Глаз вечности, стр. 47
Но даже несмотря на мучительную отчетливость подобных видений, слуга Серимы до сих пор не верил, что все случившееся – правда. Ему и прежде снились яркие, неотличимые от жизни кошмары – с кем не бывает, верно? Ну, вот и гибель старика – лишь сон, ничего более.
Но сердце кричало ему: лжешь!
«Святой Мириаль, я не хотел убивать! Чего бы я только ни дал, чтобы повернуть время вспять и загладить вину!»
И что теперь? Нож потерян: молодой человек обронил его в солому, когда бежал с конюшен без оглядки. Не возвращаться же назад за оружием! Это навлечет ненужные подозрения, да и просто глупо. Они уже обыскали место преступления. Клинок не могли не обнаружить. Значит, Аркану известно, что злодейство совершил кто-то из тиарондцев, прибывших с Тормоном.
Еще немного, и он возьмется допрашивать каждого!
До сих пор Пресвелу удавалось вести себя тихо; время от времени перемещаться, не привлекая особого внимания, из немноголюдных покоев в коридоры, где люди были слишком заняты, чтобы пялить глаза по сторонам. В конце концов передвижения завели его на плоскую крышу, продуваемую всеми ветрами. Поеживаясь от холода, молодой человек увидал с высоты, как возвращается леди Серима с всадниками, и его сердце бешено заколотилось. На какой-то краткий, безумный миг слуге захотелось броситься к хозяйке и признаться в содеянном. Она защитит, она всегда знает, что делать.
Но так ли это? С какой стати Сериме принимать его сторону? Разве не разошлись их дорожки, когда Пресвел до беспамятства увлекся Рохаллой, забыв о своих прямых обязанностях, а благородная леди связалась с этими дикарями, будто всю жизнь провела среди проклятых торфяников с племенем Аркана? В последние два-три дня пылкий дурак пренебрегал Серимой на каждом шагу, оказывая столь открытое непочтение, что гнев хозяйки стал бы заслуженной карой.
Бремя ужасной тайны оказалось невыносимым, однако с кем же его разделить? С ненаглядной Рохаллой? Еще чего! На нее тоже нельзя полагаться. Нет, лучше пойти к леди. Но она выдаст его горцам. Как же иначе? Ведь когда отыщется нож, подозрение падет на всю группу, в том числе и на возлюбленную. Так что же, сознаться во всем самому?
«Не могу. Нет! Они казнят меня. Это был несчастный случай, я не хотел, и сейчас отчаянно раскаиваюсь, но кто поверит? А если и поверят, кому будет дело до этого? Варвары жаждут лишь одного – расплаты! Невежественные дикари, где им знать, что такое снисхождение? Ну почему это стряслось именно со мной!»
Пресвела обуял приступ исступленной ярости. Зачем, ну зачем только обстоятельства вырвали его из привычной, безопасной, полной смысла жизни в родном городе, загнав в эту забытую Мириалем глушь? А этот дурень торговец, он тоже хорош: нашел, куда притащить их, в самое логово диких зверей! И Серима – да как она смеет общаться с этим быдлом на равных? Ну и, конечно, ненавистный Сколль! Дернуло же его волочиться за Рохаллой по пятам, точно влюбленная собачонка!
«Это мальчишка во всем виноват! Все они виноваты! Я здесь ни при чем! Я жертва, потому что очутился в неподходящий час в неподходящем месте!»
Нет, но Рохалла! Что, разве она чиста? Не надо было поощрять юнца пускать слюни! С виду такая целомудренная, просто ангел, а на самом деле такая же распутница, что и прежде. Забыла, из какой грязи Пресвел ее вытащил?
Внезапно его осенило. Еще есть надежда спастись. И отомстить за себя. Пусть не всем, хоть кому-то одному. Действовать следует быстро и ловко. Слуга Серимы непременно выпутается из этого кошмара. Доказательства состряпать недолго. И аккуратненько спихнуть вину на товарища. А то и нескольких.
Озябший Пресвел лучезарно улыбнулся небесам. Ответ найден. Дело за малым. Осталось решить, кто из них.
18
ВИФАНГ
Все утро Аморн притворялся перед самим собой, будто занят другими делами. Но рано или поздно все мысли возвращались к одному: к последнему сообщению Вауре. Никому не известный юноша проник сквозь магическую преграду, заодно выпустив на Гендиваль ак'загаров. Досадно, что и говорить, но не это главное. Ужаснее всего причина, побудившая молодого человека совершить недозволенный поступок. Грим мертв. Просто немыслимо.
«Хоть бы одну добрую весть получить для разнообразия! Я что, прошу слишком многого?»
Гибель старого товарища поразила архимага в самое сердце. Аморну вспомнились годы, проведенные в Каллисиоре под личиной Блейда, командира Мечей Божьих. В то время изгнанник изводился от нестерпимого одиночества. Он сам оградил себя от любой близости, чтобы ненароком не выдать тайны своего происхождения – это помешало бы воздвигнуть новый оплот власти в Тиаронде. Да, таково было его желание, но видит небо, отступник жестоко мучился! Заставляя попутно страдать окружающих… Никто не ведал, что под непробиваемой броней равнодушия и беспощадности таятся, ожидая своего часа, простые человеческие страсти.
Но вот отступник возвратился в Гендиваль, окунулся в забытое прошлое; теперь его окружали прежние друзья, и что же? Стальной щит стал давать трещины! Чувствуя себя нагим и предельно уязвимым, подобно крабу, вытащенному из панциря, Аморн как никогда нуждался в поддержке доброго соратника.
И тут судьба наносит ужасный удар. Лучше бы умер тот неизвестный юноша, а не Грим, шептало сердце, ослепленное горем.
«Сколько раз он просил у меня разрешения вернуться, а я все откладывал! Согласись я вовремя, товарищ остался бы в живых».
Удручало и то, как неприязненно они расстались. Угораздило же обоих поссориться из-за этого мальчишки-тиарондца. Грим заподозрил архимага в нечестных намерениях, тот вспылил. Тяжко терять друзей, не успев даже примириться, попросить прощения. Теперь уже ничего не исправить.
Аморну хватало здравого смысла осознать, как бесплодны и даже разрушительны эти горестные раздумья, и все же он с трудом удерживался от того, чтобы не впасть в бездну безнадежного уныния и жалости к себе. Не время горевать. Силы нужны ему для другого. Завесы неостановимо рушатся, судьбы целого мира в руках чародеев!
Отступник трудился, точно каторжный. В самом деле, он не покидал стен рабочего кабинета с прошлого утра – то есть с тех пор, как впервые вошел туда. Отправляя прочих соратников ко сну, сам он провел всю ночь над картами, сводками донесениями из иных земель. Задача стояла не из легких: выяснить, как может слабая, жалкая кучка чародеев противостоять бедствиям и крушению целой планеты.
Аморн все чаще думал о прежнем архимаге. Влияние Кергорна ощущалось повсюду. Многие беды не привели бы к столь плачевным последствиям, если бы не его преступное невмешательство.
«Держись, кентавр, не умирай! – злорадствовал отступник. – Ты еще увидишь, как сильно заблуждался, отказываясь прибегнуть к помощи древних знаний, не вместившихся в твой ограниченный умишко. Тебя и самого уже не было бы на свете, если б не целебные устройства, в использовании которых нуждались так многие, но в свое время получили отказ!»
В общем-то, Аморна вполне устраивало, что свергнутый архимаг еще жив. В будущем это вызовет определенные неудобства, но нынче отступнику даже на руку пустопорожние надежды сторонников прежнего курса. Чем бы дитя ни тешилось… К примеру, та же Сивильда наверняка уже попыталась бы свернуть самозванцу шею – а так сидит себе в лечебнице, ухаживает за мужем, все при деле.
К тому же чем глубже вникал новый архимаг в безумные несчастья, охватившие мир, тем отчетливей понимал Кергорна. Соблазн махнуть на все рукой, прикрываясь громкими речами о невмешательстве, и впрямь оказался велик. Лишь тренированная воля пресловутого лорда Блейда удерживала отступника за работой, да в придачу сознание ужасной цены, заплаченной за сбывшуюся мечту всей его жизни.
Хотя нет, имелось еще кое-что. Аморн боялся. В этих краях, где каждый первый умеет читать чужие мысли, как долго удастся ему сохранить тайну растревоженной совести? Ведь именно отступник невольно сделался причиной всех горестей, постигших землю.