, но подполковник имел в виду другое:

— А если бы я не сейчас зашел, а вечерком? Часиков в пять? Я бы тут, наверное, не одно красное пятно на обоях нашел? Это ж земляки Георгия Эдуардовича примчались, да? И в кармане у того мужика не огурец был, наверное?

— Не знаю, не знаю, — уклончиво ответила Тамара. — Как бы уж они тут договорились друг с другом... может, и миром.

Лисицын посмотрел на мое лицо и скептически заметил:

— Миром? Это вряд ли. И вообще, — вздохнул он, — не нравится мне все это. Не нравится мне, как развивается эта история.

— Она плохо развивается? — удивилась Тамара. — Впрочем, вы правы, потому что ни убийцы мужа, ни его денег я так и не увидела. Значит, вам нужно сделать что-то, чтобы история развивалась хорошо.

— Обычно, — сказал Лисицын тоном умудренного жизнью старца, который рассказывает молодежи о делах давно минувших дней, — бывает иначе. Обычно убийство — это способ разрешения проблемы. Убийство совершилось — все, проблемы больше нет, тишь и благодать. А тут все наоборот — как только мужа вашего ликвидировали, сразу появляются какие-то хмыри с ножами, — Лисицын посмотрел на меня. — Какие-то стрелки на джипах... Появилась непонятная активность криминальных элементов. С чего бы это?

— Я не знаю, — быстро сказала Тамара.

— А я тем более, — сказал я.

— И я не знаю, — сознался подполковник. — Но я предполагаю: смерть Георгия Эдуардовича не решила ту проблему, из-за которой его убивали.

— Значит, должны еще кого-то убить? — с железной логикой предположила Тамара.

Лисицын с уважением посмотрел на нее.

— Правильно, — сказал он. — Должны еще кое-кого убить. События последних дней указывают на такую тенденцию.

— И кого должны убить? — заинтересовалась Тамара. — Чтобы все наконец устаканилось?

— Вас, — спокойно ответил Лисицын и положил себе в чай еще одну ложку сахара.

— Ага, — сказала Тамара, меняясь в лице. — Меня! А вы уверены? Может быть, как-нибудь без меня это рассосется...

— Вас — значит вас обоих, — пояснил подполковник. Тамара с каким-то облегчением взглянула на меня, а я пожал плечами. Тенденцию я понял еще во вторник, когда меня резали ножом под зонтиком предприятия общественного питания.