Голоса ночи, стр. 3

Мэгги вынуждена была ходить с опущенной головой, опасаясь возмездия и избегая те места, где любили собираться его головорезы, так как Дэнни, конечно, включил ее в черный список, хотя пока не сказал об этом. Когда ее лишили ангажемента в спектакле «Танец наяды» за то, что она чем-то огорчила некого важного джентльмена, и больше никто не приглашал ее на роли, легко можно было догадаться, кто стоял за этой внезапной опалой.

Мэгги вздохнула и устало потерла глаза.

– Мистер Хокинс не хочет даже видеть меня, а когда я все-таки прорвалась к нему, он отвернулся и сказал, что у него нет вакансии для еще одной комической певицы. Я пыталась убедить его, что могу исполнять любые другие роли, но он заявил, что ему не нужна актриса, вызывающая раздражение у джентльменов.

– И все? – Темно-синие глаза Салли помрачнели при воспоминании о прошлом. – Мэгги, тебе не следовало…

– Не учи меня. Я сама знаю, что должна делать, а чего не должна, – резко оборвала ее Мэгги и, повернувшись, быстро зашагала по направлению к Тоттнем-Корт-роуд. Она услышала шаги Салли позади, легко распознав ее семенящую походку. – Мы остались без денег, Салли. Гарри не имеет работы вот уже несколько дней, Нэн пьянствует вместо того, чтобы заниматься уличной торговлей с тележки, а Фрэнки я не вижу уже целую неделю. Нам нечем платить за жилье. Если я не придумаю что-нибудь, старая вдова Меррик выкинет всех нас на улицу, и тогда нам придется делать все, что угодно, так как у нас не будет другого выбора.

Они достигли оживленной улицы, и Мэгги, прячась в толпе, зашагала к Черч-лейн. Она услышала позади сопение и поняла, что Салли плачет. Мэгги попыталась игнорировать этот звук.

– Ты никогда раньше не торговала собой, Мэгги, – сказала Салли. – Ты не знаешь, что это такое… Не знаешь, каково терпеть всех этих мужчин, пыхтящих и сопящих на тебе…

Мэгги остановилась и повернулась к подруге так резко, что та едва не столкнулась с ней. По обеим сторонам от них продолжал двигаться людской поток, но Мэгги не замечала этого.

– Я не намерена продаваться кому попало на рынке, Салли. Я постараюсь начать свое дело, понятно! И буду непосредственно заниматься им только тогда, когда это доставит мне удовольствие.

– Я не позволю тебе делать это ради меня…

– А ради Молл? А как насчет маленького Джо? – сердито спросила Мэгги. – Разве они заслуживают того, чтобы жить на улице из-за твоих принципов?

Салли искренне расплакалась, и из глаз ее потекли слезы, оставляя светлые полосы на грязных, покрытых рубцами щеках.

– Молл и Джо – это проблема Нэн, а не твоя. Ты моя лучшая подруга, Мэгги, и я не могу оставаться спокойной, зная, что ты собираешься сделать с собой.

Мэгги тоже хотелось плакать, но она сдержалась.

– Ты знаешь, я не могу бросить их на произвол судьбы, – пробормотала она, притягивая к себе Салли и неловко обнимая ее. – Мы были вместе в течение нескольких лет. Они стали моей семьей.

– Да, они привязались к тебе, – тихо согласилась Салли.

Носильщик с ящиком на спине грубо выругался, протискиваясь мимо них, и Салли тяжело вздохнула, когда Мэгги повернулась и продолжила движение по улице.

– Что ты собираешься делать сейчас? Это был последний театр, и больше ничего нет в округе на расстоянии пяти миль, учитывая даже дешевые балаганы.

– Я собираюсь пойти в такой музыкальный театр, где Дэнни не доберется до меня, – твердо сказала Мэгги. – В оперу. Перл сообщила, что узнала о моих проблемах и может устроить мне прослушивание. Вот увидишь, все будет хорошо. Если я стану оперной певицей, представляешь, сколько денег у нас будет!

В ее голосе звучала уверенность, но она понимала, что возможен отказ, который лишит ее всех надежд и последних шансов осуществить свою мечту. Ее голос был недостаточно хорош для оперы четыре года назад, и с тех пор ничего не изменилось. Но что ей оставалось, кроме как попытаться снова? В другие театры вход для нее закрыт.

Однако если и на этот раз она опять потерпит неудачу, ей придется исчезнуть в Саутгемптоне, или в Лидсе, или в каком-то другом городе, чтобы избежать позора. Это единственное, что оставалось сделать в такой ситуации.

Глава 2

Ковент-Гарден. Несуразность этого места всегда поражала воображение Чарлза. Покрытые слоем сажи особняки с классической архитектурой, окружавшие мощенную плитами площадь, уже начали приходить в упадок в связи с явным обеднением владельцев, которые тем не менее старались сохранять аристократические замашки. Здания, построенные в итальянском стиле, выглядели довольно нелепо среди массы людей, являющихся по всей своей сущности британцами. С одной стороны возвышался собор Святого Павла со строгими романскими чертами, а в центре площади, наполненной шумом, хаосом и беспорядочной оптовой торговлей овощами и цветами, расположились три параллельные крытые аркады.

Останавливаться здесь не было смысла, поэтому карета Чарлза свернула за угол к Королевскому итальянскому оперному театру. Однако суматоха рынка всегда привлекала Кроссхема, и сейчас особенно, когда он немного остепенился.

Чарлз открыл дверцу кареты и, минуя ступеньки, легко ступил на тротуар, давя разбросанную упаковочную солому и прочие отбросы. На площади перед ним растянулось около полусотни ларьков, принадлежащих тем торговцам, которые не имели ни большого количества товаров, ни средств, чтобы занять желанные места в аркадах. Их прилавки были на три четверти пусты в это позднее время дня, однако рынок все еще был заполнен оптовиками, торговцами зеленью, носильщиками, бакалейщиками, лоточниками и цветочницами, а также прочими слоями низшего общества. Все они могли бы служить удобным объектом исследования для социолога.

Чарлз, обходя ларьки, пробрался к центру рынка и вошел в галерею между двумя арками. В это время года отсутствовали свежие овощи, тем не менее недостатка в товарах не было. На открытом холодном воздухе лежали лук, репа, картофель, пыльные после хранения в ящиках. Кроме того, прилавки заполняли искусственно выращенные и заботливо уложенные сочные фрукты вместе с грудами помятых, тронутых морозом товаров, привезенных из теплых стран. Здесь также были выставлены в изобилии дешевые тепличные цветы. Их листья и лепестки были заботливо подвязаны, чтобы выдержать тряску фургона при перевозке, а также атмосферу будущей слишком натопленной гостиной.

Впереди располагался, тускло поблескивая, цветочный зал, представляющий собой лабиринт из железа и стекла. Чарлз увернулся, едва не столкнувшись с женщиной, несущей на голове корзину с яблоками, и вошел внутрь. Здесь, в теплой оранжерее, обосновались поставщики наиболее изысканных дорогих цветов и богатые дамы внимательно выбирали предлагаемые товары с особой щепетильностью, делая заказ для предстоящего обеденного приема или бала. Чарлз ответил поклоном двум из них: графине Рашуэрт, которую, как обычно, сопровождала ее бледнолицая дочь, а также миссис Алджернон Морел, которая вечно жаловалась на здоровье. Затем остановился у своего излюбленного киоска, купил традиционную бутоньерку – скромную, дорогую орхидею с трудно произносимым названием, вышел на улицу и свернул к свежевыкрашенному белому фасаду реконструированного оперного театра, выделяющегося своей чистотой на фоне закоптелых соседних домов.

Чарлз быстро поднялся по ступенькам крыльца и вошел в холл. Мистер Ларсон ожидал его, как обещал, болтая с сэром Натаниелом Дайнсом и лордом Гиффордом. Дайнс и Гиффорд проявляли вместе с Чарлзом любительский интерес к искусству, хотя одна весьма неприятная дама как-то заметила, что их больше интересуют молоденькие актрисы, чем сама опера. Баронет кивнул, когда Чарлз приблизился.

После обмена приветствиями мистер Ларсон почтительно пригласил джентльменов в зрительный зал и повел их в сопровождении неприметного служащего с небольшим фонарем. Они остановились в центре третьего ряда на достаточном расстоянии, чтобы отчетливо обозревать всю сцену. Чарлз подумал, как было бы приятно наблюдать отсюда все представление, вместо того чтобы смотреть вниз из ложи Эджингтонов. Он сел между мистером Ларсоном и Дайнсом и откинулся на спинку кресла.