Глаз вечности, стр. 27
Сколль сидел в ногах умершего, глядя перед собой огромными почерневшими глазами, и трясся всем телом.
– Я думал, это ты, – шептал он.
Дарку хотелось спросить, узнал ли тот злодея, но следовало торопиться. Учитель прав: не время нежничать.
Впившись взором в глаза юноши, колдун коснулся его лба указательным пальцем и усилием мысли проник в разум Скол-ля. Почти как тогда, с мальчиком, которому Дарк помог уйти из этого мира. Только на сей раз молодого человека интересовала полная власть над чужой волей. Он искренне жалел парнишку и презирал сам себя, но иного выхода не оставалось. Сколль сопротивлялся – неуклюже, зато со всей мощью отчаяния. Однако что он мог противопоставить умениям, талантам и силе ума колдуна?
Безобразная схватка закончилась быстро. Дарк скрутил волю парня и, поместив ее в укромный уголок своего мозга, заточил там до лучших времен. Отныне Сколль всецело подчинялся новому хозяину. Неожиданно глаза жертвы утратили всякую живость, сохранив лишь выражение безнадежного страха. Колдун склонился над бочкой и сделал несколько долгих, жадных глотков.
– Прости меня, Сколль. Скорее седлай кобылу, мы уезжаем.
Дарк нашел собственного, серого в яблоках, скакуна рядом с белоснежным жеребцом наставника. У седел были привязаны дорожные сумки и громоздкий тюк с вещами для парнишки. Колдун вскочил на коня и, повинуясь внезапному порыву, отвязал скакуна Грима. Пусть едет с ними, хоть какое-то напоминание об ушедшем учителе.
Сколль собрался в путь в мгновение ока.
– Следуй за мной и веди себя тихо! – приказал Дарк, подкрепив повеление всей мощью своей воли. Ему хотелось заверить парня, что тот благополучно вернется к своим друзьям, но Грим ничего не обещал на этот счет.
«Мне неизвестна даже собственная участь! Легко было наставнику разглагольствовать, будто Тайный Совет примет меня в свои ряды, но как там обернется – это еще бабушка надвое сказала».
И путники двинулись между длинными рядами стойл. Молодой колдун не мог не бросить прощального взгляда на распростертое тело учителя. Печальное зрелище разрывало сердце, но в то же время наполнило его холодной решимостью.
«Я оправдаю твои надежды, Грим. И не забуду тебя, пока бьется мое сердце».
Аркан не видел смысла в том, чтобы охранять конюшни изнутри. Однако снаружи двор крепости до внешних ворот всегда был забит стражей. Дарк припомнил, как учитель облекся в мираж и невозмутимо миновал часовых у двери вождя. Но это наставник – к тому же от молодого колдуна требовалось совершить подобное чудо для трех лошадей и двух человек, один из которых свирепо сражался против его власти.
«Где бы ты ни был, Грим, надеюсь, ты поможешь мне».
Темный задул фонарь и осторожно выглянул во двор. Ледяной вихрь ударил в лицо, грозя содрать кожу заживо, и едва не вырвал створку двери из рук. Ветер крепчал, мелкая крупа превратилась в град. Ладно, зато в этом шуме никто не услышит топота копыт. Сосредоточенно закусив губу, колдун окутал себя, коней и спутника покровом волшебных чар. Теперь посторонний глаз не заметил бы – по крайней мере не должен был заметить – ничего, кроме ночных теней и ураганных завихрений града. Дарк распахнул дверь и пустил Сколля вперед.
Создание миража требовало страшного напряжения. Голова просто раскалывалась, а крепко стиснутые челюсти вскоре заныли. Магическая пелена словно вытягивала силы из своего творца, питаясь ими. Молодой человек мелко дрожал. Он не знал, как долго еще протянет. Поначалу беглец намеревался робко прокрасться вдоль стены, теперь же передумал и направил коней прямо через двор. Так они и поскакали – Сколль на гнедой по левую руку от колдуна, белый жеребец Грима по правую, стараясь держаться ближе друг к другу.
Расчеты Дарка оправдались: стражники попрятались от непогоды, и проезд оказался совершенно свободен. Но была и неприятная неожиданность. Воины Аркана укрылись не где-нибудь, а под аркой внешних ворот. Вот и выбирайся, как хочешь. Тьфу ты! Что же дальше?
Неожиданно вспомнились слова учителя: «Ты не поверишь, мой мальчик, но мираж нужен лишь в исключительных случаях. Чаще достаточно отвлечь внимание людей – и ты уже невидимка».
Лихорадочно обдумывая положение, колдун посторонился вправо от внешних ворот. Затем сосредоточил волю на телеге, брошенной у входа на конюшни. Мозг молодого человека чуть не вскипел от натуги: ведь Дарк решил поджечь подводу изнутри, а дерево было сырым и промерзшим. При этом приходилось удерживать в подчинении Сколля и сохранять чары невидимости. В душу закралось жестокое сомнение. Не много ли он на себя взял?
И вдруг над телегой взвились яркие языки пламени. Они ярко заполыхали, несмотря на ветер и град. Послышались крики и проклятия; стражники толпой повалили из-под арки тушить ревущий огонь. Дарк мгновенно кинулся к воротам, зная, что в его распоряжении самое большее пара минут. Массивный засов поднимали обычно двое мужчин; но страх, что подстегивал колдуна, пронзая тело холодными молниями, придал ему недюжинную силу. Когда задвижка покинула скобу, облегчение молодого человека граничило с блаженством. И тут он уронил ее. Грохот железа, многократно отраженный сводами арки, ясно прозвучал в ночи, перекрыв завывания ветра. Раздались изумленные вскрики и топот бегущих ног. И только сейчас Дарк осознал, что покров невидимости утрачен.
– Пошла-а! – Он звучно шлепнул гнедую Сколля, и та полетела стрелой.
Приземистые кони с большим трудом нагнали быстроногую кобылицу.
«Стражникам придется оседлать лошадей, – прикинул беглец. – На это уйдет время. Им нипочем не найти нас в эту жуткую бурю».
Истощенный, издерганный, не оправившийся от горя – он вдруг расхохотался во все горло.
«Эй, я сделал невозможное! Удрал из крепости! Под самым носом у стражи!»
Но это лишь первый шаг на долгой, утомительной дороге.
Торжествующий смех оборвался так же внезапно, как начался.
Что же теперь? Бешеная ночная скачка сквозь ураган и град. Не теряя власти над рассудком Сколля, обойти все дозоры горцев. И если беглецы доживут до утра – разыскать Завесу, каким-то невообразимым способом проникнуть сквозь нее, а дальше совсем просто: попасть в долину, которой Дарк ни разу не видел, и убедить толпу чужаков принять его в свои ряды! Всего-то!
«Но Грим сказал, что верит в меня всем сердцем. Надеюсь, он не ошибся».
11
ЭСМЕРАЛЬДА И ВОЛШЕБНАЯ ОВЕЧКА
Весь день Тормон сторонился своих товарищей. Не только из-за перебранки с леди Серимой, хотя из-за нее тоже. Нынче, когда все эти погони, сражения и поиски подошли к концу, на торговца впервые с полной ясностью обрушилось сознание страшной потери. Канелла, любимая супруга, мертва – это невыносимо, но остатки дней он проведет безутешным вдовцом. Если Тормон выживет в наступившей передряге – а он обязан уцелеть ради Аннас, – впереди ждут долгие годы унылого, беспросветного одиночества. Где взять сил, чтобы одолеть их, чтобы поставить на ноги крохотную дочурку? Окружающая суматоха ни капли не волновала торговца; он замкнулся в четырех стенах, оставшись наедине с горем.
Наконец в коридоре послышались шаги и детский голосок, похожий на птичий щебет. Тормон вытер ладонью влажные глаза и поднялся от камина. Девочка еще в дверях отпустила руку Рохаллы и кинулась на шею отцу:
– Пап! Куда ты подевался? Я так соскучилась! А мы столько сегодня успели! Знаешь, где мы гуляли? На самой крыше, только там холодно, тогда мы спустились вниз и помогли мальчикам собирать землю для костров. Правда, здорово, что можно топить землей, без дров, без угля? И мы навестили Руску и Аврио, а еще я оставила свое яблоко для Эсмеральды, и мне дали погладить овечку, а потом…
– Стой, стой! Дай перевести дух! – взмолился торговец. Обнимая дитя, он бросил благодарный взгляд на Рохаллу.
Пока Тормон тут страдал и жалел себя, эта молодая женщина занималась его работой: развлекала девочку, не давая ей возможности увязнуть в том же омуте тоски.