Мастер тату, стр. 37

Кирилл тупо уставился на девушку, пытаясь понять, о чем его спрашивают. Затем все же в голове щелкнуло, Кирилл нахмурился и сказал, глядя на приближающийся к остановке трамвай:

– Я не нашел кольца. Я его и не искал. И я думаю, что кольцо тут вообще ни при чем.

– Значит, Игорь мертв? – уточнила Лика, ежась то ли от холода, то ли от пережитого, но еще не ушедшего страха.

– Да, – коротко бросил Кирилл.

– Как его убили?

– Я не уверен, что тебе это нужно знать, – пробурчал Кирилл, и от неожиданности у него едва глаза не вылезли на лоб: Лика его ударила – маленьким твердым кулаком в живот. Теперь, в свете уличного фонаря, он мог хорошо видеть ее лицо, и на этом лице он увидел слезы.

– Ты, сволочь! – сказала Лика. – Ты назвал меня сегодня сукой, но я стерпела! А вот за то, что ты думаешь, будто мне не надо знать про смерть моей подруги, будто я не имею права это знать... Я тебе морду разобью, гад!

– Морда немного повыше, – устало сказал Кирилл, перехватил Ликину руку и втолкнул девушку в подошедший трамвай. Лика заплакала.

Глава 17

Мертвый брат незаметно подкрался сзади к Молчуну и тронул его холодной рукой за плечо. Молчун вздрогнул и, отдирая от себя леденящие, плохо гнущиеся пальцы, повернулся:

– Что?

– Позвони ей, – сказал мертвый брат, и темное отверстие в его голове смотрело на Молчуна словно третий глаз. – Позвони ей, это важно. Это насчет Милы.

Молчун только хотел сказать – твое-то какое дело? Что это ты стал беспокоиться насчет Милы? Но мертвый брат опередил и тихо проговорил:

– Я беспокоюсь в тебе...

Телефон Мышки Молчун узнал у Гали, позвонив ей в контору. Домашние телефоны девушек обычно никому не давали, но Галя твердо усвоила заповедь Гоши – содействовать Молчуну в выполнении его суперответственного задания.

Потом Молчун позвонил Мышке – время терять было нельзя, при Мышкиной профессии первая половина дня – это как раз то время, когда девушку можно застать дома. Как правило, девушка будет невыспавшаяся и злая от того, что вчерашняя смена только прошла, а вот уже и снова вечер подходит...

– Але, – по-детски пропищала телефонная трубка, и Молчун едва не отключился, решив, что попал не туда. – Але, кто это?

– Это я, – сказал Молчун не очень уверенно. Только так – "я" – он и мог представиться, настоящего его имени Мышка наверняка не знала, а представляться кличкой Молчун так и не привык. Поэтому он добавил для ясности: – Ты просила позвонить. Вчера, у Стаса...

Трубка помолчала, а потом прошептала:

– Хорошо... Приезжай ко мне.

В Кунцеве шел дождь, Молчуна пару раз обрызгали торопливые машины, так что до Мышкиных дверей Молчун добрался в не самом лучшем расположении духа.

– Я только встала, – сообщила Мышка. – Ты проходи, садись... Я сейчас.

– Ага, – запоздало ответил Молчун, когда Мышка уже выпорхнула в другую комнату.

Как и было велено, Молчун прошел и сел. Он сел на могучий диван, занимавший в комнате господствующее положение, и стал осматриваться. Квартира явно была съемная, и значит, мебель тут стояла не Мышкина, а хозяйская. А хозяин, наверное, был мужчиной видным – для такого и подходили все эти громоздкие вещи, но никак не для розовой душистой Мышки. От нее здесь было цветастое покрывало на диване, еще какие-то салфеточки да разбросанные по подоконнику аудиокассеты.

– Вот! – Мышка опустила на диван рядом с Молчуном картонную коробку.

– Это что? – спросил Молчун, прочитав надпись на боку коробки – "Ариэль".

– Это Милкины вещи.

Руки Молчуна почему-то сразу метнулись к этой коробке, будто Молчун был ребенком, а коробка – новогодним подарком. В последний момент Молчун затормозил и лишь слегка тронул серый картон, а не полез внутрь по локоть.

– Откуда это? – спросил Молчун.

– Из ее квартиры, – сказала Мышка, присаживаясь на диван по другую сторону коробки. – В ту ночь... Точнее, уже утром... Я была в офисе, и Галя сказала мне: "Срочно мчись к Миле домой и забери оттуда все бумаги и записные книжки, где может упоминаться наша контора. Ежедневники, визитки и так далее..." Я взяла такси, поехала туда, собрала все бумажки... Ну и вот они перед тобой. Я знаю, что Стас велел тебе разобраться с теми, кто убил Милу и Кристину. Может быть, это поможет тебе?

– Почему ты думаешь, что от этого может быть какая-то польза? – спросил Молчун, медленно открывая коробку и заглядывая внутрь. Действительно, какие-то бумажки, открытки, журналы... Мышка, похоже, сгребала все подряд. – Почему ты думаешь, что есть какая-то связь между ее бумажками и тем, что с ней случилось? Говорят, что это дело рук маньяка...

– Я не знаю, что там говорят, – вздохнула Мышка. – Говорить можно что угодно. Ты не удивишься, если я скажу тебе, что немного порылась в этой коробке?

– Ну... – задумался Молчун.

– Галя же мне не сказала, что дальше делать с этими вещами. Я привезла их домой, поставила коробку под шкаф... Там она и стояла, пока я вчера тебя не увидела.

– И что же ты там нарыла? – спросил Молчун, вытаскивая из коробки небольшой фотоальбом. Под альбомом виднелась маленькая записная книжка, журнал "Вог", несколько отдельных листков бумаги, общая тетрадь... Молчун стал листать фотоальбом и сразу даже не понял, какое отношение имеют эти снимки к Миле – там были какие-то дети в белых блузках, девочки с бантиками... Потом только Молчун догадался, что это детские фотографии Милы, но ее лицо среди прочих он сумел узнать лишь на самых последних страницах, где была уже не девочка, но девушка лет шестнадцати. Но все же еще не двадцатилетняя молодая женщина с высокомерным выражением холеного лица. Бывшая натурщица, несостоявшаяся модель, состоявшаяся проститутка...

– Так что же ты тут нарыла? – повторил Молчун, разочарованно бросая фотоальбом обратно в коробку. – Что тут есть такого?

– Ты просто не там смотришь, – вкрадчиво произнесла Мышка, поддернула рукав своего роскошного халата и запустила тонкую гладкую руку в коробку. Потом эта рука появилась снова, уже с добычей – женский любовный роман в мягкой обложке. Молчун скептически поморщился, но Мышка сказала "Ап!" и жестом профессиональной фокусницы извлекла из книги небольшой прямоугольный предмет, оказавшийся при ближайшем рассмотрении поляроидным снимком.

– Смотри, – просто сказала Мышка, и Молчун взял снимок в руки. Изображение будто бы испугало его – Молчун дернул головой назад, онемел, стиснул зубы...

– Что скажешь? – тихо спросила Мышка.

Молчун ничего не мог сказать. Он смотрел и смотрел на снимок, постепенно понимая, что именно такая реакция со стороны зрителя и планировалась автором снимка: смотреть, не отрывая глаз...

Смотреть на сидящую в кресле девушку. Когда она была жива, ее звали Мила Михальская. Странно было видеть ее с таким выражением лица – холодного высокомерия не было и в помине, напротив, она улыбалась чуть заискивающе, как бы говоря: "Ну видите, я стараюсь, я на самом деле хочу, чтобы мною остались довольны..."

Из одежды на Миле был лишь черный бюстгальтер, немного поменьше размером, чем требовалось для ее груди. Вероятно, и эта деталь была неслучайной, а заранее продуманной фотографом. Черная ткань, врезавшаяся в нежную кожу, – это приковывало взгляд.

Главная же ловушка для взгляда заключалась в другом – ноги Милы были широко разведены в стороны, однако между ног лежала маленькая аккуратная ладошка девушки. Мила выполняла этот жест просто и естественно, и фотография была бы тоже простой и естественной, если бы не одно обстоятельство.

На фотографии присутствовали еще двое – юноша и девушка, совершенно обнаженные, простирающие друг к другу руки. Они были вытатуированы на внутренних сторонах бедер Милы – юноша на правом, девушка – на левом. Татуировки были небольшими по размеру, однако лица и другие детали были выполнены довольно подробно. Мила сидела так, что было непонятно, то ли она демонстрирует себя, скромно прикрывающую ладонью интимные места, то ли она демонстрирует татуировки на своем теле.