Ориэлла, стр. 66

— Боги, как же ты должна презирать меня! — прошептал он. Мара опешила.

— Это почему же?

— Потому что я ни на что не гожусь. Я бесполезный трус — я могу только ныть, как девчонка, и заставлять всех носиться вокруг меня. Но ты — ты воин, ты мужественная — я знаю, какая ты мужественная! Ты никогда бы не позволила себе опозориться вот так и разрыдаться.

— Плохо же ты меня знаешь, — хихикнула Мара. — И часа не прошло, как я заливалась слезами в соседней комнате. Д'Арван захлопал глазами.

— Правда?

— Ну конечно, глупыш. До нас дошли злые вести — предательство, гибель друзей, — да и помимо этого тебе пришлось пережить еще много потрясений. Здесь, в безопасности, мы должны дать волю своим чувствам, — потом будет поздно. Нет ничего зазорного в том, чтобы нуждаться в участии — и принимать его, Д'Арван. А участие сейчас нужно нам обоим. — С этими словами Мара опустилась на пол рядом с юным магом и обняла его. Д'Арван спрятал от нее лицо.

— Как ты можешь касаться меня, — пробормотал он. — Ты же даже не знаешь, кто я такой.

— Проклятие! Я точно знаю, кто ты такой — знаю уже давно. Ты застенчивый и добрый, ты любишь музыку и цветы, и ты самый замечательный лучник, какого мне доводилось видеть. Честно говоря, когда ты впервые попробовал мой лук тогда, в гарнизоне, и сказал мне, что у тебя есть дар оружия, я тебе не поверила. Значит, в одном ты уже мастер. Ты можешь общаться с волками, а Эйлин уверена, что ты превосходно справишься с магией Земли — и кто знает, какие еще таланты ты мог унаследовать от отца? Я знаю, кто ты, Д'Арван. Ты действительно кое-чего стоишь!

Началось с того, что она просто успокаивала его. Мара говорила и говорила, и постепенно Д'Арван расслабился, его руки медленно сомкнулись вокруг нее. К удивлению девушки, это придало спокойствия и ей, и она поймала себя на том, что думает, каким привлекательным он начал ей казаться в последнее время. «Стой! — предупредил девушку голос рассудка. — Это безумие. Вспомни, что случилось с Ориэллой и Форралом!» Но Мару это не заботило. У нее не было никаких иллюзий насчет положения, в которое они угодили, и ей вдруг показалось, что, быть может, для них обоих это последняя возможность.

— Ты знаешь, — шепнула она, — что ты самый красивый мужчина, какого мне доводилось видеть? — И поцеловала его. Маг застыл, не ответив на поцелуй, и вдруг отшатнулся от нее.

— Нет! — вскричал он. — Я не могу! Чувствуя себя крайне глупо, Мара постаралась с честью выйти из этого положения.

— Так плохо, а? — спросила она, пожав плечами. Д'Арван залился краской.

— Мара, нет! Я хочу сказать — не думай… Это не из-за тебя…

— Ну, это тоже в некотором роде участие. — Похоже, ее попытка только ухудшила дело. Юноша отвернулся, избегая встречаться с ней глазами.

— Прости… — пробормотал он. — Я не могу. Я хочу сказать, я никогда… О проклятие, я даже не знаю, с чего начать! Мара улыбнулась.

— Если хочешь, — мягко сказала она, — я с удовольствием научу тебя.

Сначала он был очень неуклюжим — неуклюжим, неловким и болезненно застенчивым. Но Мара умела ждать. Нежно, неторопливо она поощряла и направляла его, и выражение блаженства на лице Д'Арвана — сначала от удовольствия, которое она доставляла ему, а потом, когда она научила его, от удовольствия, доставленного ей, — было более чем щедрой наградой. Когда в окошко заглянул рассвет, Мара увидела сияющее лицо юноши и почувствовала, как ее наполняет нежность, такая сильная, что у нее перехватило дыхание. Девушка была очень разборчива в выборе прежних любовников, но ни один из них не будил в ней такого чувства.

Она протянула руку и коснулась его лица.

— Ну вот, — сказала она. — Теперь мы знаем еще кое-что, на что ты годишься.

Д'Арван вспыхнул, но глаза его засветились от удовольствия.

— О Мара, я никогда не мечтал… Мара, ты ведь не вернешься в город, правда? Теперь я с тобой ни за что не расстанусь! Мара нахмурилась, понимая, насколько это усложняет дело.

— Д'Арван, — мягко сказала она, — придет время, когда мы должны будем сражаться. Ты ведь знаешь это, правда? К удивлению девушки, маг спокойно поглядел ей в глаза.

— Я знаю и готов к этому, — сказал он. — Мне трудно объяснить, но после того, как мой.., после того, как Деворшан предал меня, мне казалось, что я потерял смысл существования. Я чувствовал себя опустошенным. Теперь все изменилось. — Он улыбнулся. — Впервые в жизни я ощущаю себя свободным, цельным существом, и у меня есть за что бороться! Но какой бы ни была наша борьба, мы должны вступить в нее вместе. И если тебе действительно необходимо вернуться в Нексис, моя магия может и подождать. Я могу стрелять из лука, ты же знаешь. И у меня самый лучший учитель во всем.

Мару поразили его слова. Наконец она смогла говорить:

— У меня есть тысяча причин, чтобы вернуться, — сказала она. — Но почему-то… Ну, может, будет лучше, если я останусь на время. Кажется, фея считает, что мне нет смысла возвращаться в Нексис, хотя я и чувствую себя виноватой в том, что бросила свой пост. Но я не хочу оставлять тебя, радость моя. Возможно, нам удастся придумать способ сложить наши таланты против Владыки — если, конечно. Эйлин одобрит наше желание. Хотя, возможно, она придет в ужас и немедленно вышвырнет меня из Долины.

— В таком случае, — твердо сказал Д'Арван, и голос его вдруг весело зазвенел, — ей придется вышвырнуть нас обоих.

Когда утром их нашла Эйлин, они спали, свернувшись вместе на смятой постели, словно котята. Кожа Д'Арвана казалась очень белой, особенно по сравнению с загорелым выносливым телом Мары. Юноша улыбался во сне. Коса воительницы растрепалась, и ее длинные волосы укрывали обоих. Фея долго и печально смотрела на них.

— Только не это, — вздохнула Эйлин и, беспомощно пожав плечами, возвела глаза к небу. — О боги, — прошептала она. — Зачем вы допускаете это снова? Теперь я в ответе за всех троих.

Глава 17. КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Фонарь раскачивался на вбитом в потолок крюке в такт движению корабля, и тусклый круг света с гипнотическим постоянством метался взад и вперед по дощатому полу и стенам. Ориэлла сидела, скрестив ноги, в центре крохотной каюты и поддерживала свой щит, чтобы укрыть судно от мощной и злой воли Миафана. Время от времени она чувствовала, как тяжесть его мысли давит на щит, и затаив дыхание, ждала, пока невидимый луч не удалится в сторону, в бушующие океанские волны. И все чаще и чаще, несмотря на опасность, несмотря на то, что волшебница специально выбрала такое положение, при котором обязательно свалилась бы и проснулась, если бы задремала, она чувствовала, как веки ее начинают смыкаться, словно налитые свинцом.

Ориэлла бодрствовала уже вторые сутки. Первая ночь прошла благополучно, но волшебница почти иссушила все источники своей магической силы, стараясь не заснуть и поддерживая щит, а большую часть дня они с Анваром провели на палубе, вдыхая бодрящий морской воздух, пока взгляды и невнятное бормотание матросов, которые наглели все больше, не заставили их опять спуститься в каюту. Сара по-прежнему отказывалась с ними разговаривать и сидела, скорчившись, на кровати, погруженная в свою кислую обиду, так что, по крайней мере внешне, в их тесном пристанище царил мир. По молчаливому согласию они избегали говорить о том, какое отношение имеет Анвар к жене Ваннора, хотя Ориэлла сгорала от любопытства. Потом она настояла, чтобы Анвар немного поспал, пока она еще может быть уверена, что не заснет. Он примостился рядышком, но во сне ворочался и стонал, словно тоже чувствовал мощь ищущей воли Миафана, который время от времени был опасно близок к тому, чтобы их обнаружить. Ориэлле не хотелось будить юношу, но, когда ее свинцовые веки все-таки сомкнулись, и она едва не заснула, она поняла, что другого выхода нет.

— Анвар, — прошептала она, расталкивая его. — Анвар, мне нужна твоя помощь.

— Хорошо. — Он выглядел бледным и измученным, его небритое и грязное лицо осунулось и посерело от усталости. «Неужели я тоже такая страшная?» — подумала Ориэлла. Он передал ей флягу с водой, потом напился сам, — Он все еще преследует нас? Девушка кивнула.